Тина вспомнила свое отражение в зеркале примерочной – и вдруг, как после глотка шампанского, ощутила прилив восторга.
Господи, да не сошла ли она с ума, если не гнетет ее больше бремя стыда, страха, раскаяния за все, что случилось из-за нее? Или это пережитая собственная смерть перетряхнула душу, заставила снова включиться могущественнейший из инстинктов – инстинкт самосохранения – и вот так по-девчоночьи, бездумно возрадоваться жизни, великолепному, яркому дню, городскому шуму, предстоящему путешествию неведомо куда, двум красивым мужчинам, в обществе которых она неожиданно оказалась, возликовать своей новой красоте и нарядности?..
Она с улыбкой поглядывала по сторонам. Все вокруг было залеплено оставшимися после недавних выборов плакатами, среди которых чаще других мелькал большой, яркий, бело-голубой, с алыми буквами: «Анатолий Голуб – наш кандидат!» С этого плаката вприщур смотрело грубовато-добродушное лицо с тяжелым подбородком и плотно сжатыми губами. Да, Голуб не сиял рекламными улыбками – в нем должны были привлекать надежная суровость, крестьянская основательность, армейская стойкость. И привлекали, надо полагать, если именно его выбрали-таки губернатором! «Даже Тамбовку не обошел ажиотаж», – вспомнила Тина – и до боли прикусила губу.
Олег обернулся, сверкнул белозубой улыбкой:
– Впечатляет? Он вообще любитель цветных картинок. А какой клип сделали о нем на местной студии кинохроники, мама дорогая! Два пожизненных и смертельных врага, режиссер Базильева и оператор Михлик, по этому поводу соединили усилия и сбацали натуральный боевик, где стреляют пушки, летают голуби, плачут умиленные старушки, а дети собирают цветы. Текст «родил» великий писатель Хамов:
На земле, в небесах и на море
Наш народ и велик, и могуч.
Губернатор любимый наш Голуб
Над Амуром развеет всех туч!
Правда, Пашку Хамова после этого паралик разбил. А за что, спрашивается? Ведь сущую нетленку сотворил!
Остановились у тринадцатого вагона. Олег поставил чемоданы, выпрямился, расправил плечи, улыбнулся проводнице – и ее губы в ниточку мгновенно расцвели алым цветком улыбки. Тина даже невольно вздохнула, от души посочувствовав невзрачной худышке.
– Олежечка… – пролепетала девушка. – Ой, не могу… ты тоже едешь?!
– Нет, моя радость, – проникновенно изрек Олег. – Только провожаю. Вот – друзья. Ты уж, Людочек, позаботься о них. Если, к примеру, станут чего-нибудь выкаблучивать, ты уж не заметь, ладненько?
– Ладненько, – покорно и машинально, точно как зомбированная, ответила девушка, не сводившая глаз с загорелого лица Олега и в упор не видевшая пассажиров, от которых следовало ждать «выкаблучивания».
Георгия, похоже, это вполне устраивало. Он проворно вскочил с чемоданами в тамбур, подал руку Тине, которая маялась со своей юбчонкой на высоких ступеньках, – и они прошли по алой ковровой дорожке – меж пышных занавесок и искусственной растительности – в отдельное двухместное купе, благоухающее туалетной водой; весь стол в купе был уставлен бутылками с минералкой и пепси, завален пачками вафель и печенья. Имелась и ваза с яблоками, а также прочие атрибуты фирменного СВ.
Через несколько минут заглянул Олег – сунул Георгию пакет с вокзальными бутербродами, одобрительным взглядом окинул купе, но сказал почему-то только:
– Эх, жаль…
Потом они с Георгием перекинулись словечком-другим – уже в коридоре, – и Олег исчез, напоследок улыбнувшись Тине. Хотелось бы избежать «замыленных» штампов, но с его уходом и впрямь стало темнее.
Поезд тронулся. Слышно было, как Людочек проверяет в соседних купе билеты, что-то спрашивает в коридоре у пассажиров, но их она обходила, точно зачумленных.
– Давайте перекусим, – предложил Георгий, снимая пиджак.
Тина невольно приковалась взглядом к его широким плечам, обнаженным рукам. Ей тоже было жарко в жакетике, однако она вспомнила, что под ним – только на редкость бесстыжий топик. И решила потерпеть.
Думала, что смертельно проголодалась, но почему-то кусок не лез в горло. Кое-как справилась всего с одним бутербродом и яблоком, исподтишка поглядывая, как быстро и аппетитно ест Георгий, как вгрызается зубами в яблоко, как глотает минералку. Почему-то Тина порадовалась, что он не пил пепси…
Георгий смахнул крошки в пакет, глянул на Тину и тотчас отвел глаза.
– Не знаю, как вы, а я бы прямо сейчас отошел ко сну, – сказал, усмехнувшись, он. – Поговорить можно и потом, когда… немного привыкнем друг к другу. К тому же я накануне всю ночь не спал, а вставать придется рано.
– Мне бы умыться, – пробормотала Тина.
Георгий кивнул и, проводив ее до туалета, остался ждать в коридоре.
Тина посмотрелась в зеркало. Ого, как горят щеки! Обветрились, что ли? Ну да, конечно, с чего бы им еще гореть-то?
Вернулась в купе, заперлась изнутри.
Расстелила постель на тринадцатом месте и задумалась. Наверное, надо постелить и Георгию? Нет, это как-то… очень уж фамильярно…
Разделась. Достала из сумки новую розовую рубашонку на тоненьких бретельках, намного выше колен. К рубашонке полагался такой же «субтильный» халатишко.
Вообще-то в купе совсем даже не холодно. Тина повесила халат на крючок, потянулась к двери, чтобы открыть, и вдруг ее словно огнем обожгло.
А что, если Георгий воспримет свою нерасстеленную постель как приглашение лечь в одну постель с Тиной?!
Простыни, наволочки – все так и замелькало в ее руках, и через минуту второе ложе засияло девственной белизной. Тина накинула халат, потуже затянула поясок и, отомкнув дверь, забралась под простыню. Отвернулась к стенке.
Георгий вошел сразу. Ждал с нетерпением?
Щелкнул замок.
Тихо вжикнула «молния» – расстегнул брюки…
Шорох его одежды был слышен как-то… очень уж отчетливо, хотя поезд набирал скорость и колеса громко стучали на стыках.
Но вот шорохи прекратились. Позвякали плечики – развешивает вещи.
Воцарилась тишина.
Тина представила, как он стоит, глядя на нее, лежащую под простыней. Стоит широкоплечий, спокойный. В одних плавках. Или… уже без плавок?
Как это он сказал: «Потом, когда узнаем друг друга получше…»
Вот зашипел газ – он открыл бутылку, и затем глотки – приложился к горлышку. Да, у Тины тоже пересохло в горле, но не повернешься же, не попросишь водички! А вдруг на нем ничего нет?!
Зашуршала штора – и в купе сразу стало темно.
Тина прижала руку к губам. Нет, а правда: что делать, если он по-хозяйски сядет рядом? Сразу отбрыкиваться или подождать, пока развернет к себе, стянет с плеч послушный шелк?
В конце концов, зачем еще она ему? Хотя, с другой стороны, Хабаровск славен хорошенькими девчонками. Ради того, чтобы найти себе подружку на ночь, не стоило устраивать на «Метеоре» такой спектакль! И тут наконец до Тины дошло-доехало: ведь Георгий, пожалуй, спас ее от Виталия вовсе не ради ее прекрасных глаз! Дело вовсе не в ней, а в том, что она была пленницей Виталия. В нем все дело! То есть Георгий – его враг. Но Виталий даже не подозревал об этом: он довольно спокойно разглядывал черноволосого надоедалу. И хоть был до крайности разозлен тем приключением в воде, но объектом его гнева была в первую очередь Тина, а уж потом «этот недоумок» (так троица называла Георгия), который влез не в свое дело.
