хлорки и боли. Мимо двигались загипсованные и перевязанные пациенты: кто-то на костылях, кто-то на коляске, кто-то шёл сам, кому-то помогали. Старики, молодые, мужчины и женщины – кого тут только не был! Слышатся стоны, хрипы и повсеместное шарканье тапочек.
– Наталья Олеговна, мама Реми, выбила ему отдельную палату, так что Реми сейчас, как на курорте, – попытался разрядить обстановку Егор. Но меня только сильнее сжимал в тиски страх, что Реми меня прогонит, даже слушать не захочет: это ведь по моей вине он оказался в этом чистилище.
Егор открыл дверь палаты, широко улыбнулся другу и зашёл внутрь. Я стояла, видела Реми, но зайти не могла. Всегда розовощекий, счастливый и задорный, сейчас Реми казался безжизненным. Синева под глазами, ссадины на лице, повязка во всю голову. Тело, спрятанное под одеялом, выглядело, уверена, не лучше. Создавалось ощущение, что он потерял половину своего веса. Что эти изверги с ним сделали?!
Реми повернул голову в мою сторону, и я встретилась с его взглядом – печальным, усталым, болезненным.
– Прости, прости, прости, – одними губами прошептала я.
Реми слегка помотал головой и слабо улыбнулся уголками губ. С глазами, затуманенными пеленой слез, вошла в палату, подошла к Реми и взяла его за руку. Она была холодная и немного шершавая от ссадин. Я легонько провела большим пальцем по тыльной стороне его ладони. Мне так хотелось забрать хотя бы часть его боли!
Я пока еще не знала о том, что мне уготована моя собственная боль.
20. Розовые пони. Тимур
Я проснулся в холодном поту. Опять эти кошмары! Сколько их уже не было? Последний год был относительно спокойным, но они вернулись. Вернулись в тот день, когда я нашел ее. И снова этот ад! Я уже прожил его три года назад, но каждую ночь он возвращается, чтобы напомнить: виновные до сих пор не наказаны.
Сбросив пелену кошмара, я подошёл к окну. Самая высокая точка города… Панорамные окна… Весь город как на ладони. Я прижался лбом к прохладному стеклу. Как же я хотел бы всё забыть!
Но меня не отпускало. Стоило закрыть глаза, как я снова и снова видел окровавленное лицо сестры и слышал ее детский голосок: «Мне так страшно, Тимур! Так страшно!»
Кире было двенадцать. Всего двенадцать, мать его! В этом возрасте мечтают о розовых пони, но никак не о том, чтобы «скорая» успела собрать тебя по частям. В тот день все пошло наперекосяк. Ссора с отцом задержала меня буквально на пять минут. Ничего нового. Он в очередной раз орал, как ненавидит меня, что я позор семьи, как ему тошно быть моим отцом. Кира должна была ждать меня в гостиной. За завтраком мы с ней спонтанно решили, что сегодня в школу она поедет со мной. И скорее всего, до школы мы бы не доехали, свернули бы в парк или к озеру. Иногда мы так делали. Но в тот день Кира меня не дождалась! Всего каких-то пять минут! Пять минут, которые перевернули всю мою жизнь! Вопреки моей просьбе она убежала к машине отца, на которой обычно ее отвозили в школу. Взрыв прозвучал внезапно… Когда приехала «скорая», Кира уже не боялась.
То, что Кира стала разменной монетой в разборках двух бывших авторитетов, сомнений не вызывало. На тот момент отец хоть и завязал с криминалом, но война с Горским была для него делом принципа. Что конкретно они не поделили, не знаю. Ходили слухи, что отец в свое время сильно подставил Горского. Одинокий и одичалый волк, которому нечего терять, отчаянный и сумасшедший, он всегда бил в самую цель. В том, что Горский в качестве сокрушительного удара мог выбрать Киру, у меня не возникало сомнений. Никого более значимого и ценного, чем дочь, у Федора Черниговского никогда не было. Но странно другое. Смерть за смерть! По таким законам всегда жил мой отец. Но в этот раз он не мстил, не пытался уничтожить ублюдка. Он принял смерть дочери как должное. Почему?! Как такое возможно?! Выходило, что либо Горский ни при чем, либо отцу прилетела ответка. Вот только у Горского детей никогда не было. Да и фото этой девчонки! Каким образом она причастна к смерти моей сестры? Мне до отупения нужны ответы! Если отец принял все, что произошло в тот день, то я – нет! Я успокоюсь, только тогда, когда накажу всех виноватых!
– Даня, это Черный! Удалось что-то узнать? – Плевать на то, что сейчас ночь! Я хотел знать правду!
– Чёрт, Тим, ты на часы смотрел?! – Он явно был недоволен. Но мне было все равно, я платил не за его удовольствия, а за информацию.
– Смотрел. Так что по девчонке?
– Миронова Ксения Геннадьевна. 17 лет. Через пару недель 18. Проживает с отцом, мачехой и младшим братом по адресу проспект Ленина, 114, кв. 25. Отец – бывший военный, сейчас возглавляет службу безопасности бизнесмена Соболева. Мать неизвестна, вроде, при родах умерла. Что еще? А, училась Миронова последние четыре года в Англии, в закрытой школе, пределов Великобритании за это время не покидала. Сейчас поступила в местный вуз на переводчика. Работает в кофейне. Адрес на почту отправил. Тим, знаешь, самая обычная золотая девочка. Но есть одно «но»…
– Не тяни!
– Я порылся в старых базах… Так вот, ни пять, ни шесть, ни десять лет назад Мироновой Ксении не существовало. Она стала отражаться ровно четыре года назад.
– И что это значит?
– Чисто мое мнение, что все почистили. А зачем и что там было, кто его знает! Работал профи.
– Понятно. – Хотя я ни черта не понимал. Киру убили три года назад, а этой Мироновой в стране к тому времени уже не было год с лишним. – Даня, пробей ее на связь с Горским. И по отцу ее мне информацию надо. Военные, хоть и бывшие, обычно детей в Лондон не ссылают.
– Да мы Горского этого уже со всех сторон прочесали! Еще, конечно, посмотрю. Но сам ведь знаешь…
– А что с утырками, которые на толстого напали. Чьи они? Удалось установить?
– Точно пока нет, похоже, залетные, не наши.
– Ясно.
С этим Михайло Потапычем я хотел поговорить лично. Что-то мне подсказывало, что смелости у него ни на грош. Пухлый, одутловатый, на две головы ниже девчонки. Всю дорогу до ее дома шел, сверля глазами асфальт под ногами. Что за пара такая несуразная? Пока ехал за ними, все думал: зачем она с ним? Ждал, когда попрощаются. С ней разговор будет потом
