сорочке – очевидно, я ее разбудила. Мне было неловко, неудобно, но больше я ни к кому не могла обратиться.
– Алевтина Егоровна, у вас нет запасного ключа от бабушкиной квартиры? Я свой потеряла. – Я врала: ключ остался у Мироновых, но я решила туда не возвращаться.
– Погоди, дочка, был где-то… Сейчас вспомню, куда положила… А ты заходи. Давай-давай, иди на кухню. Что же это с тобой? На тебе ж лица нет!
Не споря, я побрела на кухню. Алевтина Егоровна поставила на плиту чайник, достала чашки. Не спрашивая, положила мне три ложки сахара. Я не пью сладкий чай, но сейчас даже не заметила этого. Мне было всё равно. Этот день опустошил меня до дна.
– Вот ключи. Но только к себе завтра пойдешь. У меня переночуешь, на диване. – В эту минуту я была ей так благодарна. Мне и самой не хотелось оставаться в пустой квартире, но к Мироновым не хотелось еще больше. – А сейчас рассказывай, не молчи. Пока в себе всё держишь – тяжело. А как выговоришься, так и груз спадет. На двоих-то всяко легче.
И я опять врала, понимая, что правда соседке ни к чему: у нее больное сердце, сама говорила. Пусть думает, что просто поругалась с родственниками – остыну и вернусь.
Алевтина Егоровна, как и обещала, постелила мне на диване. Я лежала, пялясь в одну точку на потолке и пытаясь вспомнить хоть какую-то молитву. Я не знала, как еще мне помочь Реми!
Настойчивый звонок телефона разбудил меня. Открыв глаза, я не сразу вспомнила, что нахожусь у Алевтины Егоровны. Начался новый день, и события предыдущего дня еще не успели отравить его.
– Да… – Голос мой был немного сонный. Звонок с неизвестного номера – скорее всего, опять реклама.
– Ксюша, разбудил? – Это был Егор. Судя по голосу, у него все хорошо. И это радовало! За него я тоже переживала.
– Нет, я уже проснулась. С тобой все хорошо, я волновалась!
– Да, ну и денёк вчера был! Прости, если напугал. Просто столько навалилось! Сначала мама Реми к нам пришла, вся в слезах. Она его найти не могла. Он, как с тобой ушел, так и пропал. Искали вместе. Я сразу тебе хотел позвонить. Но, представляешь, у меня телефон в клубе свистнули. Вот кому мой раритет битый понадобился?! Ну, да не важно. Короче, я же твой номер наизусть не знаю. Анька спит, к телефону не подходит. Набрал Захара. Он сказал, что ты в кофейне, но, вроде, Реми не видела. Не стал время тратить, начал общих знакомых трясти.
– Он в больнице… – неуверенно проговорила я. Неужели Егор не в курсе?
– А ты откуда знаешь?
– Ко мне вчера из полиции приходили.
– Шустро они! Мы Реми в травме нашли. Он без сознания к ним ночью поступил. Какие-то отморозки его избили. Главное – зачем? Ни денег не взяли, ни телефона! Просто отмутузили недалеко от твоего дома и бросили. Мужик какой-то его нашел, «скорую» вызвал. Это хорошо, что я к тому времени знал, что ты в кофейне, а то реально с ума бы сошел! – Егор замолчал на секунду, а потом продолжил: – Мы с его матерью в больнице как раз были, когда менты пришли. Я им и сказал про тебя. Ну, ничего, найдут этих уродов! Как пить дать найдут! Там же камеры повсюду.
– Егор, ты его видел? Как он? – Мне сейчас не хотелось знать ни о чем, кроме состояния Реми.
– Ночью в себя пришел, из реанимации перевели в палату. Я тебе чего звоню: поедешь со мной к нему? Кофейню на сегодня закрыл – не до нее. Так что у тебя выходной.
– Поеду, конечно! Мог бы и не спрашивать!
– Отлично! Тогда заберу тебя через пару часов, там как раз приемные часы будут.
– Я не дома. Давай у больницы встретимся, ладно?
– Ладно, тогда к одиннадцати. Не опаздывай.
На часах была половина девятого. На столе лежала записка от Алевтины Егоровны: «Ушла на рынок, не теряй». Решила подняться к себе в квартиру, принять душ и переодеться (вроде, что-то из одежды оставалось). Вышла на лестничную клетку и замерла: этажом выше слышался громкий стук в дверь. Кто-то звонил и стучал в мою дверь. А затем раздался грозный голос Гены: «Ксения, открывай эту чертову дверь! Я знаю, что ты там!» Но меня там не было! Я, замерев, стояла этажом ниже. Хотела было вернуться в квартиру соседки и спрятаться там, как вдруг услышала, как Гена отворяет входную дверь бабушкиной квартиры и заходит туда, где ему не рады! Я вернулась в квартиру Алевтины Егоровны и заперлась на все замки. Стараясь дышать как можно тише, я смотрела в глазок, зная, что Гена поймет, что в квартире меня нет и не было, и уйдет. Он не может знать про Алевтину Егоровну, не может! Надо только подождать! Спустя минут десять наверху вновь раздался хлопок, и мимо моего убежища прошёл вниз Гена, держа около уха телефон. Я успела заметить, что выглядит он помятым и уставшим. Обида на Гену не так грызла меня, злость поутихла, да и ненависти никакой не было.
Накануне я ни разу не ответила ни на его звонок, ни на эсэмэску. Дома я не ночевала. Наверняка он переживал. И Софья Александровна, скорее всего, тоже места не находила. Мне стало стыдно перед ней за свой поступок. Она-то здесь ни при чём, не виновата, что с мы с Геной разругались, и не заслужила такого отношения к себе. Я поняла, что должна извиниться и, пусть жить я там больше не собираюсь, но уйти должна правильно. Поэтому решила написать Гене эсэмэску, что со мной все хорошо, чтобы они не переживали за меня. Конечно, этого мало, мне следовало бы позвонить или приехать, но смелости пока не хватило. Ответ прилетел мгновенно:
«Ксения, ты где?»
«Осталась у подруги. Сегодня перееду на бабушкину квартиру».
«Хорошо».
«Хорошо»? Вот так просто? Ни угроз, ни запугиваний, ни уговоров? Это так не похоже на Гену! Видимо, я добилась, чего хотела: ему стало всё равно!
– Ксюш, думаю, ему пока ничего нельзя, – сказал Егор, взглядом указывая на пакет с фруктами, который я купила для Реми.
Мы стояли у входа и ждали, когда начнутся приемные часы. Я очень волновалась! «Как Реми отреагирует на меня? Сможет ли простить?» – Эта мысль не давала мне покоя.
Поднялись на третий этаж. В узком больничном коридоре стоял запах лекарств,
