«16.39»
***
Прежде, чем зайти в кабинет, я поставил на мобильном будильник, на случай, если находка окажется уж очень неожиданной, и я забуду о времени. Ещё в комнате брата я заметил, что ключа два. Один стандартного размера, видимо от самой двери, второй совсем крохотный. Уже оказавшись внутри, я вдруг вспомнил. В мамином письменном столе было четыре выдвижных ящичка, и в те редкие моменты, когда нам с Биллом, подгоняемым любопытством, на свой страх и риск удавалось прошмыгнуть туда, верхний ящичек никогда не поддавался, как бы мы его ни дёргали. Будто его навеки заклинило. Мы тогда дружно решили, что он попросту сломан, и конечно не заметили крошечного отверстия прямо над ручкой. Хотя теперь мне стало кристально ясно, где в первую очередь следует искать.
Вопреки всякой логике, прежде всего я перерыл все остальные ящички. В них обнаружились лишь горы разной макулатуры: от наших свидетельств о рождении до счетов за дом и медицинских карт. В нижнем скопилась стопка медсестринской документации. Мама каждый вечер заполняла какие-то бланки, что-то переписывала, поэтому её указательный и большой пальцы постоянно были вымазаны то синими, то чёрными чернилами. Словом, на глаза мне не попалось ничего из того, что могло бы вызвать интерес или маломальское удивление.
Время шло, но я не торопился. Где-то в глубине души мне совершенно не хотелось открывать этот злосчастный верхний ящик. Более того, я бы испытал ни с чем не сравнимое облегчение, если бы он оказался пуст. Но бездействие в моём случае было сродни проигрышу.
Выдвигал я его аккуратно, медленно, будто обезвреживал бомбу. Потом подумал, как, должно быть, по-идиотски я выгляжу со стороны, обозвал сам себя параноиком и резко дёрнул за ручку.
Следующий порядок действий сложно было идентифицировать. Сначала я вытаращил глаза так, что стало больно, затем присвистнул и, подавившись воздухом, откашлялся. Или всё было с точностью наоборот, не помню. Разинув рот, я с ошалелой улыбкой вытащил наружу предмет, который уж точно никак не предполагал обнаружить в кабинете у родной матери. Мышцы руки напряглись под его тяжестью, гладкий чёрный металл приятно холодил кожу, вызвав всплеск эмоционального возбуждения. Пальцы автоматически, будто только этого и ждали, обхватили рукоять. Я ощутил себя кем-то другим, вглядываясь в своё мутное, искажённое отражение в найденном пистолете, поддавшись импульсам, которые до этого момента мне никак не удавалось уловить. Я втянул ноздрями воздух и закрыл глаза. Оружие пахло свободой и властью.
«Убивать легко. Гораздо легче, чем ты можешь себе представить» - однажды сказал Билл.
Закружилась голова. Пришлось отложить пистолет в сторону, дулом к стене. Вряд ли мама стала бы держать его заряженным в доме, но испытывать судьбу не хотелось.
Неужели Билла так взбудоражил пистолет? Неожиданно, согласен, но вполне объяснимо. Слабой хрупкой женщине, живущей с двумя детьми в огромном доме, нужны хоть какие-то гарантии безопасности. Хотя не исключено, что подросток с буйной фантазией мог прийти и к другим выводам. Одно странно, почему брат так яростно долбанул по двери? Подумаешь, пистолет. Совсем не повод для злости. Впрочем, когда это он нуждался в поводах? За день его настроение менялось чаще, чем длинная стрелка часов показывала новую цифру.
Оп-па… А вот и патроны.
Я открыл притаившуюся в углу ящика коробку. Выглядят как настоящие. Офигеть. Был уверен, что оружие пневматическое. Ну, мама…
Больше там ничего не было. Кроме двух связанных между собой папок. Первая, верхняя, совсем тоненькая. Нижняя же была надута запиханными в неё бумагами. Хотел положить назад, предположив, что это очередные мамины профессиональные документы, но глаз зацепился за надпись на белой узкой бумажке, приклеенной сверху, на которой аккуратным ровным почерком было выведено: «Билл Каулитц».
Конечно же, я открыл.
На первой странице оказалась чепуха вроде анкетных данных: информация о родителях, адрес, телефон, в уголке - фото брата… Класс пятый-шестой, не больше. Лицо предельно серьёзное, без намёка на улыбку. Сбоку на другой странице подпись и таким же почерком другое имя, смутно мне знакомое.
«Миранда Фишер».
Мысленно многократно прокрутил это имя на быстрой перемотке. И тут меня, наконец, осенило. Миранда Фишер, наш школьный психолог. Вот уж не знал, что Билл ходил к ней… Впрочем, даже я один раз побывал на приёме, таков порядок. Обследовали всех, без исключения. Эта молодая женщина проработала в нашей школе всего два года, перед тем как уйти в декретный отпуск и больше не вернуться. Она никогда не приставала с расспросами, но поговаривали, что ей достаточно было посмотреть тебе в глаза, чтобы понять, в чём дело. Угощала чаем с конфетами и со всеми вела себя как с равными. Все мальчишки от семи до семнадцати готовы были предложить ей руку и сердце. И я в том числе. Мой друг и одноклассник Тревор, не будь дураком, иногда даже специально прогуливался перед её кабинетом с грустным видом, чтобы его, такого разнесчастного, пожалели. Наверняка на каждого заводились такие карты…но что карта Билла делает у нас дома?..
Я пролистал дальше. Разнообразные тесты, пара рисунков, характеристика. Читать было некогда, взгляд выхватывал лишь отдельные слова и фразы.
Импульсивность с ярко выраженной тенденцией действовать без учёта последствий…
Отсутствие самоконтроля…
Неустойчивость настроения – кто бы сомневался, правда.
Вспышки гнева…
Повышенная раздражительность, возбудимость в сочетании со вспыльчивостью, злобностью, злопамятностью, мстительностью…
Постоянно всем недоволен, ищет поводы для придирок…
Не рассудителен, не способен дать спокойную и холодную оценку ситуации…
Не переносит возражений. Нетерпелив…
Не считается с интересами других… Эгоистичен.
Активен, однако не способен к длительной целенаправленной деятельности. Неуступчив.
Предварительный диагноз: Эмоционально-неустойчивое расстройство личности. Импульсивный тип.
Примечание: на повторный приём не явился.
Мда… Ну что же, вполне похоже на правду. Психологический портрет удался, как под копирку. Теперь у всего этого безумия хотя бы есть название. Только легче почему-то не стало. Я удивлён, шокирован, поражён? Едва ли. Просто официальное подтверждение догадок, констатация факта. И кстати, она его явно пожалела, может, с первого раза не всё разглядела? Я бы поставил диагноз покруче, если бы разбирался в терминах. Странно, что с таким пёстрым букетом отклонений он справлялся со своей «работой». Нехило же его надрессировали.
Ко второй папке скрепкой был прикреплён листок, на первый взгляд напоминавший больничную справку. На подобных в школе выписывали освобождения от физических занятий. Ну и почерк…
Я зажмурился и проморгался, восстанавливая резкость.
Ого… Направление на лечение в психиатрическое отделение. Адрес нашей городской больницы. Чёрная дыра моих неведений сейчас заметно расширилась.
5 мая, 1992 г.
Девяносто второй?
Я повертел папку. Должно быть ошибка, но нет, цифры – единственное, что не было изуродовано почерком до неузнаваемости. Ерунда какая-то. В девяносто втором мы с Биллом ещё даже ходить не научились.
Загнув край справки, я обнаружил похожую наклеенную белую полоску. Вот только рядом с фамилией брата стояло вовсе не его имя.
Сигнал будильника, будто зов сатаны из преисподней, не дал мне утонуть в зыбучих песках из собственных мыслей и вязкого тотального потрясения.
У меня ровно минута.
Наспех перевязав папки, я положил их обратно в ящик вместе с пистолетом, закрыл все замки. Удостоверился, что не оставил никаких следов. Всё на своих местах, ничего подозрительного. Буквально взлетел вверх по лестнице, вернул ключи на место, поставил на место плинтус, задвинул кресло.
Уже знакомый удар в солнечное сплетение швырнул меня на колени.
