— Так, где флэшка?
— Осталась в квартире.
— Там ее нет.
Я фыркнула, насколько позволяла петля на шее:
— Тогда спроси своих подручных. Это Улоф приходил в мою квартиру перерывать в ней все?
Несколько мгновений она внимательно смотрит мне в глаза. Не меньших усилий, чем держаться на цыпочках, мне стоит не отвести взгляд, но я не отвела!
— Можешь не отвечать, это сделает твоя дорогая бабушка. Ее сейчас приведут, и вот тогда вы расскажите все, что я захочу узнать.
— Не трогай бабушку!
Ларс посоветовал:
— Линн, не трать силы на разговоры. Паула, чего ты хочешь?
Тут до меня дошло:
— Паула?! Почему ты называешь ее Паулой?!
Женщина фыркнула:
— Потому что это мое имя.
— Ты… ты Паула?! — Я начала бы задыхаться и без веревки только от ужаса и понимания всего, что произошло.
— Да, Линн, это она.
— Та самая?
— Та самая.
Я чувствовала, что мои пальцы больше не способны держать нагрузку, вот-вот опущусь на всю ступню и задушу Ларса, а он меня. Нет, так нельзя, должен же быть какой-то выход! Вот так подыхать на радость этой убийце?
Держись, Линн, ты же занималась хореографией, умеешь стоять на пальцах. Представь себе, что ты у станка на виду у той самой мерзкой преподавательницы, которая сказала, что ты обыкновенная. Стой, чтобы доказать ей, что все не так! Стой, черт тебя побери! Этим ты сохраняешь жизнь Ларсу.
Анна села на диван. У бабушки дом совсем невелик и гостиная тоже, диван в двух шагах от двери спинкой к ней, а мы в двух шагах от этого дивана. Очень удобная позиция для мучительницы, чтобы наблюдать за жертвами.
Ларс снова попытался отвлечь Анну (или Паулу, теперь я уже не знала, как ее называть):
— Зачем ты пыталась убить Линн? Ведь это ты ее повесила?
— В отместку тебе, за Кайсу и Бригитту. Я не прощаю убийств своих людей.
— Паула, я не убивал Кайсу и Бригитту!
— А кто?
— Хотел бы знать… — пробормотал Ларс. — Я решил, что это ты…
Мне показалось, или Анна слегка растерялась? Может, этим воспользоваться?
Ларс видимо подумал об этом же, он все еще надеялся нащупать слабое место у Анны-Паулы.
— А как ты оказалась здесь и как узнала, что мы спим?
— О, это подарок судьбы! Я приехала, чтобы вас просто перестрелять, а тут такой презент — два дурака, выпившие полбутылки вина со снотворным. Небось, свое шампанское пожалела? Вот и мое вино пригодилось. — Анна хищно усмехнулась мне в лицо, я чуть отшатнулась и натянула веревку, если бы не удержал Ларс, мы бы задохнулись.
— Спокойно, Линн, спокойно. Я держу.
Он держал, но я видела, как уже дрожат его руки, а дышать становилось все трудней и мне, и Ларсу.
Но что-то во всем этом было не так, в связке не так. Несмотря на весь ужас положения, я присмотрелась внимательней и поняла кошмарную вещь: петля Ларса великовата и явно не затягивалась. Он мог вынуть голову из своей петли, но… но для этого ему требовалось потянуть нашу общую веревку в свою сторону, а, значит, просто задушить меня. Все просто: отпустить конец веревки, который он держит в связанных руках, подтянуть свою петлю и вынуть из нее голову.
Вот расчет Анны — меня убьет не она, а сам Ларс!
Но моя-то петля постепенно затягивалась, как бы Ларс ни поддерживал меня на весу, немного погодя я задохнусь все равно.
Было еще одно: я заметила движение в коридоре. Ларсу не видно, а мне заметно. Паула не одна, потому пытаться уговорить ее или как-то освободиться бесполезно. Не она, так те, кто с ней… Кто там, Оле? Наверное, он…
— Ларс, у меня к тебе одна просьба, — я понимала, что просьба, скорее всего, последняя, потом я уже не смогу даже говорить.
— Да, дорогая.
Анна фыркнула:
— Ах, как трогательно!
— Отпусти веревку сразу, резко, ладно? Обещаешь?
Он понял, о чем я. Отпустить резко, чтобы я обвисла всем телом и задохнулась скорей, чтобы не мучиться долго. Это единственное, что Ларс мог для меня теперь сделать.
Мгновение он молчал, потом тихо согласился:
— Обещаю.
— Э, нет! Неужели я позволю вам вот так быстро умереть? Я подержу веревку, помогу Ларсу.
Ларс сделал последнюю попытку убедить Анну:
— Паула, отпусти Линн. Она будет молчать, никто ничего не узнает, и ты сможешь уехать.
Я вдруг вспомнила, что Анна, вернее, Паула, была его госпожой. Понимание пронзило меня словно молния. Он унижается перед госпожой, чтобы выжила я? Нет уж!
— Ларс, отпусти веревку!
— Нет, Линн, я еще могу держать.
— Отпусти, ты обещал! Отпусти, я не хочу больше мучиться! Я люблю тебя, Ларс, влюбилась с первого взгляда и до последнего вздоха. Я не желаю, чтобы ты унижался перед этой. Отпусти веревку, ты только затягиваешь мои мучения.
Я говорила быстро, чтобы успеть произнести главное, чтобы не спасовать, не остановиться, не поддаться простой панике. Лучше сразу, чтобы он отпустил веревку, и я повисла, но уже будет бессознательно. Все равно это лучше, чем медленно задыхаться на радость Анне. Только бы решиться на этот последний шаг и не струсить. Я мысленно усмехнулась: красиво умирать тоже надо уметь.
— Хорошо, Линн. Любимая… скажешь… когда будешь готова.
Краем глаза заметила движение за спиной Анны, думаю, Ларс тоже. Значит, она действительно не одна и на спасение с самого начала рассчитывать было глупо, искать флэшку на крыльце Анна отправила бы кого-то другого.
— Отпускай! — попросила-приказала я Ларсу.
И тут произошло что-то непонятное. Он не успел ничего сделать, а я резко опуститься на всю стопу, потому что падать начала сама Анна! Она упала, а за диваном обнаружилась моя бабушка с кочергой в руках!
Ее почти оттолкнул Эрик, бросившийся ко мне, вернее, к веревке, поддерживающей меня в подвешенном за пояс положении. Это помогло не задохнуться прямо на глазах у родственников, потому что от неожиданности я все-таки рухнула на пятки и как следствие почувствовала удушье.
Плохо понимая, что происходит, услышала, как Ларс прохрипел:
— Сначала мне руки, я развяжу ее быстрей.
И снова:
— Дыши, Линн, дыши! Теперь есть чем, дыши!
Второй раз за месяц. Что-то слишком часто меня стали душить и спасать, надо завязывать с этими веревками…
Мы с Ларсом лежали прямо на полу, приходя в себя, а Эрик с бабушкой суетились, распутывая веревки на ногах. Главное — освобождены шеи, можно дышать, а руки и ноги подождут.
По полу тянуло сквозняком, наверное входная дверь в дом открыта, но наплевать на простуду, к тому же ледяной ветерок с улицы помогал быстрее прийти в себя… Сознание медленно возвращалось. Побывать на краю дважды за месяц и оба раза спастись чудом — это даже не везение, а нечто большее.
