— Джеймс, — прошептала она, и он бросился к ней.
— Она выживет?
Грейс кивнула головой и прижалась к нему. Она дрожала в его объятиях; от ее кожи пахло йодом и лизолом. Затем она взяла себя в руки и вышла на солнечный свет. Толпа в ужасе забормотала: было нарушено самое грозное табу.
— У тебя дочь, — сказала Грейс Матенге, — и твоя жена жива.
Он отвернулся.
— Да послушай же меня! — закричала она.
— Ты лжешь!
— Пойди и посмотри собственными глазами.
Матенге метнул взгляд в сторону хижины, а затем снова посмотрел на Грейс. Сейчас он должен был продемонстрировать свое превосходство над этой сующей свой нос куда не следует мцунге, которая нуждалась в хорошей порке. Он пристально смотрел на Грейс, доходившую ему до плеча, сверху вниз, пытаясь испугать ее своей силой. Во времена великих войн его отец похитил много женщин из племени масаи и подчинил их себе, используя тот же метод, что Матенге сейчас, стремясь сломить эту мемсааб.
К его величайшему негодованию, она отвечала ему тем же.
В это время Люсиль вымыла ребенка и укутала его в маленькое одеяльце. Когда она направилась к двери, Джеймс остановил ее:
— Почему бы не показать ребенка отцу? Когда Матенге увидит…
— Он убьет его. Отец должен сам войти в хижину. Это древняя традиция кикую.
Люсиль поднесла ребенка к спящей Гачику и положила его на грудь. Выйдя на улицу, Джеймс и Люсиль увидели подбегающих к хижине мужчин, в руках которых были пилы и топоры.
Джеймс почувствовал, как встали дыбом волосы.
— Боже милосердный, — прошептал он, — нам нужна полиция.
В толпе произошло какое-то движение, люди расступились, и в середину вышла старуха Вачера. Она медленно подошла к Грейс и, уставившись на нее злым взглядом, прокричала:
— Хижина проклята! Ее осквернили, и теперь ее нужно сжечь!
— Что? — воскликнула Грейс. — Вы же не собираетесь…
— Это место проклято! Несите огонь!
Она повернулась к мужу своей внучки и сказала:
— Ты должен сжечь хижину вместе с телами твоей жены и не родившегося ребенка. А потом ты должен убить этих двух мемсааб, которые осквернили это место.
— Подождите минутку! — произнес Джеймс, выходя вперед. — Женщина и ребенок живы! Идите и проверьте сами, леди Вачера. Вы увидите, что я не лгу.
— Они не могут быть живы. Ребенок не смог выйти из матери. Я сама ощупывала ее живот.
— Я вынула ребенка, — сказала Грейс.
— Никто не может сделать этого.
— Медицина белого человека может. Слышите?
Все повернулись в сторону хижины. Из нее доносился тоненький плач новорожденного ребенка.
— Но Гачику умерла! — заговорил Матенге. — Я видел это собственными глазами. Ее живот был разрезан!
— Она не умерла, а всего лишь спала. Иди и проверь. Она скоро проснется. Твоя любимая жена, Матенге!
Он колебался.
— Ты не можешь возвращать мертвых к жизни.
— Могу и возвращаю, — неожиданно произнесла Грейс.
— Даже всемогущий Нгай не в силах этого сделать, — сказал он, но в его голосе послышались нотки неуверенности.
Тут заговорила Люсиль, ее голос звенел:
— Наш Бог в силах! Наш Бог умер и воскрес!
Матенге задумался; в его взгляде читалось недоверие и подозрительность. Он повернулся к Марио.
— Ты, жаба, поклоняешься белому Богу. То, что она говорит, правда? Он возвращает мертвых к жизни?
— Святые отцы в миссии говорили, что так оно и есть.
Матенге повернулся к Грейс.
— Докажи.
— Зайди в хижину, и ты сам все увидишь.
Но молодого вождя не так-то просто было одурачить. Он знал, что, если он войдет в хижину, это будет означать, что он согласен с тем, что медицина белого человека лучше, чем его собственная.
— Мы убьем кого-нибудь, — сказал он, — а ты вернешь его обратно к жизни.
Перед взором возбужденных зрителей Матенге жестом приказал Марио выйти вперед. Молодой человек не шелохнулся. Тогда двое мужчин схватили его и бросили на землю.
— Убейте его, — приказал Матенге.
Один из мужчин замахнулся топором, и Грейс закричала:
— Стойте! Я сделаю это сама.
— Ты?
— Ты же испытываешь мою медицину. Это я заставила Гачику спать мертвым сном, и я воскресила ее. Ты хотел доказательства моей силы, Матенге.
Мгновение они смотрели друг другу в глаза. Потом он кивнул, и Грейс пошла в хижину за конусом и бутылью эфира.
Марио дрожал как осиновый лист, закатывая в страхе глаза.
— Не бойся, — сказала Грейс по-английски и успокаивающе улыбнулась. — Ты только заснешь; а потом я тебя разбужу.
— Я боюсь, мемсааб доктори.
Люсиль сказала:
— Доверься Богу, Марио. Он не оставит тебя.
Она всунула ему в руки Библию, и тот, вцепившись в книгу обеими руками, лег.
Деревня погрузилась в неестественную тишину. Грейс опустилась у изголовья Марио, вынула пробку из бутылки, поднесла конус ко рту и носу и медленно налила эфир. Когда люди почувствовали резкий запах эфира, то в страхе попятились.
Они видели, как закрылись глаза Марио, как обмякло его тело и вывалилась из рук книга. Наконец Грейс поднялась и сказала:
— Он спит. Так же, как спала Гачику.
Матенге осмотрел неподвижное тело. Затем велел принести раскаленную головешку и, прежде чем Грейс успела остановить его, прижал горячее дерево к шее Марио. Молодой человек не шелохнулся.
Толпа зашепталась. Матенге приказал принести ему нож.
— Нет, — твердо произнесла Грейс. — Больше никаких проверок. Ты получил доказательство. Он не чувствует боли. Сейчас его сон гораздо глубже, чем ночной.
— Теперь разбуди его, — приказал вождь.
Грейс закусила губу. Когда она наливала эфир, ее рука дрогнула, и в конус упало несколько лишних капель…
— Почему он не просыпается?
— Он скоро проснется, — ответила она.
Прошло несколько минут: Марио по-прежнему не двигался.
— Я не вижу, чтобы он возвращался к жизни.
— Он вернется. — Грейс наклонилась и приложила ухо к груди Марио. Сердцебиение было, слабенькое и медленное. Неужели она очень сильно переборщила с дозой? Может быть, африканцам в силу каких-либо причин нужно давать меньше наркоза?
Матенге приказал принести факел, и Вачера торжествующе улыбнулась.
— Подождите, — сказал Джеймс. — Это требует времени. Он должен пройти через царство духов и только потом вернуться в царство живых.
Матенге задумался. Когда ему принесли высоко и ярко горящий факел, он взял его в правую руку и приготовился. Марио по-прежнему лежал неподвижно.
Джеймс опустился на колени рядом с Грейс.
