в Уотербери, я вспоминала об отце только в тех случаях, когда речь заходила о причине, по которой я оказалась здесь. Ведь он и был этой причиной, а точнее, его ужасное поведение. А просто так, от скуки или от совестливости, я ни разу об отце не подумала, едва переехала сюда. Печально, но факт, как напевает Metallica.
То есть, конечно, сначала было тяжело, потому что те события не выходили из головы – пьяный отец в отключке, его пьяные дружки в том состоянии, когда человек становится хуже животного… Все это привело меня сюда, выпихнуло с насиженного места в иной мир – в Уотербери, где я сперва была не в своей тарелке, а потом встретила Гектора.
Не вспоминать о том вечере поначалу казалось невозможным. Я даже думала, что до конца жизни буду паниковать при виде выпивших. Наверное, эта фобия как-то называется, да и в этом ли дело? Отнюдь, нет. Дело в том, что очень скоро я напрочь забыла о существовании отца. Уотербери обрушился на меня тяжелым ливнем в первый же день моего прибытия сюда, этот удивительный город словно смыл с меня всю грязь, очистил грубой дождевой водой мои поры.
Здесь я начала жить заново. К тому же, новые проблемы не заставили себя ждать. Сначала Гвен пыталась строить из себя заботливую мамочку, чтобы самой себе компенсировать муки совести за то, что бросила меня. А это очень раздражало. Впрочем, не так сильно, как поведение Патрика, что становилось все более непредсказуемым с течением времени. Поиск работы, знакомство с новыми людьми, поразившими меня своими страстями и вкусами, потом – таинственный Гранж Пул Драйв, где рыжий мужчина снял свой шлем и заставил меня впервые ощутить себя беспомощным ничтожеством… Иными словами, вспоминать об отце у меня не было времени в закрутившемся потоке жизни.
И вот теперь я слышу от Гектора: тебе звонил отец. Отец? А что это за слово такое: отец? Я этого слова теперь не знаю. И впредь его знать не хочу. Как и слово мать.
– Да. Именно он, – кивнул Соулрайд.
Я вижу, что ему неприятно сообщать мне об этом, но не сообщить он не может. Он знает, что это меня расстроит, но иначе никак.
– Что ж… – говорю я. – Что же ему могло от меня понадобиться теперь?..
Вопрос в никуда. Но Гектор хочет на него ответить.
– Думаю, он хочет с тобой помириться.
– Помириться, – повторила я, словно впервые слышала это слово. – О чем тут вообще может быть разговор.
– Слушай, я знаю, что он сделал…
– Ты бы сам себя простил, будь ты на его месте? – внезапно разозлилась я.
Но Соулрайд никогда не обижается на перепады моего настроения, должно быть, это одна из причин, по которой он любит меня. Либо наоборот. Я понимала, что после этой ночи могу вести себя уже как сварливая жена, и все равно мне будут целовать ноги. Но, конечно, я делать этого не буду. Я надеюсь.
– Я бы себя не простил, – ответил Гектор. – И не думаю, что он бы простил себя, если бы тебе не удалось сбежать тогда от них, и они бы… изнасиловали тебя.
Меня передергивает, будто шершавая ящерица пробегает по плечам, задевая холодным хвостом лопатки.
– Ладно, – сказала я, не понимая, к чему это.
Просто надо было хоть что-то сказать после того, как прозвучало это гадливое слово. Сделалось как-то неловко, но потом я вспомнила, что рядом мой Гектор, а значит, мне нечего бояться или смущаться. И тогда я обняла его и еще раз поблагодарила за то, что он склеил фигурку, которую я так неосторожно уронила.
– Я всего лишь хотел тебя порадовать.
– Знаешь, я в последнее время какая-то нервная.
– Это из-за меня?
– Нет… из-за всего, кроме тебя. Теперь еще отец заявился.
– Ты будешь ему перезванивать? Хочешь, я возьму трубку и скажу, что он ошибся номером?
– Нет. Не нужно, – я помолчала. – Как ты считаешь?..
– Вам необходимо поговорить.
Я поднялась и встала напротив окна, боком к Соулрайду. Он остался сидеть на прежнем месте и выкрутил динамик приемника на минимум, так что Ian Brown – «Reign» слышалась совсем едва.
В помещение бил яркий солнечный свет, и слепяще-синему небу не было дел до моих проблем. Как и всегда. Я вдруг поняла, что очень люблю своего отца. Несмотря на то, что и ненавижу тоже.
– Я к нему не вернусь, – заявила я, сжав кулаки, и обернулась, встретив спокойный взгляд Гектора.
– Разумеется, не вернешься, – ответил он. – Как минимум, я тебя не отпущу.
– Я люблю тебя, Гектор.
– Вам с ним нужно поговорить, – повторил Соулрайд.
И тогда я перезвонила отцу. Оказалось, что он сейчас здесь, в Уотербери. В довольно сухой и официальной манере, словно два деловых партнера, мы условились встретиться через час в кафе на Берч-стрит. «Напротив средней школы», – объяснила я, ведь он, в отличие от меня, совершенно не знал город.
Соулрайд сказал, что сам отвезет меня туда и будет поблизости. Я хотела прибыть на встречу одна, даже не знаю, почему. Просто хотелось независимости от мужского плеча. И так пляшу меж двух огней, но ладно. Мы приехали чуть раньше, чем надо было. Я отправилась за столик, ощущая дрожь в коленях и стараясь идти так, чтобы Гектор не заметил моей слабости. Волнение нарастало. Словно я встречаюсь не с родным отцом, а с его дружками, черт возьми. И что со мной творится?
Я села за столик у окна и первым делом посмотрела наружу, туда, где на капоте своего автомобиля, сложив руки на груди и скрестив вытянутые ноги, сидел Соулрайд. Он заявил, что поедет со мной, и это даже не обсуждается. Почему он так настаивал? Неужели знал, что я захочу поехать одна? Боится, что отец может забрать меня силой?
По правде говоря, еще как может. Вот сейчас придет, начнет орать, ударит по лицу и заставит сесть в машину, а затем увезет меня обратно в Солт-Лейк-Сити, где не будет Гектора, не будет свободы, не будет Гранж Пул Драйв и не будет этих замечательных ливней, которые могут омыть тебя от любой грязи. Вот, чего я боялась. Вот, почему ныли мои колени.
– Добрый день! Готовы сделать заказ?
– Лимонад, пожалуйста. Сегодня так душно, не правда ли?
– Хм, возможно.
Официантка так не считала. Ведь душно было только мне.
Да, в те мгновения, ожидая отца за столиком, я размышляла о том, как полюбила Уотербери за тот небольшой промежуток времени, что мне довелось здесь жить. Этот город изменил меня, как ничто прежде не меняло. Я привязалась к каждому кленовому листочку на его улицах, к каждому камешку на его дорогах, изъезженных мною вдоль и поперек во время работы в Уотербери-Хилл. Я знала город как свои пять
