«Лет двадцать динамил девушку», — прикинул Береславский.
Муж стоял тут же и ловко отбодался:
— Как это не прокатил? А где мы сейчас с тобой находимся?
— Зачетно, — согласился профессор, тоже имевший опыт ловких ответов жене.
В основном публика собралась состоятельная, как и предполагал бизнес-план. Но были и друзья Ефима, миллионерами не ставшие. Впрочем, он никогда не мерил степень дружбы толщиной кармана претендента.
На обратном пути предполагалось главное отделение концерта.
Не все вернулись в салон, уж слишком притягательны были город и река воедино. Но человек сорок пришли. Остальные, кстати, тоже все слышали, через систему динамиков.
Пела Машка, пела Валечка Толоконникова. Пели дуэтом.
Все было мощно, вкусно, красиво.
В незапланированном перерыве — Машка листала на пюпитре ноты — микрофон у нее довольно бесцеремонно отобрал Курмангалеев.
— Ты это чего? — удивилась она.
— Прошу минуту внимания, — сказал в микрофон Джама.
— Будешь петь? — спросил какой-то немножко пьяненький гость.
— Буду замуж звать, — серьезно объяснил Курмангалеев.
Машка вспыхнула румянцем: джаз, конечно, предполагает импровизацию, но не до такой же степени.
Все как-то одномоментно замерли. А некоторые даже подошли в салон с кормы.
— Я, Джама Курмангалеев, зову замуж Машеньку Ежкову, — сказал он, четко выговаривая слова. — Обещаю любить ее всю жизнь, — добавил капитан через короткую паузу.
Народ дружно зааплодировал, кто-то даже крикнул: «Соглашайся, Маш!» Лишь Наталья смотрела на влюбленных с некоторой печалью. Опыт подсказывал ей, что ни с Джамой, ни с Ефимом, ни с каким-либо еще столь же упертым персонажем спокойной жизни у давшей согласие женщины точно не будет. А в том, что Джама — упертый персонаж, Наталья не сомневалась. При богатой семье в тридцать два года капитанить и ловить пули собственным телом — для этого точно надо обладать недюжинной упертостью.
— Но ведь тебе со мной не скучно? — Ефим с легкостью читал мысли жены.
— Нет, — вынуждена была согласиться правдивая Наталья.
— Вот и им не будет скучно.
— Это уж точно, — еще раз согласилась Береславская.
— Что же ты молчишь? — опять спросили из публики.
Опешившая Машка не знала, что ответить.
— Скажи «да» или «нет», — спокойно посоветовал подошедший отец.
Мария взяла у Джамы микрофон.
Вот теперь даже муху было бы слышно. Если бы, конечно, Вась Васич Соколов допускал бы в своем идеально чистом хозяйстве мух.
— Да, — сказала Машка.
И вот теперь началась дискотека!
Плясали все. Ну, кроме, может быть, Береславского. За него лихо отплясывала Наталья. Потом музыканты вживую забацали лезгинку, и в пляс пошли родители Джамы. Младший брат вообще откалывал чудеса.
Но Джама, вступив в круг, выглядел еще лучше.
Странно, однако гремевшая в центре Москвы лезгинка в данном контексте ни у кого не вызывала неприятных ассоциаций.
Наверное, потому, что все национальные распри рассматриваются вообще. А друг с другом уживаются — или не уживаются — конкретные люди в конкретных ситуациях.
Джама обнял невесту, нежно поцеловал ее.
Их родители были рядом и улыбались.
«Очень хорошо», — отметил Ефим Аркадьевич, знавший непростую предысторию. Если бы не поладили родители — трудно было бы поладить и молодым.
Корабль шел домой. Машка уже не пела, потрясенная поворотом вечера. А народ добирал хорошего настроения. Оставалось где-то полчаса до причала.
Пробираясь по протоптышу к туалету, Ефим вдруг услышал приглушенные, но явно сердитые голоса.
Рванувшись на звук, обнаружил около кухни Джаму, схватившего за руку Наргиз. Татьяна Васильевна Соколова заступалась за подружку, а та молча пыталась вырваться из капкана капитановых рук.
— Отпусти ее, — тихо попросил Ефим.
Джама выпустил Наргиз, девушка молча стала растирать кисть. Испуга в ее миндалевидных глазах не читалось.
— Это она меня по голове ударила, — сказал капитан. Он обсуждал произошедшую в подъезде историю с Береславским, тщетно пытаясь перевести его в союзники.
— Ну и что? — спросил профессор.
— Как, ну и что? — не понял Джама. — Могла вообще убить.
— А что ей оставалось делать? Выскочил перед ней человек с пистолетом. Молодец, что не растерялась.
Джама мучительно задумался. В таком ключе он ситуацию не рассматривал. И непонятно, что девушке предъявлять. Не говоря уж о том, что его собственные действия были сплошной нелегальщиной.
Да и ссориться с Береславским, имевшим сильное влияние на любимую женщину, тоже не хотелось.
Выход подсказал Ефим Аркадьевич.
— Эта девушка — под моей защитой, — сказал он. — Отвечаю за нее я. Если у тебя дела к ее другу — обращайся к ее другу. Так годится?
— Годится, — сказал Джама.
А что он еще мог сказать?
К ним уже подходила встревоженная Машка. Еще с ней не хватало поссориться из-за милицейских дел. Так можно и невесту потерять.
— Работай дальше, — сказал Береславский Наргиз. Она вернулась на кухню и, захватив подносик с чаем, пошла в салон.
Инцидент был исчерпан. По крайней мере, на данной момент.
Оставалось только одно дело.
Ефим отошел в сторонку и набрал номер, оставленный его необычным бизнес-партнером.
— Да, — мгновенно отозвался Грязный.
— Ты, наверное, знаешь Джаму Курмангалеева, — сказал профессор.
— Да, — бесцветно сказал партнер.
— Он на корабле.
— Видел Наргиз?
— Видел. Наргиз в безопасности. Я отвечаю. Но ты не приходи.
— Я боюсь за Наргиз, — вдруг сказал Краснов.
Ефим был потрясен: ему казалось, что слово «боюсь» его собеседник использует нечасто. А может, вообще никогда не использует.
— Я отвечаю, — сказал Ефим.
— Хорошо, — ответил его собеседник, но телефон не отключил. Кнопку отбоя нажал Береславский.
Кораблик причалил к берегу, его довольные пассажиры прощались с Береславским и потихоньку расходились.
Еще через полчаса остались только Береславский с Натальей, Соколов да Наргиз, которую Ефим решил от греха подальше забрать с судна. Наталье его идея не сильно понравилась, но она понимала, что супруг опять влез во что-то непонятное, и сейчас надо просто дождаться, когда все рассосется. Сама Наргиз никаких отрицательных чувств у нее не вызывала.
Решили попить чаю перед тем, как начать грузить картины и мольберты в Натальину машину. Здесь Береславскому уже было не отвертеться, так хотелось хоть оттянуть начало ненавистных действий.
— Деньги ушли впустую, — посочувствовал Соколов галеристу.
