Первым делом и я, и Гена сняли валенки. Что дальше делать, я не имела понятия.
— Раздевайся, я пока руки теплой водой вымою.
— Так у меня же гипс.
— Пуговицы расстегнуть сможешь.
Не споря, я справилась с пуговицами ватника и молнией куртки. Сложила их на пол, рядом с банкеткой, заправленной клеенкой и простыней.
Стащив с себя джинсы, я села на холодную простыню и разлепила липучки кроссовок. Кое-как справившись с ними, со штанами и носками, я втиснула ноги в кроссовки и покашляла, привлекая к себе внимание.
— А свитер и футболку я сегодня ночью не снимала, боялась замерзнуть.
— Встань и подними руки.
В белом халате и в домашних тапочках Гена смотрелся особенно привлекательно.
Стянув с меня свитер и футболку, Гена тут же стал скручивать с меня эластичные бинты.
Опустив глаза, я обнаружила на теле только следы бинтов. Синяков не было. Освобожденные, в розовых полосках груди нагло смотрели в стороны четвертым размером.
— Давай шлепай на рентген.
Гена не выдержал и хлопнул меня по попе. Я не возражала. У меня, в отличие от Ани, нижнее белье дорогущее, красивое, не стыдно показать.
Сначала Гена сделал снимок груди, потом руки. Я дрожала от холода. Накинув на себя куртку, я сидела на банкетке и синела, замерзая.
Развесив сушиться два снимка, Гена бросил на меня раздраженный взгляд.
— Иди в комнату, вон туда, там натоплено.
Комната «вон туда» оказалась… спальней. Я, наплевав на приличия, тут же залезла под одеяла и дрожала, ожидая, когда по телу пойдет тепло.
Нет, не может быть никакого плана соблазнения в действиях Гены, нет. Он привык к терпеливости военных, а тут я — тепличная женщина. Пожалел, как друга. Он вон какой харизматичный, да ему только до города доехать, любая баба его будет… А вдруг?
Вдруг я еще как женщина привлекательна? Согласна ли я буду? Почему «буду»? Я уже вся согласная. Нет, он на меня смотрит только как на подругу Ани. То есть друг моего друга мне друг. И не больше. А жаль. После ночного рева я навсегда распрощалась с Кириллом и стала свободной. Лечение, что ли, на меня так действует?
Хочется Гену, честно и откровенно — хочется. А не получится. Не реагирует он на меня как на женщину, хоть ты тресни.
Гена вошел в спальню, держа в одной руке влажные рентгеновские снимки в железных рамках, а в другой мои вещи. Вещи положил на стул и сел рядом со мной на кровать.
— Вот смотри.
Я тупо уставилась в свое черно-белое нутро на снимке. Понимала бы чего.
— Гена, куда смотреть-то? Ты мне пальцем покажи.
— Смотри. Ребра у тебя срослись лучше, чем ожидалось. Бинтовать тебя больше не буду. А вот с рукой, вот видишь? — Гена стучал пальцем по второму снимку, а я впитывала запах почти незнакомого мужчины, и он мне нравился. — Видишь, здесь фаланги срослись, но я бы еще денька два подождал, а после бинтовал бы неделю, для контроля.
Еще раз посмотрев на снимки, я перевела взгляд на лицо Гены, на его небритый подбородок, на губы, на крепкую загорелую шею. Голова «отъехала», захотелось поцеловать Гену. Еле сдержалась.
Хватит! Все я да я первой начинаю. Или я не настолько мужчинам нравлюсь, как другие женщины, или у меня терпения не хватает, когда они свою инициативу проявят.
Но сейчас я сжала в руках одеяло, натянула на себя до шеи, тряслась от желания, но терпела.
Видимо, у меня изменилось лицо. Гена как-то странно на меня посмотрел, отложил снимки и протянул к моему лбу руку.
— Ты чего, болит что-нибудь?
— Голова кружится.
Потрогав лоб, Гена пожал плечами:
— Температуры нет.
И тут я дала слабину, не выдержала, поцеловала его в ладонь.
И все… Его рука переместилась с моего лба на шею, легко выдернула одеяло из сжатых кулаков, дотронулась до груди. Губы проделали тот же путь по моему телу.
Его вторая рука расстегивала халат, военную рубашку. Я стала ему помогать.
Через минуту я лежала на диване, прикрытая только Геной и гипсом на левой руке.
Еще через десять минут мы сидели на диване и с удивлением смотрели друг на друга.
Я потянулась за джинсами и трусиками, оказавшимися на подушке, но Гена перехватил мою руку.
— Подожди, сейчас все начнется заново.
Я поцеловала Гену в плечо.
— Мне холодно.
Гена нащупал одеяло, уложил меня, лег рядом и накрыл нас.
— Ты извини, что так быстро.
— Обалдел? — Я перевернулась на живот и легла ему на грудь. — Не собираюсь тебя хвалить, просто скажу… ничего не скажу. Здорово и все.
Я поцеловала его грудь, плечи, живот и далее по списку. И все началось сначала.
Через некоторое время мы оба лежали и смотрели в побеленный потолок.
— Ну ничего себе, медосмотр в глухом поселке, — сказала я вслух. — Такого в моей жизни еще не было.
— В моей тоже. — Гена нехотя натянул майку.
А мне захотелось есть.
— Гена, в твоем доме есть холодильник?
— Есть. Очень современный и очень пустой. Мы пойдем обедать в столовую, к Татьяне.
— А тебе не стыдно будет со мной? — Я показала на свое лицо.
— А что у тебя особого с лицом? Ты бы видела наших после недели встречи Нового года. Некоторые забывают, какое на дворе число. — Обшарив всю кровать, Гена нашел трусы. — Потом Рождество, а дальше старый Новый год. Запои с мордобоем, отсутствие баб, и у всех мужиков на фоне спермотоксикоза возникает синий цвет опухшего лица и фингалы под глазами. Вставай, пойдем. И не комплексуй. Завтра намажешься крем-пудрой и будешь королевой.
Я только немного успокоилась и кокетливо улыбнулась, как он добавил:
— …Особенно это будет эффектно на сегодняшнем фоне.
Я даже рассердиться не смогла, настолько было хорошо.
— Беги в душ и сразу в столовую. Думаю, все уже запарились нас ждать.
* * *
Четыре последних года избранное количество офицеров поселка собиралось в гости к Галине Сергеевне, в город. Предлогом был день рождения ее сына Андрея.
Уже никто не задумывался, почему стало традицией ездить в город на день рождения к пацану, которого многие видели только раз в год. Но все радовались возможности погулять два-три дня в обществе городских женщин, страдающих без мужского общества.
Ко дню рождения Андрея готовились загодя. Скидывались деньгами, обсуждали программу на первые два дня празднования. Рисовали плакаты, сочиняли поздравления, объединяя с этим днем рождения дни рождения еще трех человек, попадавших под знак зодиака Дева. Чаще всего программа выполнялась только наполовину, но, как всегда, недельные приготовления к празднику были важнее самого быстро проходящего праздника.
