студентов подготовительного отделения, чтобы они знали, что ждёт их спустя четыре года обучения в «Звёздочках».
Сайвер, облаченный в парадный костюм и традиционную магистерскую мантию, стоял рядом с высокими колоннами и всматривался в толпу веселящихся студентов, выискивая глазами её. Надин Миховски, а попросту Надежда Самойлова, ничем не выделялась среди сверстниц: в греческом стиле платье в пол, собранные на затылке волосы, соответствующая случаю улыбка. Вот только в глазах читалась боль. Их взгляды встретились, и Надя неожиданно направилась в его сторону. Сайвер внутренне напрягся, не более часа назад они всё сказали друг другу.
– Вы сейчас на мне дыру прожжёте. На самом деле, спасибо вам, профессор. Вы прекрасно преподавали, ваши лекции и весь этот год я запомню надолго, – официальным тоном сказала Надя. – Надеюсь, я справлюсь со вступительными экзаменами в менее пафосный вуз и стану перспективной студенткой. Там, у себя.
– Это моя обязанность, мисс Миховски. Что-нибудь ещё?
– Благодарю, что не стали раздувать скандал и постоянно вытаскивали меня из щекотливых ситуаций, – немного потупив взгляд, стушевалась Миховски. – Деньги, что вы мне тогда дали, я постараюсь…
– Забудьте, вы мне ничего не должны, – отсёк Сайвер.
– Спасибо, мне… – она подбирала слова, но нужные никак не приходили на ум. – Я очень вам благодарна!
– Не стоит. Постарайтесь больше не вляпываться.
В диалоге возникла неловкая пауза.
– Это всё?
– Да, – не раздумывая, ответила Надя.
– Мне не свойственно повторяться, мисс Миховски. Это всё, что вы хотели мне сказать?
На глаза Надин навернулись слёзы. Она держалась из последних сил, чтобы не разрыдаться, стоя перед профессором.
– Д-да, – борясь с собой, в очередной раз солгала одна из лучших учениц первого курса.
– Мы уже попрощались, но я ещё раз с удовольствием повторю: всего доброго, мисс, – с сожалением выдавил Сайвер и направился к выходу из Зала торжеств. Но вдруг он остановился, обернулся, метнул в неё испепеляющий взгляд и добавил леденящим душу тоном:
– Плюс вам в карточку. За честность…
Маерс до сих пор помнил, как шёл по извилистым коридорам старинного здания, казавшимися ему бесконечным лабиринтом, как не сразу попал ключом в дверь, как в порыве ярости смёл всё с письменного стола.
– Лгунья! Маленькая дрянная мерзавка, – бесновался профессор, понося бывшую студентку.
Он чувствовал, что она врёт. Подозрения в том, что она беременна, с каждым днём укреплялись в нём всё больше. Например, он заметил, что Надин весь вечер пила только томатный сок, хотя шампанское лилось рекой – это ли не знак?! Конечно, была огромная вероятность, что ребёнок не от него – именно потому она молчала, – но интуиция вопила, что это не так.
Припирать её к стенке ему не хотелось: жениться он не планировал, а скандал вышел бы знатным. Безусловно, его ребёнок ни в чём бы не нуждался, но его мать могла доставить много хлопот. Сайвер переживал, много думал, но так и не стал разыскивать её после окончания семестра.
«Не стоило так убиваться, – решил Сайвер, возвращаясь в реальность. – Это был её выбор. Почему именно такой? Боюсь, я уже никогда не узнаю, что двигало её извращенным сознанием. Всё равно из этих отношений ни черта бы не вышло, слишком много «но». Зачем случилась та ночь, в которую начались эти больные отношения?.. Everything happens for a risen [8], и моя причина – Леонора – смысл жизни, моя радость, мой свет».
Поставив точку в сегодняшних неутешительных размышлениях, Сайвер направился в душ.
Глубоко за полночь Леонора влетела в гостиную, ощущая себя взрослой и свободной. Шампанское, которое в угоду Лео незаметно пронёс один из её сокурсников, играло в крови. Лео радовалась приглашению из Стэнфорда, которое упало на почту во время праздника. Для мира высших учебных заведений большая редкость – предложить место студенту, ещё не закончившему колледж.
Леоноре очень хотелось, чтобы отец разделил её радость, похвалил, обнял и нежно поцеловал. Заметив чуть приоткрытую дверь в его спальню, она бесшумно проскользнула внутрь, но, войдя в комнату, замерла: профессор крепко спал, подмяв под себя одеяло.
Будучи маленькой девочкой, она иногда подсматривала за отцом в душе, но она всегда боялась быть пойманной, а теперь у неё появилась возможность сполна удовлетворить своё любопытство.
Вид обнаженного мужского тела, находившегося так близко, взбудоражил её воображение. Где-то в глубине души она понимала, что ведёт себя неправильно и не должна думать об отце как о мужчине, но что поделать – для неё он был идеалом: умным, мужественным и властным.
Ровесники же казались ей нелепыми прыщавыми глупцами, в головах которых был лишь секс и… секс. Отец для неё был всем! Вдобавок, она безумно ревновала, не позволяя ни одной женщине приближаться к нему ближе, чем на пару метров.
Движимая неясным порывом, она уверенно направилась к кровати, пожирая мужчину глазами. В этот момент ему снился сон, тот самый, что много лет назад прервал Хитроу:
…Маленький пальчик очертил изгиб брови, нарисовал на щеке замысловатый узор и замер в ожидании у приоткрытого рта… Руки скользнули от талии к груди, пропуская между пальцами набухающие соски. Она тихо застонала, и он припал к впадинке на горле, ещё сильнее разжигая пламя желания…
– Поцелуй меня, – сказал голос из сна…
Маерс перевернулся на спину. Его веки чуть подрагивали, он беспокойно мотал головой из стороны в сторону, комкая рукой простыню. Леонора села на край кровати и провела указательным пальцем по его груди, спускаясь всё ниже. Она была как в тумане, любопытство и искушение затмили толику разума, кричавшую «Он твой отец!» – так долго она хотела к нему прикоснуться…
– Остановись, мгновенье, – прошептал профессор, схватил её за запястье и притянул к себе. Лео это ничуть не смутило, и она потерлась щекой об его лицо. Сайвер пробурчал что-то неразборчивое и бессознательно увлек её в омут поцелуя, поймав мягкие губы своими.
В первый момент она не знала, как реагировать – остатки здравого смысла ещё сдерживали её, но они таяли с каждой секундой промедления. Когда его требовательный язык встретился с её собственным, инстинкты взяли верх, и она ответила… Сайвер, не отдавая отчёта в своих действиях, приподнялся, жадно впиваясь в девичий рот, и невнятно прошептал:
– Иэ… Ир… Так долго… иди ко мне…
Стальные объятия не давали Леоноре шанса высвободиться. Он крепко прижал её к себе и в одно мгновение, оказавшись сверху, властным жестом развёл её ноги. Только теперь Лео поняла, что умудрилась натворить, осознав, что страсть и ласки предназначены на самом деле не ей, а
