– Мы ждем своего друга из ваших застенков, – бодро заявила Инна и отчетливо увидела, как распахнулись в немом изумлении глаза у молоденького сержанта. Настя снова отчаянно дернула подругу за рукав, но Инна досадливо отмахнулась. – Оставить свой пост мы не можем, потому что не понимаем, когда вы выпустите его из чутких лап правосудия. Пропусти в туалет, мы ж женщины, нам угол вашего здания в качестве унитаза не подходит. Понимаешь, о чем я?
– Не положено. – Голос парня прозвучал на редкость неубедительно.
– То, что не положено, мы и без тебя знаем. Но мы журналистки из «Курьера». Я Инесса Перцева, это Анастасия Романова, если хочешь прочитать на полосу, как нас пытали в городском УВД, а когда писать хочешь, это ж пытка, сам понимаешь, то давай, включай фашиста.
Обалдело покрутив головой, парень распахнул дверь, давая Инне и Насте возможность войти внутрь, потом тщательно запер ее у них за спиной и приглашающим жестом указал в конец длинного коридора.
– Я пост не могу оставить, – сказал он. – Вы сами сбегайте, только по-быстрому. Там лестница на второй этаж, направо оружейная, налево туалет. Через десять минут подам сигнал тревоги.
– Нам десяти минут хватит, – успокоила его Инна, и они с Настей припустили по коридору. Заскочив в туалетную кабинку и заперев дверь, Настя облегченно перевела дух. Руки у нее немного дрожали из-за угрозы подать сигнал тревоги. За стенкой возилась Инна.
– Что за страна непуганых идиотов! – услышала Настя. – Романова, ты где-нибудь видала таких дураков? Учат их, учат антитеррористическим действиям – все без толку! Ты обратила внимание, что оружейная открыта?
– Нет, конечно. Я совсем о другом думала.
– А я обратила. Она открыта. Настежь. Там автоматы в ряд висят. Мы с тобой сейчас можем вооружиться до зубов и покрошить этого придурка внизу в мелкую капусту.
– Инна, пойдем быстрее отсюда! – плаксиво попросила Настя. – Ты понимаешь, что он сейчас спохватится, и нас прямо в туалете мордой в пол уложат.
– Щас. Спохватится он. Мало того что в здание пустил, так еще одних по коридорам бродить отправил. И где незапертая оружейная сам указал. Ой, нет, нам никаких врагов не надо. Мы сами справимся. А так – не ссы, подруга. Ну, то есть, наоборот, конечно. Ничего нам не угрожает.
Подругиной уверенности Настя не разделяла, и тревога отпустила ее только тогда, когда, от души поблагодарив так до конца и не пришедшего в себя сержанта, они обе оказались сначала на улице, а потом внутри машины.
– Все-таки ты авантюристка, – заявила Настя.
– Но-но-но, придержите ваши оскорбления! Если бы не мой авантюризм, у тебя бы произошел разрыв мочевого пузыря. И померла бы ты в муках от химического ожога брюшной полости. Спасибо бы лучше сказала.
– Спасибо, образованная ты моя, – сказала Настя, и они обе рассмеялись. К счастью, долго ждать им не пришлось. Распахнулась дверь, и на пороге появился Котляревский. Настя выбралась из машины и, оскальзываясь на снегу, побежала к нему.
– Сергей Иваныч!..
Котляревский удивленно повернулся в ее сторону.
– Ой, Настя, а ты что тут делаешь?
– Вас жду. Сергей Иваныч, ну что, вернут тираж?
– Нет. – Котляревский энергично потер рукой красное (наверное, давление поднялось, мельком подумала Настя) лицо. Тираж не вернут. Экспертиза на признаки экстремизма назначена на первое декабря. Если она пройдет успешно, то второго к вечеру нам вернут тираж.
– И мы не успеем его разнести, потому что в ночь на третье начнется день тишины, – горько констатировала Настя. – Здорово придумано. И новый нам негде напечатать.
– Дело не в том, что негде. Дело том, что его постигнет та же судьба. Ты на машине?
– Нет, меня Инна привезла. Вы домой? Мы отвезем.
– Нет, я в штаб. Там все наши сидят. Ждут. Довезите меня, или ты со мной?
– Конечно, с вами! – У Насти предательски дернулся глаз, когда она подумала, что в штабе наверняка сидит и Фомин.
В машине Котляревский приткнулся головой к дверце и закрыл глаза. Настя подумала, что он выглядит совершенно измученным. Трещотка Инна вела машину молча и сосредоточенно, так что ничто не мешало Насте погрузиться в любовные страдания. Правда, как всегда в последнее время, они были густо приправлены тревогой.
– Борьба с экстремизмом! – горько произнесла она, когда машина остановилась у входа в здание, где располагался штаб, и Сергей Иванович открыл глаза. – Лучше бы они убийцу Родионова искали. Месяц прошел, а следствие ни на шаг не продвинулось. Я-то, дура наивная, считала, что Бунин настоящий, а он такой же, как они все.
– Не суди, Настя, – тихо сказала Инна. – Ванька – человек, каких мало. Мы с Алисой это по себе знаем. И упертый он. Так что убийство обязательно раскроет.
Но Настя махнула рукой и побежала по ступенькам к входу в здание.
После уличного полумрака ярко освещенное помещение штаба резало глаза. Блики от висящих под потолком люстр впервые за все время предвыборной кампании показались Насте острыми и злыми. Она зажмурилась, чувствуя, как в уголках глаз вскипают непрошеные слезы. В них как в причудливом кристалле смешно искажались присутствующие. У окна стоял Стрелецкий, который, приоткрыв жалюзи, не отрываясь, смотрел на безжизненную вечерне-зимнюю улицу. На краю стола, безжизненно свесив ноги, приткнулся Фомин. В кресле, почему-то взявшись руками за полные щеки, сидела Ирина Степановна.
Немного поморгав, чтобы сфокусировать зрение, Настя заметила, что лица у всех напряженные и злые. Она была уверена, что после почти трехчасового сидения на морозе выглядит ничуть не лучше, но скорее почувствовала, чем поняла, что общая озабоченность вызвана вовсе не изъятием газет. Случилось что-то еще.
Впрочем, газеты в штабе тоже присутствовали. Целая пачка была разбросана по круглому столу в центре штаба. Тому самому столу, за которым они совсем недавно обсуждали план кампании и строили радужные планы.
Даже своим, все еще расплывающимся зрением Настя видела, что это их газеты. Яркие оранжевые буквы заголовка узнаваемо складывались в слоган «Город ждет Фомина». Вопросительно посмотрев на Фомина и привычно отметив, что он отвел взгляд, она сделала еще один шаг в комнату. За спиной стоял догнавший ее Котляревский.
– А где вы газеты взяли? – удивился он. – Весь тираж ведь изъят.
– Один изъят, другой готов, – непонятно ответил Стрелецкий.
– В смысле?
– Да в том и смысле. Ирина Степановна принесла. На ее бригадиров через ее голову вышли и тираж передали. Сказали, что у нее внучка приболела, а потому она сама работать не сможет. Только один из них ей почему-то позвонить догадался, остальные сразу поручение выполнять отправились. Она на склад прибежала и только остатки застала. Пять тысяч экземпляров из ста.
