– Ох, папа… – тихо произнесла Алекс. Ее губ коснулась слабая улыбка. – Знаете, он действительно хотел, чтобы я работала у него. Мы всегда ссорились из-за этого. Мне так стыдно, что я его огорчала… – у нее сорвался голос.
– Не переживайте. Он гордился вашей самостоятельностью. Всегда говорил, что его дочурка – кобылка с норовом.
Это было так похоже на отца, что удивленная Алекс не смогла удержаться от смеха.
– Ох, Джо. – Алекс пошла к нему и остановилась лишь в полуметре. Уэлч выпрямился и протянул руки, чтобы обнять ее. «Похоже, у него выработался рефлекс», – подумала Алекс. Она подошла ближе, положила ладони ему на плечи и подняла потемневшие от боли глаза. Взгляд Уэлча был непроницаемым. – Покажите мне, где вы его нашли. Пожалуйста. Пожалуйста…
После долгих уговоров, продолжавшихся не меньше четверти часа, Джо все-таки привел ее туда, где обнаружил тело ее отца. Они стояли в уистлдаунской конюшне. Алекс дрожала от холода, хотя в конюшне было тепло. Вкусно пахло сеном. В солнечных лучах, пробивавшихся сквозь два стеклянных купола, танцевали глупые мотыльки. Лошадей увели на пастбище, и Алекс с Джо были одни, если не считать шумных воробьев, примостившихся на стропилах. Алекс стояла молча и слушала рассказ Джо, скрестив руки на груди, так ей было теплее. На месте смерти Чарльза Хейвуда не было ни крови, ни отпечатка тела, но, несмотря на очень лаконичное описание, Алекс ясно представляла себе эту сцену и ощущала дурноту.
– Отец не пил, – сказала она, в очередной раз возражая против одного из многих утверждений, казавшихся ей непонятными. – Он был алкоголиком и сумел справиться с этим. Он всегда помнил об этом. Отец не пил больше десяти лет.
– С телеги падают только пьяные, – вновь ответил Джо. Только на этот раз его голос звучал бесстрастно. – Я убедился в этом на собственном опыте. Мой отец тоже алкоголик. Он обещал исправиться столько раз, что я потерял счет. Не думаю, что доживу до этого.
– О боже…
Они посмотрели друг на друга с сочувствием, а потом Алекс выпалила:
– Не верю. Допустим, вы правы, и отец мог снова начать пить из-за свалившихся на него неприятностей, но он бы не стал кончать с собой. Ни за что не стал бы!
Она снова посмотрела на землю, где в тот страшный день лежало тело ее отца, а затем, не успев ни о чем подумать, опустилась на колени прямо в мягкие опилки и положила ладонь на то место, где лежал отец. Он всегда – практически всю ее жизнь – казался Алекс всемогущим, вроде волшебника из страны Оз. Но чужая душа – потемки. Каким он был на самом деле? Знала ли она его так, как думала?
Теперь Алекс понимала, что многие ее поступки объяснялись нежеланием быть просто дочерью миллиардера Чарльза Хейвуда. Выбранный ею колледж, Фордхем, не принадлежал к числу элитных учебных заведений, куда хотел бы послать ее отец. К избранной дочерью профессии фотографа он относился с презрением. На мгновение она подумала, что и Пол был частью этого синдрома. Ее отец не любил Пола.
В той, прежней жизни, когда казалось, что и она, и отец будут жить вечно, Алекс думала, что настанет время и они смогут проводить вместе часы, дни, недели и месяцы. Может быть, состарившись, он перестанет, наконец, так много путешествовать и в его жизни появится место для чего-то большего, чем бизнес и молодые жены. Может быть, думала Алекс, когда у нее появятся дети, он отдаст им то, что недодал ей, и станет любящим дедом. Он, наверно, полюбил бы внука.
При мысли о воображаемом сыне, которого ее отец никогда не увидит, из глаз Алекс брызнули слезы и потекли по щекам. Она стояла на коленях среди опилок, положив руку на то место, куда впиталась кровь ее отца, и оплакивала его. Такого, каким он был, такого, каким она всегда хотела его видеть, и такого, каким он мог стать в один прекрасный день. Какими бы ни были недостатки этого человека, она любила его. Он был ей отцом.
Она оплакивала его, не в состоянии справиться с рыданиями; слезы стекали по щекам и падали на то место, где он умер.
– Хватит. Пойдемте. – Длинная рука обвилась вокруг ее талии. Плохо понимая, кому принадлежит эта рука, молодая женщина подчинилась, позволяя себя поднять. Алекс утешало то, что рядом есть живой человек, которому она не безразлична. Она прислонилась к надежной теплой груди Джо и плакала, пока не кончились слезы.
– О боже… Извините, – продолжая всхлипывать, выдавила Алекс, когда пришла в себя. Она прижималась к Джо, уткнувшись макушкой в его подбородок, и заливала слезами его уродливую куртку, вцепившись обеими руками в шелковистый нейлон. Джо обнимал ее, дышал ей в волосы и приговаривал что-то вроде «ну-ну» и «все в порядке». – Пока это не случилось, я никогда не плакала.
– Можете плакать, сколько хочется, – пробормотал Джо ей на ухо. Внезапно Алекс почувствовала благодарность к нему. Благодарность за сочувствие, доброту, силу и простое физическое присутствие, которое согревало ей душу. Человек, на которого можно опереться в минуту слабости, – вот что требовалось ей больше всего на свете. Она всегда была сильной, но теперь нуждалась в чужой силе. А Джо мог и хотел с ней поделиться. Каждому иногда нужно поплакать.
– Слезы ничего не лечат. И ничему не помогают. Они не вернут мне отца. – Алекс икала, шмыгала носом и, не поднимая глаз, цеплялась за его куртку.
– Не вернут. Но вам станет легче.
«Я не хочу, чтобы мне стало легче». Алекс не сказала этого вслух, но внезапное прозрение было ошеломляющим, как взрыв. Если ей станет легче, она предаст отца. Если ей станет легче, значит, она смирилась с его уходом.
– Ему было всего шестьдесят четыре. Даже если бы он знал, что компания вылетит в трубу, даже если бы знал, что его объявят банкротом, кончать с собой ему не было никакого смысла. Вот чего я не могу понять. Почему? Почему?
– Я не знаю, что вам ответить.
Алекс все еще прижималась к нему. Она вдруг поняла, что его объятия – самая естественная вещь на свете. Она судорожно вздохнула, осознавая тщету вопросов, на которые нет ответа, и посмотрела ему в лицо.
– Спасибо вам, – сказала она, поглаживая куртку, увлажненную ее слезами.
– За что?
Обнимавшие ее руки были сильными и надежными. Снизу его подбородок казался покрытым щетиной, хотя Алекс знала, что утром он брился. Глаза, в которые она смотрела, навевали воспоминания о густой синеве океанских волн. Джо был красив, сексуален, и с ним было удивительно спокойно, потому что он по собственному опыту знал, каково ей приходится.
– За то, что вы были так добры ко мне… к нам с Нили… особенно после того, как… – острое ощущение собственной вины помешало ей закончить фразу.
