улыбнулся:
– Ты забываешь, что клонированием мы занимаемся уже не первое десятилетие, а клоны до сих пор доступны только богачам. Причём неизвестно каким именно богачам нашего общества, ведь информация о том, у кого из этой всей элитной плесени имеется клон, а может даже несколько клонов, строго засекречена. Представьте только, что у Хяльмара Херманссона или у Линды Али имеются клоны.
– Ой фууу, – Рита сморщила носик, – как представлю, что этих людей на нашей планете может быть больше одного экземпляра, так тошнит.
Кажется, чуть-чуть начинало подташнивать меня…
– Однако, детки, не забывайте, – Баби подняла вверх указательный палец, – что эти богачи с их клонами считаются главными поставщиками донорской крови в Швеции.
По моей коже пробежался холодок и вслед за ним разлились мурашки: после своих последних сливов крови в донорский банк, 11110 теряла сознание на продолжительное время.
– Они делятся кровью своих клонов – или будет правильнее сказать, своей собственной кровью, ведь это их ДНК? – так вот, богачи делятся своей кровью с нищими точно не из благородных побуждений, – заявил Илайя.
– А из каких же? – округлила глаза Рита.
– Во-первых, они сотрудничают с банком крови, чтобы их лавочку живых кукол не прикрыло общество, в котором очень много недовольных самим фактом того, что в нашей среде производятся человеческие клоны. А во-вторых, таким образом они пытаются очистить свою совесть, оправдать самих себя мыслью: “Мы ведь делимся, мы ведь помогаем, а может быть даже спасаем, причём забесплатно, а значит наши действия в целом оправданы!”. Взять хотя бы Эмиля Фалька. Помните, как примерно пять лет назад этот человек заявил, что у него на протяжении шестнадцати лет был клон, существование которого спасло ему жизнь, когда ему внезапно потребовалась пересадка сердечного клапана?
– Все помнят, – откликнулась Рита. – Якобы после пересадки клапана себе, все остальные органы своего клона он пожертвовал в медицинский фонд. Пресса даже выпускала статьи с историями людей, жизни которых спасли органы клона Фалька. Я запомнила девочку, пережившую пересадку обеих почек, и старушку с прижившимися роговицами глаз.
Я вся превратилась в каменную статую. Пять лет назад? Что за клон это был? Очевидно, парень шестнадцати лет. Очевидно, в честь его ухода я, 11112 и 11110 запустили в небо синие фонарики. Запускали ли мы в его честь красные фонарики? Наверное, нет: раз его быстро разобрали на запчасти, значит, скорее всего, переходного состояния у него не было…
В мои мысли прорвался громкий голос Бабирай:
– Эта история Фалька – чистый пиар и шумиха, чтобы доказать общественности полезность, а значит надобность существования клонов. И непонятно это только закостенелым глупцам.
– Так а что там конкретно произошло, в этом Миррор? – Рита взяла газету из рук Илайи.
– Да общественности скармливают только сплетни и ничего толкового, – вздохнула Бабирай. – Слышала, как кто-то грешил на утечку газа.
– Утечка газа не смогла бы такого сотворить, – Илайя развернул газету в руках Риты на второй странице, и моё периферическое зрение выхватило образ полностью обугленного и разрушенного вплоть до фундамента здания. – По одному только этому фото видно, что от такого крупного строения остались одни угли. Это же сколько газа должно было незаметно “утечь”, чтобы поднять в воздух целое трехэтажное здание? Нет, тут точно взрыв с применением крупных снарядов. Правительство, естественно, сейчас будет всячески стараться замести все следы, но как бы в итоге ни оказалось, что именно они и уничтожили собственную лабораторию по производству человеческого мяса.
Я едва удержалась, чтобы не зажмуриться. Кожа похолодела настолько, что стало по-настоящему холодно. Человеческое мясо… Вот кто мы для оригиналов. Вот кем эти весёлые и добродушные личности увидели бы меня, вдруг узнай они, кто я такая на самом деле: не одна из них – мясо.
– Уже озвучили количество погибших? – Рита блуждала заинтересованным взглядом по газетной статье.
– Сто семьдесят два человека, – совсем тяжело и даже как-то горестно вздохнула Бабирай, – а клонов были тысячи. Вроде как больше семи тысяч. Крупнейшая человеческая потеря Швеции за последние несколько десятилетий. Национальный траур продлится до конца недели.
Прямо за моей спиной проходили двое мужчин – трезвый буквально тащил на себе пьяного, и пьяный вдруг закричал:
– Этих уродцев вообще не должно было существовать! Их существование против природы! Против Бога! Против всех правил! Нас всех накажут за то, что мы сотворили их! Этот национальный траур – только начало! Как Титаник в начале двадцатого века! Вот посмотрите! Все ещё увидите!..
– Кристеру нужно перестать наливать всё, что крепче пива, и того давать лакать не больше трех пинт, – недовольно сдвинул брови Бабирай, но уходящие мужчины скорее всего не услышали её слов, потому что уже вывалились из парохода на мост. – И тем не менее, в чём-то этот идиот прав. Швеция – единственная страна в мире, в которой узаконено клонирование. Сейчас ещё и в прибалтийских странах хотят запустить программу клонирования, и поговаривают, будто русские что-то там химичат, откровенно плюя на отчётность перед мировым сообществом. Вы представьте, если в ближайшие лет пять-десять все страны мира начнут в открытую или в тихую плодить клонов. Что же это такое будет, что начнётся и чем завершится…
– А чем, по-твоему, Баби, может завершится? – Рита с любопытством посмотрела на самую старшую в нашей компании, а значит, должно быть, и мудрейшую из нас.
– Однажды клоны выйдут из-под контроля. Наши собственные дубликаты восстанут против нас и пойдут на нас с оружием.
– Скажешь тоже, – усмехнулся Илайя. – Зачем им идти на нас с оружием?
– Дорогой, мы их на органы разбираем! На-ор-га-ны! – Бабирай постучала себя по лбу указательным пальцем. – Это, должно быть, мучительно больно – лишаться плоти по кусочкам. Естественно им может захотеться мстить, ведь они тоже чувствуют…
– Они ведь бездушные, – оборвала Баби Рита. – По крайней мере, так все говорят.
– И что, дорогая, думаешь, у них нет чувств? Они же человеческие копии, то есть наше подобие.
– Получается ли, что если они что-то чувствуют, значит эти чувства не их собственные, а всего лишь преобразования чувств людей, клонами которых они являются? – Илайя почесал подбородок.
– Типа их чувства – дубликаты или слепки настоящих человеческих чувств? – округлила глаза Рита.
– Как знать, может у них и не человеческие, а какие-то свои собственные чувства, – предположила Бабирай.
Кажется, мне начинало всерьёз становиться дурно: тяжело дышалось, кожа покрылась неприятными мурашками, сложно давалось сидение на месте, и тем не менее я продолжала сидеть недвижимо, словно окаменевшая статуя.
– Если подумать, так всё к вот такой вот концовке и шло, – постучав по фотографии пепелища Миррор, решил подытожить Илайя. – В правительстве ведь
