– А что за границей-то хотели, юноша? – вцепившись в пуговицу на его куртке, спросил Жэка, когда они вышли на улицу. – Чего так спешно собрались туда? С какой целью?
– За деньгами, – отозвался тот, ничуть не смутившись. – Маше на лечение нужно много денег. Ее родители пока помогают, но… И потом надо договориться о ее лечении за границей. Разве тут ее восстановят и…
– За деньгами? – Жэка, казалось, пропустил все остальные его слова мимо ушей. Внимательно осмотрел парня. – За какими такими деньгами, которых нужно очень много, юноша? Помнится, ваша семья была признана банкротом. Вы будто еле сводили концы с концами. А? Давайте-ка с этого места поподробнее, лады?..
Гришин Иван Сергеевич пребывал в относительно приятном расположении духа. Ему было приятно сидеть в глубоком мягком кресле. Приятно было смотреть из окна на небольшой садик, разбитый умелыми ландшафтными дизайнерами. Хорошо, что он настоял на хвойных насаждениях. Как приятно сейчас было наблюдать зелень на фоне серого ноября. И кофе с коньяком – баловство, конечно, но тоже приятно было тянуть из любимой стеклянной чашки.
Единственное, что отравляло ему сегодняшнее приятное утро, это Лавров! Вернее, его предстоящий сегодня визит. Он же предупредил, дал ему несколько дней. А он никогда не обманывает. Всегда держит слово. Значит, сегодня явится, провалиться бы ему вместе с его пробитой башкой!
Ну, ничего. И эту проблему он уже решил. Уже знает, что сказать. Обознался, мол, его человечек. Не за того принял Лаврова. Принял за соперника. С кем девушка его теперь встречается. Человечек где? Так в бега подался, как узнал, кого по голове огрел.
Версия? А то! Еще какая!
Лавров, конечно, не поверит, но это его проблемы. Ивана Сергеевича совершенно не касается его недоверие к людям. Повозив задом в мягком кресле, удобнее устраиваясь, Гришин задумался. И чем больше думал, тем сильнее расстраивался.
Его самого, получается, использовали втемную, да! Во-первых, не сказали, кого надо нейтрализовать. А это был бывший опер, не парикмахер, черт побери! Во-вторых, не сказали, почему надо было нейтрализовать бывшего опера. А там что-то такое хитрое вырисовывается. Что-то нехорошее. Это ему его человечек шепнул, которому он велел убраться куда-нибудь подальше из города. Да, он так и сказал:
– Иван Сергеевич, там по ходу лажа какая-то с ментом этим бывшим.
– Что за лажа? – лениво поинтересовался тогда Гришин, потому что ему было насрать и на мента, и на его голову пробитую.
Жив ведь? Не помер? Чего шум поднимать?
– По ходу мент этот за Филином молодым следил. Тот с телкой там тусил, – рассказывал между тем его помощник, который, собака, подставился под чьи-то глаза, теперь вот проблемы.
– А зачем Филин молодой ему понадобился? – сразу поскучнел Гришин.
Слышать эту фамилию он не желал вообще. А если рядом с этой фамилией упоминалась еще и фамилия Лаврова, то просто хотел оглохнуть. Он хорошо помнил, как бесновался в те годы молодой опер Лавров, схоронивший напарника.
– Я не знаю, зачем ему молодой понадобился, – подергал плечами «косячник». – Скорее, телка его.
– Оп-па! А она-то ему зачем? Что, Филин у него бабу увел?!
Первая хорошая новость за последние дни. Когда гадко одному из этих людей, Гришину всегда радость.
– Нет вроде. Эта баба молодого – соседка мента.
– И че? – не поверил Гришин. – Станет он башкой рисковать из-за соседки?! Говно какое-то!
– Вроде они друзья.
– Аа-а-а, ну да, ну да. – Толстые губы Гришина сложились скептической дугой. – Совсем ты дурак, да?! У меня вон тоже до хрена соседей! Что же я из-за каждого подставляться буду?! Не мели чепухи, парень! Скорее всего, Филин молодой увел у опера бабу. Вот он и бесится.
– Может быть, – не стал спорить помощник.
И по приказу хозяина тем же вечером сорвался из города. У Гришина была, правда, мысль наказать идиота привычным способом, как раньше наказывал. Просто взять и прострелить парню башку, чтобы работал как надо, не светился. Но потом он передумал. Велика честь из-за какого-то бывшего опера и его шалавы своих людей убирать.
Но когда вчера поздним вечером ему сказали, что баба опера, которую тот не поделил с сыном Игната, шагнула с четвертого этажа и разбилась, Гришин о своем помиловании пожалел.
Нет, надо было все же наказать парня. Надо было его башку преподнести Лаврову в качестве трофея. А то теперь станет приставать. Покоя не даст. Но тем не менее версии своей решил придерживаться твердо.
Лаврова перепутали с соперником одного из его парней. Тот потом перепугался и подался в бега. Все! Больше никаких вариантов. В конце концов, кто он теперь – Лавров? Да никто! Привычно бряцает тут бывшими заслугами, а толку? Гришин его может даже на порог не пустить. Полное право имеет и…
Размеренный ход его мыслей был прерван осторожным стуком в дверь его кабинета.
– Да! – рявкнул он недовольно.
Он не любил, когда прерывали его размышления. Когда путали стройный ряд его мыслей. Он потом мог сказать что-нибудь не так.
– Иван Сергеевич, к вам тут этот… – Охранник, отвечающий за въездные ворота, осторожно сунул бритую башку в дверную щель. – Бывший опер.
– Чего хочет? – зачем-то спросил Гришин.
– Сказал, вы знаете.
Ушастая, лобастая голова охранника его нервировала.
– Скажи, что ничего не знаю, и гони его к чертовой матери! – вдруг решил Гришин. – Он вообще права не имеет вторгаться на частную территорию и…
– Иван Сергеевич, – нагло перебил его охранник, – он не один.
– А с кем?! – В животе вдруг зародилась какая-то странная боль, будто там кто-то включил электродрель и начал наматывать его кишки на сверло.
– Он с Заломовым каким-то. У того ксива. Майор… Мент… – зачитывал как с листа тупой охранник.
О господи! Гришин странно хрюкнул, вылив в себя последний глоток остывшего кофе, полез из глубокого кресла, потешно дрыгая короткими толстыми ногами.
Заломов Женька! Этот гад, провонявший насквозь табачищем, жалости не знает! Он не Лавров, он договариваться и либеральничать не станет! У него в кармане удостоверение, дающее ему полномочия! Он захочет сейчас, весь дом его перевернет. И найдет ведь что-нибудь, точно найдет для парочки статей в УК РФ!
Гришин точно знал, что найдет. Потому что точно знал, что прятал.
Ох, зря он не пришиб своего помощника! Зря! Жалость – отвратительная штука. Н-да…
Подобрав повыше полы длинного парчового халата, так что стали видны его белоснежные толстые икры, Гришин трусцой бросился мимо ошеломленного охранника к выходу. Там, не побоявшись морозной свежести, от которой похрустывало под подошвами его домашних тапочек, бросился к воротам.
