— А-а-га-а, — пропела Аринай. — Мы их балуем.
И тут грохнула входная дверь, потянуло холодом, и на пороге появились двое мужчин в военной форме. Оба сняли шапки. Высокий военный заговорил первым:
— Привет честной компании. Привет, Маша.
— Это-о мой муж, Са-аша, а второй Яша, Та-анин муж.
— Очень приятно. — Я встала, поздоровалась с мужчинами за руку. — Я вас помню, Саша, в прошлом году видела, вместе с Аней. Проходите к столу, поужинайте.
— Я тебя тоже помню, хотя выглядишь сейчас… немного по-другому. Не обижайся, но ужинать мы не будем, поздно уже. — Саша улыбнулся мне как старой знакомой. — Завтра вечером посидим.
Сережа, отодвинув салат, сорвался с места и уткнулся Саше в колени. Саша поднял его и поцеловал в нос.
— Ай, и действительно, засиделись, — затараторила Татьяна. — Танечка, беги к папе одеваться.
Танечка степенно слезла со стула, подошла к Якову и ждала, когда тот наденет на нее сначала кофточку, затем теплое, на гагачьем пуху, пальто.
Суета в прихожей заняла минут десять.
…И я осталась в доме одна, если не считать храпящую в углу Хавронью.
На моем телефоне было всего девять вечера. Спать не хотелось.
Скучно пожевав кусок мяса, я решила осмотреть комнату.
Книжный шкаф забит толстыми умными книгами, половину названий которых я не знала. У меня на книжных полках лишних книг нет — учебники по бухгалтерии и экономике, сто детективов и десятки детских книг Данилы.
В гардеробе висела одежда Ани, лежали стопы постельного белья, в ящиках — простое нижнее белье. Нижнее белье много говорит о женщине. Аня всегда отличалась скромностью и мудростью. Чистый ангел во плоти.
Под телевизором стояла тумбочка, за стеклянными дверцами которой лежали стопки дисков с фильмами и учебными программами и… стояли две бутылки. Одна с мартини, другая с коньяком. Обе начатые. Значит, Аня-ангел иногда пропускала рюмочку. Это радовало. Она еще не потеряна для общества.
Вернувшись к столу, я поставила перед собой мартини и коньяк. Ждать телефонного звонка стало веселее.
И он прозвучал после первого коктейля, смешанного мною из обеих бутылок.
Толик нетерпеливо выслушал сообщение о моем здоровье и удачном перелете. Я даже обиделась на его «да, понял, конечно».
— Толик, чем ты там занимаешься?
— Ниной, — честно ответил Толик. — Даня спит, Кирилл ушел к себе домой.
— Почему ушел?
— Решил нам не мешать.
— А-а, понятно… Ну, пока. Я перед вылетом перезвоню.
— Пока.
В трубке послышался Ниночкин голос: «Приветики от меня передавай!»
— Я слышу, Толик. Передавай ей тоже привет.
Положив трубку, я отхлебнула коктейля и сравнила время. Часы на стене показывали четыре утра, мой телефон — половину одиннадцатого. Дома я ложусь спать в одиннадцать. Встаю рано, дела в магазине заспаться не дают. Но сейчас сна не было ни в одном глазу. И что делать?
Вылупившись в телевизор, я пила смесь коньяка с мартини и щелкала программами, в восемьдесяти процентах из которых говорили на иностранных языках, с которыми у меня никаких проблем. Ни одного не знаю, хотя в институте сдавала английский.
Интересно, как себя чувствует Аня?.. Ёперный театер, это ж куда меня занесло?
«Будет что вспомнить, когда вы с Аней выпьете кофе на улицах Парижа, отмечая свое столетие», — взбодрил меня оранжевый голос. «Ах, это так гуманно! Ты просто героиня! Поехать в глушь, в морозы, в снега, чтобы поддержать подругу», — заворковал голубенький голосок. «А еще с твоей нынешней «красотой во все лицо» лучше посидеть подальше от дома», — цинично вставил свою фразу внутренний болотный голос за номером три.
К семи часам утра местного времени я напилась вдрызг и наплакалась, жалея себя. Как легла спать в застеленную новым бельем кровать, не помню.
Проснулась от цоканья копыт.
— Это какая ж лошадь топчется у меня дома?
Открыла глаза — чужая гостиная, а рядом со мной страдальческие глазки умной свиньи.
И тут же зазвонил телефон. Протянув руку, я сняла трубку.
— Алло.
— Ма-аша, — женский голос в трубке тянул слова. — Мне только что позвонили с фермы, сказали, что готовы взять твою Хавронью на постой.
— Аринай, — я уселась в кровати. Изо рта шел холодный пар. — Не слышала, как там дела с Анной?
— Гена ска-азал, что хорошо. За тобой зайти? У тебя ручка болит, я помогу о-одеться.
— Заходи.
Я положила трубку и плотнее укуталась. Ничего себе — цивилизация. Всего в трех километрах отсюда, как говорят, сверхоборудование современной цивилизации, а тут придется чапать в сени, брать дрова и растапливать печь. Электрокамин вещь красивая, но маломощная.
Я посмотрела на пульт, лежащий на прикроватной тумбочке, щелкнула кнопкой телевизора и из любопытства нажала на кнопочку с изображением языка пламени. Ровно загудел и потеплел электрический камин.
Ничего, жить можно, только вот придется влезать в кроссовки, а не в мои любимые тапочки-арбузики.
Аринай зашла через полчаса, когда печка начала выдавать первое тепло. Пятилетний Сережка, не сняв валенок и не развязав шарфа, протопал ко мне и стоял в маленькой дубленке, чего-то ожидая.
— Поцелуй его, — пропела Аринай. — Он привык. Его и Та-анечку все в поселке целуют сто раз в день.
Я с удовольствием притянула к себе Сереженьку и поцеловала в холодную, пахнущую морозом детскую щеку.
Сережка с чувством исполненного долга отошел от меня и стал гладить нетерпеливо цокающую копытцами Хавронью. Но та выдержала недолго, побежала в сени и напрудонила там лужу размером с Аральское море.
Набросав в лужу мочи несколько тряпок, чтобы попозже вымыть пол, я оделась.
Скептически оглядев мою розовую куртку, Аринай нахмурилась.
— Ва-аленки забыла, и сверху надень что-нибудь. — Аринай протянула руку, и Сережка схватил ее, прижавшись лицом к ладони. — На улице минус два-адцать. Возьми вчерашний ватник, вон, у печки висит.
Подхватив под мышки Сережку, Аринай чмокнула его в переносицу и поставила на пол.
— Никогда не думала, что детей та-ак любят. Да, мой сла-адкий?
Сережа серьезно кивнул.
Мне в сердце кольнула игла. Мой-то сынуля там, в Твери. Мается без мамочки по музеям, терпит бабушку с дедушкой, мучающих его икрой, натуральными соками и познавательными программами каналов «Культура» и «Дискавери». Меня, между прочим, мама образованием особо не напрягала, времени не было, а на Даниле отрывается по полной. Даже грозится затащить в наш дом фортепьяно.
* * *
Охранника, он же по совместительству медбрат, звали Игорь. Он привел Жору в «гостиницу», отделенный стальной дверью коридор на втором этаже административного здания. В здании не содержали больных, и Жора минут пять размышлял, кого защищает бронированная дверь: персонал от гостюющих или наоборот?
