Он хотел что-то сказать, но вовремя спохватился. Начинать беседу не следовало. Если Алекс скажет что-то вроде «заходи как – нибудь», ему захочется поймать ее на слове.
«От чего ушел, к тому и пришел», – подумал Джо. Он повернулся на спину, швырнул подушку на пол, подложил руки под голову и с досадой уставился в потолок. Если бы он был таким практичным человеком, каким привык себя считать, то протянул бы руку и выключил эту проклятую рацию. И нет проблемы.
Но он не сделает этого. Потому что Алекс могла проснуться и испугаться. Потому что она могла позвать его. Потому что она верила в его защиту. А он должен был оправдать ее доверие.
«Оправдывать доверие – это моя профессия», – саркастически подумал Джо. Он оправдывал людское доверие всю свою жизнь.
А что получил взамен?
Ночь принадлежит Хищнику. Это в порядке вещей. Так было, так будет. Совы охотились на залитых лунным светом полях, безмолвно парили на огромных распростертых крыльях и без предупреждения пикировали на неосторожную мышку, торопившуюся по своим делам. В чаще ниже по течению ручья рыскали стаи злобных койотов в поисках беззащитного теленка, козленка или олененка. Но ни совы, ни койоты не забывали о собственной уязвимости. Хищник никогда не выберет жертву, которая может представлять для него опасность.
Похищение Александры Хейвуд – это опасность. Хищник настойчиво внушал себе это, стоя в ее спальне и глядя на нее сверху вниз. Она была очень красивая, светловолосая, нежная; сегодня ночью она оставила свет включенным, и Хищник мог как следует насладиться великолепным зрелищем – от серебристых волос до крошечных, трогательно беззащитных пальчиков ног с розовыми ноготками.
Он осторожно, очень осторожно снял с нее покрывало, чтобы рассмотреть получше.
Александра лежала на животе, обняв руками подушку. Волосы разметались по голубоватой простыне, как платиновое знамя. Тело прикрывала ночная рубашка с тонким цветочным узором на белом фоне, сшитая из какой-то тонкой блестящей ткани, похожей на шелк. Рубашка задралась.
Ее ягодицы были маленькими, круглыми и, наверно, твердыми на ощупь.
Но сегодня ночью он пришел сюда не для того, чтобы трогать. Только полюбоваться товаром в витрине. Смотреть, а не трогать. Не сегодня.
Хищник уже видел все то, что было сейчас скрыто от него; это знание делало наблюдение еще более возбуждающим и одновременно более трудным. Когда прошлой ночью Хищник следил за тем, как она раздевалась, то испытывал мучительный голод. Сестра была просто хорошенькой, а эта была в самом соку. Ему нестерпимо хотелось отведать ее плоть.
«Но это невозможно, – твердил он себе. – Нет, нет, нет. Плохой мальчик».
Если сегодня ночью он похитит ее, утром начнутся поиски. Прочесывание будет тщательным. Возможно, достаточно тщательным, чтобы обнаружить его логово.
И все же ему безумно хотелось ее похитить. Он с трудом сопротивлялся этому желанию. Смотреть хорошо и приятно, но этого недостаточно. Особенно если это так легко. Все, что от него требуется, это прикоснуться к ней электрошоком и утащить.
Она была бы его.
Если бы он сделал это сегодня ночью, его бы ожидало двойное удовольствие: овладеть ею и дать Кассандре уйти в небеса, объятой пламенем.
Хищник улыбнулся этой маленькой шутке. Когда он будет готов избавиться от Кассандры – а это случится скоро, очень скоро – он так ей и скажет:
– Выходи из своей клетки, милая. Я хочу отпустить тебя.
А когда она будет прикована к стене и облита керосином, он добавит:
– В небеса, объятую пламенем.
Но в последнее время Кассандра была скучной, как лохань с помоями, и Хищник сомневался, что она поймет шутку.
Зато будет интересно следить за реакцией Александры – ах, он уже называет ее Александрой, уж не влюбился ли? – на то, как предшественница у нее на глазах превращается во французское жаркое.
Она вздохнула во сне, губы ее приоткрылись. Ее веки трепетали, как будто она видела сон. «Знает ли она, что я здесь? Хотя бы подсознательно?» – думал Хищник.
Он надеялся, что да.
Его рука потянулась к ее щеке. По прежнему опыту он знал, как нежна ее кожа. И хотел снова ощутить эту нежность.
Если он заберет ее с собой, то сможет изучить каждый квадратный сантиметр этой кожи.
Он мог бы провести пальцем по ее щеке. Прямо сейчас. Это была бы проверка. Когда он прикоснулся к ней в прошлый раз, она проснулась. Если она проснется и теперь, это будет означать, что он должен похитить ее.
Что он – ее судьба.
Или она – его.
Эта мысль заставила его остановиться. Он нахмурился и убрал руку.
Он не так жаден, его страсти не так бесконтрольны, чтобы удовлетворять их, подвергая себя риску.
Или все-таки нет?
Искушение было почти непреодолимым, но в конце концов он заставил себя снова укрыть Александру и отвернуться.
Хищник мог себя поздравить. Его воля оказалась сильнее желания.
По крайней мере, сегодня ночью.
Когда Алекс открыла глаза, у нее в ногах сидел Ганнибал. Просто сидел и смотрел на нее широко открытыми, немигающими, как у совы, глазами. Казалось, он мог сидеть так часами, днями и столетиями.
– Брысь! – сказала она и дернула покрывало, чтобы согнать его. Он не пошевелился. Только моргнул и пошевелил хвостом.
Она была слишком измучена, чтобы воевать с ним. А кстати, почему она так хорошо видит его. Конечно же, она оставила лампу включенной. Свет слепил глаза. Она нажала на кнопку будильника и застонала. Часы показывали шесть сорок пять, а Алекс казалось, что она проспала от силы часа два. Голова болела, во рту был вкус тряпок. Хотелось только одного: зарыться в постель и натянуть на голову покрывало.
Сегодня ночью она снова видела во сне отца. Воспоминание сверкнуло в мозгу, как молния.
На этот раз Алекс стояла посреди залитого солнцем зеленого луга, и он шел ей навстречу. Она была рада ему и улыбалась, но внезапно отец бросился вперед, что-то крича и размахивая руками; она поняла, что отец пытается кого-то прогнать. Неведомая опасность приближалась к ней сзади. Но Алекс была слишком напугана, чтобы обернуться и посмотреть…
– Алекс? – голос, донесшийся из «уоки-токи», ворвался в ее грезы и заставил вздрогнуть.
– Доброе утро, Джо, – придя в себя, ответила она. Наступил день, и ее тон стал холодным.
– Твоя сестра встречалась с моим сыном часа в два ночи. Я подумал, что ты должна об этом знать.
– О боже! Тебе-то это откуда известно.
