– Ой, какие ж вы, бабы, нежные! – Вадим пришпорил коня. И тот пошел быстрее. – Муж тебя не бросил, а просто вовремя освободил. Ты ж молодая, красивая! И замуж выйдешь, и дите родишь. Хуже, если б он тебя на шестом десятке бросил. Хотя в этом возрасте тоже, бывает, влюбляются и замуж выходят. Мама у меня в пятьдесят три года второй раз замуж вышла. И счастлива с отчимом до сих пор.
– Замуж я не собираюсь, – твердо заявила я. – Хватит, нажилась! А ребенка от любовника можно родить.
– Ну и дура! – Вадим заставил коня свернуть на боковую тропинку. – Ребенку отец нужен! А то плодите безотцовщину, а потом жалуетесь, что дети по скользкой дорожке пошли…
– Я еще никого не родила, – парировала я. – А если рожу, то обойдусь без твоих советов и нравоучений.
– А я о тебе, что ли, говорю? – удивился Вадим. И вдруг склонился, прижался губами к шее, чуть выше ключицы.
Я онемела. А он оторвался и тихо рассмеялся.
– Пульс-то зашкаливает! Боишься меня? Так я не кусаюсь. А шейка у тебя тонкая, соблазнительная. Прости, не сдержался! – И теперь уже пальцами коснулся ключицы.
«Я тебя убью! – едва не вскрикнула я. – Что тебе мешало поцеловать меня по-настоящему? Зачем дразнишь?». Но вместо этого произнесла, стараясь не выдать, что меня потряхивает от возбуждения:
– Не трогай меня! Я женщина соблазнительная, но не про вашу честь, Вадим Борисович!
Разве я могла сказать что-то другое в этой ситуации?
Вадим засмеялся в ответ. Вообще он смеялся чаще и громче, чем я.
– Понял, понял, Ольга Михайловна! Только при Мадине не сболтни, что на самом деле не моя невеста. Ты сильно не возмущайся, но мои друзья в Абхазии не поймут, отчего молодая интересная женщина живет в доме одинокого мужчины. Так что выбирай: или тебя будут считать моей невестой, или обычной шлюхой. Причем статус невесты ни к чему тебя не обязывает. Разве что на людях веди себя вежливее. Как положено женщине, а не как столичная профурсетка.
– Что? Что ты сказал? – Я резко обернулась и схватила Доброва за отворот армейской куртки. – За словами следи! А то не посмотрю, что невеста, так врежу…
– Тихо, тихо! – Вадим стиснул мое запястье. – Не кипятись! Ишь, Аника-воин… Мы уже подъезжаем. Ради бога, не позорь меня перед Мадиной.
И вдруг он крепко прижал меня к себе. Его глаза были слишком близко. И губы. Я чувствовала исходившее от Вадима тепло, и запах хорошего табака и чего-то еще, почти неосязаемого. И вспомнила наконец: так пахнет от человека, который целый день провел на свежем воздухе, под горячим горным солнцем.
Было крайне неловко проделать это в седле, но я изловчилась-таки, закрыла глаза и, потянувшись к нему, коснулась щекой его щеки. И ничего! Он отпустил мое запястье и весело сообщил:
– Все, приехали!
И, спешившись, подал мне руку, чтобы я сошла с лошади. Откуда ему было знать, что минуту назад я испытала одно из самых сильных разочарований в своей жизни. Этот подлец, этот негодяй так и не поцеловал меня!
Высокое тенистое дерево с резными листьями (кажется, инжир) возвышалось в центре идеально чистого двора, заросшего мелкой травкой. Под деревом – скамейка, рядом – детские качели. Я поняла, здесь отдыхают от дел в жару. А слева и справа вдоль изгороди протянулись ряды металлических опор с перекладинами, обвитыми виноградной лозой. Над крыльцом двухэтажного дома с просторным балконом светил сильный фонарь. Было видно, как днем.
Громко залаяла собака. На крыльце тотчас появилась тоненькая невысокая женщина вся в черном и, приложив ладонь козырьком ко лбу, посмотрела в нашу сторону. И закричала:
– Мадина! Встречай! Вадим со своей невестой!
– Неловко как-то, – прошептала я. – Придется, наверно, объяснять, где мы познакомились…
– Ничего не нужно объяснять, – Вадим взял меня за локоть. – Держись естественно, не напрягайся. Здесь не принято лезть в душу, если человек этого не хочет. Но гостей встречают по высшему разряду. Угощают лучшей едой и вином, которые берегут только для гостей.
И крикнул женщине:
– Инга, привет! Где Мадина?
Но та не успела ответить.
– Вадим! Я здесь! – Откуда-то из-за дома показалась женщина чуть выше, но тоже в черном. – Нашел Олю?
Она подошла и протянула мне руку. Я заметила, что щека у нее слегка запачкана в муке.
– Мы очень рады вам! Будьте, как дома… Проходите в пацху. Летом мы там ужинаем. Хотела накрыть на улице, но боюсь, что дождь начнется.
Мадина с любопытством посматривала на меня и улыбалась мне, даже когда разговаривала с Вадимом.
– Приехала Сырма? – спросил тот.
Женщина, улыбнувшись, кивнула:
– Дома, дома! С Давидом час назад приехала. Куда ей по ночам ходить? Помогает мне хачапури печь.
Она смотрела на Вадима с тем непередаваемым выражением, которое свойственно лишь любящим женщинам. Преданно, немного восторженно, но без раболепия. Мне стало не по себе.
У нее было тонкое красивое лицо, очень живое и выразительное. И, видно, Мадина привыкла двигаться быстро, потому что тут же опередила нас на шаг. И, слегка размахивая руками при ходьбе, сообщила Вадиму, что коза принесла двух козлят, Давид сегодня починил курятник, а то туда повадилась ласка и уже загрызла двух куриц.
Вадим что-то сказал ей весело по-абхазски, как я полагала, пошутил, и Мадина отвечала звонким, как у девушки, смехом. Эти двое хорошо понимали друга. «Все не так просто, как ты себе сочинила, Оля! – подумала я. – Женщина, похоже, его любит, но не воспринимает тебя соперницей. Видно, интуитивно чувствует, что ты не та, за кого себя выдаешь. Отсюда и любезности, и милая улыбка…»
Мы обогнули дом. Пацха находилась рядом с ним. Почти дверь в дверь. Чуть дальше за высоким плетнем располагались хозяйственные постройки: плетеный кукурузник на высоких столбах, загон для коз, сарай для скота, курятник. Здесь же стояла самая настоящая арба с огромными колесами. Под длинным навесом висели связки красного перца и сухих трав. Тихо гоготали гуси, громко вздыхала в хлеву корова… В саду среди деревьев виднелись ульи… Благодать!
Но сколько забот! Сколько сил нужно затратить, чтобы содержать дом и хозяйство в порядке! И не потерять при этом свежесть лица и красоту. Не разучиться смеяться и радоваться жизни. Честно сказать, я позавидовала Мадине. А больше тому, что она может свободно общаться с Вадимом, шутить, бесхитростно делиться с ним радостями и проблемами. И каково ей, наверное, видеть меня рядом с Вадимом? Но, если тот знает об ее любви, почему ж тогда объявил, что я его невеста? Не мог же он намеренно причинить ей боль? Или любовь женщины ему в тягость? Но как-то не похоже. Иначе зачем ему соглашаться на ужин в ее доме?
