Алина схватилась за голову. Круг замкнулся! Она начала лихорадочно одеваться. Нужно непременно съездить домой, иначе она сойдет с ума от неизвестности…
Она уже стояла на пороге, когда раздался телефонный звонок. Алина стала шарить в сумочке, но, как назло, мобильник завалился на дно, и когда она поднесла трубку к глазам, сигнал прекратился, но высветился абсолютно незнакомый ей номер.
Пальцы ее тряслись, когда она нажала на кнопку вызова абонента. И сразу узнала этот голос.
– Здравствуй, краля, – ласково прозвучало в трубке. – Не чаял я, что позвонишь. Но куда ж ты денешься? – Тарзан дурашливо расхохотался. – Сами прибежишь или машину за тобой прислать?
– Чего вы хотите? – рассердилась Алина. – Вчера мы, кажется, все выяснили…
– Ой-ей-ей! – преувеличенно тяжело вздохнул Тарзан. – Она выяснила… Ошибаешься, актриска! Ничего мы не выяснили! – Тон его изменился. – Разговор к тебе есть! Жду тебя в ресторане «Тристан и Изольда». Знаешь такой?
– Знаю, – ответила она. И не удержалась, спросила: – Л-Лида у вас?
– Лидка-то? – Тарзан опять мерзко захихикал. – А это как сказать…
– Так и скажите, – отрезала она. – Вы ее выманили из дома, чтобы меня шантажировать?
– А ты умная, – восхитился Тарзан. – Только зачем мне тебя шантажировать, если ты подобру все отдашь.
– А если я в милицию сообщу? Похищение людей – серьезная статья, вы это лучше моего знаете.
– Ой, уморила, – залился смехом Тарзан. – Это кто ж кого похитил?
– Не притворяйтесь, Тарханов, – рассердилась она. – Свято верите в свою безнаказанность? Учтите, со мной это не пройдет!
– Ты, шалава! – Похоже, Алина все-таки разозлила его. – Кончай трепаться! Чтоб через полчаса была в ресторане. А то, знаешь ли, Невестина гора она крутая… Косточек не соберешь!
– Я приеду, – сказала она сквозь зубы, – но при условии, что вы отпустите Лиду.
Она побоялась спросить о детях. Известие, что они тоже в лапах Тарзана, сломило бы ее окончательно. Оставалась хилая надежда, что Илья сдержал свое слово и скоро привезет их в дом Луганцева.
– Жду, – коротко ответил Тарзан и не сдержался, снова хихикнул: – Я ведь сказал, не трону девку, если брыкаться не будешь. Решим все полюбовно, по-людски… И тебе хорошо, и нам – в радость.
Тарзан отключил телефон, а она стояла некоторое время и тупо смотрела на трубку, словно была не в состоянии сдвинуться с места. Затем вернула телефон в сумочку и решительно переступила порог…
* * *
Луганцев вернулся домой поздно. Он слишком устал, чтобы выяснять отношения с Ильей, но весь день кипел от злости. За последние годы он привык к тому, что тот всегда под рукой и готов выполнить любое задание. Но сегодня Илья пропал на весь день, его телефон не отзывался, и он даже не позвонил ни разу, чтобы объяснить свое отсутствие. Конечно, Игорь и без него мог решить любые вопросы, однако его насторожило, что Завьялов не посвятил его в свои дела, как это обычно бывало. И это взбесило Луганцева, потому что в течение дня могли возникнуть всякие обстоятельства, но, слава богу, не возникли, а то бы не сносить Илье головы…
Ни одно окно не светилось в доме, лишь в комнате Елены Владимировны слабо горел ночник. Время приближалось к полуночи, и, чтобы не тревожить домработницу, он почти крадучись прошел в свою комнату. Честно сказать, ему не хотелось встречаться с ней еще по одной причине. Ему было стыдно за свою утреннюю слабость. Ну, не привык он раскрывать свою душу, особенно перед женщинами. Даже Илье не удалось вытянуть из него и малой толики того, что он рассказал Елене Владимировне. А тут, словно кто-то за язык потянул, заставив озвучить самое сокровенное, спрятанное на дне его души.
С одной стороны, это принесло ему облегчение. Игорь наконец-то определился со своим внутренним состоянием. Но, с другой стороны, открыв этот шлюз, он впустил в свое сердце любовь, а это было едва ли не хуже, чем когда он пребывал в смятении. Эта трясина грозила поглотить его целиком, а он абсолютно не сопротивлялся, хотя понимал, что все абсолютно напрасно. Он никогда не посмеет сказать этой женщине о своей любви еще и по той причине, что она жила в другом мире, куда он был не ходок. Блеск драгоценностей и суета вечеринок, легкие нравы и беззаботное порхание по жизни – именно это настораживало его в Алине. Как и большинство российских граждан, он был знаком лишь с глянцевой стороной жизни актеров, а что там внутри – скрывалось для него за семью печатями. Но у него было слишком много работы, чтобы сорвать эти печати. Для этого требовалось время, терпение и желание что-то изменить в своей жизни. А вот этого желания ему как раз и не хватало.
Наконец он почувствовал, что уже не в силах думать о чем-либо, и закрыл глаза. И тут же увидел Алину. В том самом платье, в котором она была на сцене. Она стояла на пороге его спальни и улыбалась. А на руках держала ребенка, на которого то и дело переводила взгляд, ласково касалась его лба губами и слегка покачивала. Ребенок хныкал, а потом вдруг залился плачем. Игорь силился подняться, но тело налилось свинцом, он пытался что-то сказать, но губы его не слушались… А она вдруг сделала шаг назад. И он понял, что сейчас она уйдет. Уйдет навсегда. Уйдет вместе с их сыном…
– Алина! – с трудом, но у него получилось произнести ее имя, и сразу пропала сковавшая его тяжесть. Он сел на постели и с недоумением всмотрелся в темноту. Алина исчезла, и он разочарованно вздохнул. Надо же, впервые она ему приснилась, и он сам же нарушил этот сон. Он потер виски пальцами. Голова гудела, как котел. И детский плач не утихал, звенел в его ушах – единственное, что осталось от этого короткого сна…
Он встряхнул головой, стараясь избавиться от наваждения, и вдруг понял, что ребенок плачет наяву. Игорь прислушался, не понимая, откуда доносится плач. Может, где-то работает телевизор? Но для телевизора он звучал довольно долго – тоненький обиженный плач, перемежаемый короткими всхлипами.
Игорь встал, включил свет и снова прислушался. Быть может, это завывает ветер или скулит подброшенный кем-то щенок? Нет, это не походило ни на то, ни на другое. К тому же плач на короткое время утихал, уступая место едва слышному бормотанию, а затем возобновлялся с новой силой. Луганцев пару минут стоял в полной растерянности. Менее всего он верил в то, что в его доме завелись привидения. Но откуда в нем взяться ребенку? Он взглянул на телефон. Может, позвонить охранникам? Только как он будет выглядеть в их глазах, когда окажется, что этот плач и всхлипы – элементарные слуховые галлюцинации.
Что бы то ни было, нужно самому убедиться, что в доме нет посторонних и этот плач всего лишь порождение его усталого мозга. Он достал из стола фонарик, открыл дверь спальни и прислушался. Плач на долю минуты прекратился и тут же зазвучал с новой силой. В какой-то момент Луганцеву показалось, что он распадается на два голоса.
