В первое мгновение я подумала, что это Тото придумал для меня какой-то новый сюрприз. Он любит такие нелепые неожиданности. Ничего плохого я не предчувствовала.
В прихожей стоял обыкновенный посыльный: старый сгорбленный человек с седой бородой и с красной шапкой в руке. Я даже и не взглянула бы на него, если бы он не сказал:
— Может, уважаемая пани сделает милость и закроет дверь? Я оглянулась. Действительно, дверь в кабинет осталась открытой. Я немного забеспокоилась.
— А зачем ее закрывать?
— Сейчас объясню, уважаемая пани. Я посмотрела на него с недоверием, однако подумала, что такой старичок не может иметь никаких плохих намерений. Когда я закрыла дверь, он протянул ко мне руки и шепнул:
— Ганечка!..
Я чуть не вскрикнула от испуга и отскочила назад. Как я вспоминаю, мне показалось, что передо мной сумасшедший. Нет, вы только представьте себе: сгорбленный старикан, неряшливый на вид, с грязными седыми волосами, протягивает руки и шепчет мне, словно мы состоим с ним в интимных отношениях. А вдобавок еще у него красные воспаленные глаза. Какой ужас!
— Ты не узнаешь меня? — спросил он.
И тут я его узнала. Это был Роберт. Но как он изменился! Какие тяжелые невзгоды он должен был перенести, чтобы так постареть независимо от грима. А грим! Я могла бы часами присматриваться к нему и не понять, что это он.
— Ты не узнаешь меня? — снова спросил он.
От страха и удивления у меня даже голос пропал. Руки у меня дрожали.
— Узнаю, — еле проговорила я.
— У меня мало времени, любимая. Я пришел забрать то, что ты вынула из сейфа. В другой раз, примерно через два или три дня, я позвоню тебе. Пакеты у тебя?
Я кивнула головой:
— Конечно.
Сердце мое стучало, как молот.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Вот и прекрасно. Я тебе бесконечно благодарен. А теперь, Ганечка, поспеши, пожалуйста. И постарайся принести пакеты так, чтобы никто в доме не увидел. Это для меня очень важно. Где они у тебя?
— В спальне. В комоде.
— Ну, так поспеши.
Ноги мои подкашивались, голова шла кругом. Как назло, я не могла найти ключик от комода. Прошло почти пять минут, пока я вынула пакеты и вернулась в прихожую.
Он встретил меня чуть ли не с гневом.
— Что ты так долго делала? Сейчас же говори, что делала! Где у вас телефон?
Он больно сжал мою руку. Я была так потрясена, что не знала, как на это реагировать.
— Пусти меня, — прошептала я. — Я искала эти пакеты. Где-то делся ключ от комода.
— Где у вас телефон? — зашипел он, еще сильнее сжав мою руку.
— Тут рядом, в кабинете.
Он смотрел мне в глаза с яростью и ненавистью. Вид у него был ужасный. Сколько жестокости в этом человеке! Он грубо оттолкнул меня и зашел в кабинет. Только убедившись, что телефон действительно там, он несколько успокоился и стал вскрывать пакет. Вдруг у него вырвалось страшное проклятие, и он со злостью швырнул пакет на пол. По ковру рассыпались обрезки газет. Вне себя от ярости, он посмотрел на меня и произнес сквозь зубы:
— А все из-за тебя. Почему ты не пошла в банк в тот день, когда получила мое письмо? Они успели найти и подменить. Почему не пошла сразу?
Он двинулся ко мне, и я просто из страха соврала:
— Но я пошла. Сразу…
— Врешь! — почти крикнул он. — Ты пошла на другой день в одиннадцать. Я был дураком, что доверил тебе это дело!
Он пнул ногой разбросанные газеты и сказал:
— Впрочем, теперь уже все это не имеет значения. А теперь слушай: ты должна молчать, как могила. Если выдашь, что я здесь был, убью тебя без малейшего сожаления. Учти, что я умею держать свое слово, поняла?
— Поняла.
— Никому не скажешь?
— Никому.
Он погрозил мне кулаком и добавил:
— Запомни!
Потом повернулся и, даже не попрощавшись, вышел.
Трудно найти слова, чтобы рассказать, что со мной произошло. Знаю одно: я совершенно поверила первому ошеломляющему впечатлению. Ведь этот человек еще недавно был совсем другим. Вместе с внешностью он изменил и свой характер. Он, который умел одаривать меня самыми прекрасными ласковыми словами, сегодня разговаривал со мной, как со злейшим врагом. Смотрел на меня, как на бездушную отвратительную вещь. В те минуты я понимала только это. Меня охватил какой-то безграничный пронзительный стыд — стыд за поруганную честь, стыд за собственную доверчивость, стыд за то, что я могла верить этому человеку.
Он вел себя со мной, как с прислугой. Даже хуже.
С грохотом закрылась наружная дверь, и этот звук вернул меня к действительности. Не знаю, зачем я побежала в гостиную, не знаю, проснулась ли во мне жажда немедленной мести, или это был просто бессознательный порыв. Знаю только, что я отчетливо помнила наставления майора. Надо было подойти к окну и условленным способом приподнять занавеску. Правда, помнила я и то, что надзор за моими окнами, очевидно, давно уже прекращен. Я не видела на улице никого, кто следил бы за ними. Вместе со стремлением наказать Роберта, родилась и досада на майора. Почему за ним не следили? Вот теперь могли бы его схватить.
Еще никогда в жизни не испытывала я такого потрясения. Я чувствовала себя совершенно опустошенной, жестоко обиженной, униженной. Значит, он врал, что любит меня, подло меня обманывал! Он видел во мне лишь орудие для своих гнусных махинаций. И теперь я была счастлива, что хотя бы эта его махинация не удалась. Он заслужил это. Заслужил, чтобы его схватили.
«Что делать?» — думала я лихорадочно.
Я уже хотела бежать в кабинет, чтобы позвонить майору, но тут же осознала, что они все равно не успеют.
Именно в этот момент я увидела Роберта внизу. Он переходил улицу. Вдруг от толпы прохожих отделился приземистый дородный пан и направился к нему.
И тут произошло нечто страшное. Роберт молниеносным движением выхватил из кармана револьвер. Раздался выстрел, за ним второй и третий.
Прохожие панически бросились врассыпную. Теперь я увидела, что из машины, стоявшей поодаль, какой-то мужчина в коричневой шляпе тоже начал стрелять. Роберт метнулся в сторону и побежал к перекрестку. За ним гнались уже двое или трое мужчин. Они стреляли в него, а он то и дело оборачивался и отстреливался. Выстрелы звучали непрерывно, откуда-то издалека доносились свистки полицейских. Я открыла окно и высунулась наружу.
На углу Роберт, по всей видимости, увидел полицейских, бежавших ему наперерез, и на мгновение остановился. Этого было достаточно. Видимо, в него попало несколько пуль сразу, потому что он упал, как подкошенный. На снегу вокруг него быстро начало расплываться красное пятно крови.
Я вздрогнула и отошла от окна. Мне стало дурно. В глазах замелькали красные точки. Вся комната вокруг меня закачалась. Я еле дошла до дивана и упала без чувств.
