– Какие левые тиражи, какой экстремизм, Сергей Иваныч?! – обессиленно прошептала Настя. – У нас же все по закону! Я сама эти газеты писала, а вы оплачивали, вы же знаете, что там все в порядке…
– Я знаю, и ты знаешь, – мрачно ответил Котляревский. – И что самое интересное, эти люди в форме тоже прекрасно об этом знают. Но выполняют команду «фас».
– Я сейчас приеду к городскому УВД. – Настя уже натянула джинсы и теперь, прижимая трубку к уху плечом, пыталась влезть в свободный свитер. – Вы тоже поезжайте туда.
– А меня никто и не спрашивает, – невесело заметил Котляревский. – Мне и так велено туда ехать. Причем в милицейском «уазике». Объяснение писать. Так что встретимся.
Сунув ноги в новенькие угги, натянув дубленку и наскоро обмотав голову шарфом, Настя уже хотела выскочить на улицу, но вспомнила, что не вызвала шофера. Ее машина по-прежнему сиротливо жила на территории завода Стрелецкого, а потому ехать ей было совершенно не на чем. Сначала Настя хотела плюнуть на безопасность и вызвать такси, но передумала и набрала номер Инны.
– Привет, – коротко бросила она, услышав голос подруги. – У нас тираж арестовали, Котляревского в УВД увезли. Мне туда надо, заберешь меня?
– Спрашиваешь! – бодро ответила Инна. – Чего ты там без меня делать будешь! Сейчас приеду, я недалеко.
Действительно минут через семь ярко-красный «Ниссан» Инны Полянской остановился перед пританцовывающей на легком морозе Настей. Правда, пританцовывала она не от холода – хвала новомодным уггам, – а от нетерпения.
– Садись быстрее, я уже ребятам позвонила, они мне разузнали, что Котляревский на допросе у Громова, – отрапортовала Инна. – Это вообще-то самый вредный мент во всем управлении. Так что попасть внутрь и что-нибудь разузнать нам не светит. Придется снаружи ждать. Кстати, мне еще нашептали, что в соседнем с ним кабинете допрашивают Светлану Белову.
– А это кто?
– Замдиректора типографии, ты что, не знаешь? – поразилась Инна.
– Где я, а где типография? Меня удивляет, что ты всех знаешь. А ее-то чего допрашивать?
– Ну как же? Ищут липовые тиражи. Изучают возможность преступного сговора. Она там уже три часа сидит. Ее Ежова допрашивает.
– А Ежова – это кто?
– Это следовательша, которая специализируется на заказных допросах и изъятиях. Ну ты даешь, Романова! Такое чувство, что ты в политику не из газеты пришла, а из института благородных девиц. Простых вещей не разумеешь.
– Фамилия-то какая подходящая – Ежова… А Ягоды с Берией у них нету?
– Все шутишь? Они в типографии компы изъяли и системный блок с фотовывода.
– Откуда?
– Темная ты, Романова! С фотовывода. Теперь ни одну газету на пленку не вывести, а значит, печатные формы не сделать. Встала типография. Так что можешь быть уверена, больше они у вас ни один тираж не возьмут. Эту газету изъяли, а другую вы просто не напечатаете.
– Почему?
Инна выразительно вздохнула.
– Мозг включи. Люди из-за вас терпят убытки. Типография стоит. Газеты не печатает. Срывы тиражей. Неустойки. Плюс три часа нервы на кулак мотают. Вполне достаточно, чтобы понять, что от Егора Фомина лучше держаться подальше.
– Эта газета была последняя…
– Но у вас же ее нет. А готовые верстки есть. Вдруг вы быстро оплатите еще один тираж и кинетесь его печатать? Тут-то и выяснится, что никак. А остальные славные типографии нашего города расценок в избирком не сдавали, а потому ничего предвыборного напечатать не могут.
– Не надо нам другого тиража, у нас и денег-то уже на счете почти нет, – сказала Настя. – Будем настаивать, чтобы нам этот тираж вернули. В нем нет ничего незаконного. Не имеют права.
– Ну-ну.
Въехав во двор ГУВД, Инна выключила фары, но мотор глушить не стала.
– Бензин будешь жечь? – с сомнением спросила бережливая Настя.
– А ты предпочитаешь дуба дать? У меня, конечно, бак почти пустой, я как раз на заправку ехала, когда ты позвонила, но ничего. Бог даст, недолго.
Надежды подруг не оправдались. Периодически выключая машину, чтобы сэкономить бензин, и снова заводя ее, чтобы погреться от печки, они сидели у здания ГУВД уже почти два часа. Видели, как вышла заплаканная женщина, в которой зоркая Инка опознала Светлану Белову. Как, судорожно покурив на крыльце, та куда-то позвонила, и за ней приехала машина, за рулем которой сидел директор типографии. Они наблюдали, как расходятся последние работники, как стрелка на часах над входом в здание постепенно движется, заканчивая второй круг.
Около девяти вечера Инна мрачно посмотрела на датчик бензина.
– Поехали на заправку, – скомандовала она. – Иначе машина заглохнет, и домой мы пойдем на лыжах.
– Нет, – заупрямилась Настя. – По закону подлости мы уедем, а Котляревский выйдет. Белову же отпустили, значит, и его скоро. Давай я подожду, а ты съездишь. Сергей Иванович же тоже без машины, мы тебя вместе подождем, если что.
– Ты ж тут околеешь на морозе!
– Ничего, у меня угги теплые. И дубленка… И ты ведь быстро съездишь.
– Одна нога здесь, другая там, – пообещала Инна.
Вернулась она минут через пятнадцать. Нырнувшая в машину Настя была непривычно тиха.
– Ну что, не выходил?
– Нет, – даже голос подруги показался Инне каким-то не таким.
– Романова, случилось еще что-то, или ты все-таки замерзла?
– Нет.
– Что нет? – Инна вдруг встревожилась. – Давай, колись. Что не так?
– Да в туалет я хочу, – с отчаянием выпалила Настя. – Думала в кафе сбегать, так тут далеко, квартал. Вдруг пока бы я бегала, Котляревский бы вышел. Давай я сейчас немножко погреюсь и сбегаю, а ты покараулишь.
– Так-то я тоже бы сбегала, – задумчиво сказала Инна. – А бегать по очереди не хочется. Вот что, пошли внутрь.
– Куда внутрь? – глупо спросила Настя. Но Инна, не отвечая, заглушила мотор, выбралась из машины и бодро направилась по скрипящему снегу ко входу в ГУВД.
– Инн, может, не надо, – потянула ее за рукав догнавшая подругу Настя.
– Надо! – И Инна решительно нажала на пимпочку звонка у двери.
Открывший дверь сержант с явным недоумением посмотрел на двух разодетых фиф, представших перед его глазами. Миниатюрная рыжеволосая дамочка в стильной короткой шубке (в гламурном журнале его подружки, который он однажды перелистал в туалете, такая называлась «автоледи») показалась ему смутно знакомой. За ее спиной стояла настоящая русская красавица с платком на голове, из-под которого торчала толстая, в руку, коса, в дубленке и уггах. У рыжеволосой был решительный вид, у той, что с косой, – смущенный.
