Степанов посмотрел на меня, словно я на занудливого двоечника, из-за которого вынуждена торчать на работе вместо того, чтобы быстренько со всеми разобраться и бежать домой ужинать.
— Значит, нервное, — с отвращением повторил он. — Больная, значит?
— Здоровая, — опровергла поклеп я. Хотя, конечно, при более благоприятных обстоятельствах могла бы ответить куда более обстоятельно и не столь категорично. Спина вот после четырехчасовой лекции болит! Еще ноги. И даже руки иногда.
Однако, на счастье милиционера, узнать о моей спине ему не довелось.
— Документы при себе есть?
Я, порывшись в сумке, вытащила пропуск в университет.
— Доцент, — удивленно прочел мой собеседник. — Правда, что ли?
Я молча кивнула.
— И что же вы, Екатерина Игоревна, вот так вот?
Я развела руками.
— Значит, говорите, не убивали?
Я закивала со всей доступной мне убедительностью.
— Ну, расскажите, как вы сюда пришли, зачем, почему…
Я укоризненно глянула на жестокосердного представителя власти. Можно подумать, он не понимает: рассказать что-либо выше моих нынешних физических возможностей. А промолчу, на меня сейчас же наденут наручники и поволокут в тюрьму — или куда там волокут несчастных обвиняемых, которые отказываются сотрудничать со следствием? Неважно, все равно мне там не понравится. Одно радует — мама в отъезде. У нее случился бы инфаркт, если б она узнала, что любимую дочь арестовали.
И тут мне пришла в голову гениальная мысль. Дело в том, что когда-то я ходила на курсы фонационного тренинга. В частности, нас там учили, как при необходимости в минимальные сроки восстановить голосовые связки. Правда, потом будет еще хуже, но на короткое время ты хоть немного заговоришь. Кстати, это меня прямо-таки спасло перед защитой диссертации. Я давно не тренировалась, но, кажется, основные методы помню. Как же там?
— Гум-гум-гум, — задудела я. — Зум-зум-зум. Дум-дум-дум. Лум-лум-лум.
Степанов подскочил на стуле.
— Здоровая, говорите? — недоверчиво осведомился он. — На учете-то состоите? В диспансере?
Я почувствовала, что голос прорезается. Но, увы, исключительно в виде дудения — или, в крайнем случае, пения.
— Упражнения для связок, — попытавшись хоть как-то прояснить ситуацию, запела я. — Помогают мне они.
Милиционер попался какой-то нервный. Он снова вздрогнул и поспешно от меня отодвинулся.
— Я пришла сюда на встречу, — нараспев начала я свой отчет и чуть было автоматически не добавила: «Рассказать, что солнце встало». Тут уж меня точно арестовали бы за оскорбление представителя власти — или, возможно, вызвали бы санитаров со смирительной рубашкой. — Мне назначила она. Обнаружила я тело. И лежал там пистолет.
— Сегодня днем вы поссорились с убитой, — заметил подполковник. — Есть масса свидетелей. И вчера вы ссорились. Она обвиняла вас в том, что вы за ней следите.
— Она поняла, что ошиблась, решила довериться мне. Сюда вот меня пригласила, хотела мне что-то сказать, — речитативом (очевидный, греющий сердце прогресс!) сообщила я.
— Откуда вы с ней знакомы? О чем вам хотела сказать? — неожиданно в тон мне завыл милиционер. Впрочем, тут же сплюнул в сердцах и повторил нормально: — Откуда вы знаете Алину Алову?
С голосом стало получше. Очень тихо, но говорить я уже могла.
— Я пишу детективы. В издательстве мне предложили помочь написать детектив Анне Сергеевне. У нее был придуман сюжет. Я приехала к ней домой, послушала ее и поняла, что не сумею написать, как ей нужно. Поэтому я отказалась. А вчера я пришла с подругой в фитнес-центр, меня увидела Анна Сергеевна и решила, что я ее выследила. Она стала на меня кричать. Зато сегодня провела в вип-зону, извинилась и сказала, что ей очень нужно поделиться со мной чем-то важным. Но не сей момент, потому что за нашим разговором, якобы, следят. Она попросила меня прийти сюда в девять вечера через служебный вход, обещала оставить дверь незапертой. Я пришла. В комнате было темно. Я включила свет и обнаружила тело.
Краткость — сестра таланта. Особенно когда у тебя проблемы со связками. Но, похоже, моя лаконичная повесть не проняла бесчувственного подполковника. По крайней мере, лицо его выражало неприкрытое сомнение.
— Говорите, сегодня она перед вами извинилась? А свидетели утверждают, кричала на вас хуже вчерашнего.
— Для виду, — пояснила я. — Чтобы сбить с толку тех, кто, по ее мнению, за ней следит.
— И кто это может подтвердить?
Я пожала плечами, а подполковник продолжил:
— Вы виделись всего один раз, поболтали о литературе, и вдруг она решила вам довериться в вопросе жизни и смерти. Именно вам, а не более близким своим знакомым.
— Потому что я лузер, — в ужасе, что упустила столь важную деталь, отчиталась я, — а они практичные и за деньги ее выдадут. Так она объяснила.
Степанов между тем внимательно изучал мою фотографию на пропуске. Я испугалась еще больше. Получив в свое время институтский пропуск, я впала в такую депрессию, что Настя вынуждена была подвести меня к зеркалу и провести сеанс психотерапии.
— У тебя сколько глаз? — строго вопрошала она.
— Два.
— А здесь сколько?
— Один.
— У тебя есть шея? — продолжала моя подруга.
— Есть.
— А здесь?
— Нет.
— У тебя лицо синее?
— Нет, — радовалась я.
— А здесь синее. Почему ты считаешь, что это ты? Только потому, что на этом существе твой свитер?
Так вот, одноглазое бесшейное синее существо в моем свитере вряд ли было способно вызвать положительные эмоции. Боюсь, его хотелось не то что арестовать, а немедленно казнить без суда и следствия. Поэтому мне не нравилось, что подполковник разглядывает пропуск. Мозг мой судорожно искал способ оправдаться, пока еще не поздно.
— Анну Сергеевну убили из пистолета, — сообразила я. — Ну, откуда у меня пистолет?
— Как раз огнестрельное оружие в наши дни достать не проблема, — отмахнулся Степанов.
— Вам-то, конечно, не проблема, — прорезавшимся от возмущения басом прокомментировала я.
— Вы что, меня обвиняете в убийстве? — опешил подполковник.
Час от часу не легче! Нет, надо следить за манерой выражаться, не доведет она меня до добра.
— Не обвиняю, нет, — поспешно забасила я. — Просто объясняю, что люди вроде меня видят пистолеты только по телевизору. И хотела б — не достала бы.
Милиционер оживился.
— А хотели?
Я с трудом сдержалась, чтобы не рявкнуть — будете и дальше издеваться, достану и даже применю! Ну, за что мне такая напасть?
— Не хотела.
— Ладно, — вздохнул Степанов, — идите пока. Подпишите здесь и здесь. Завтра в семнадцать часов придете в наш отдел. И помните — до окончания следствия вы не должны покидать город.