Длинный перечень ее вопросов Бобби воспринял как условное «да» и сел рядом.
– Салфетки нужны? – спросил он, предлагая ей пачку, приобретенную им в одном из многочисленных аэропортов – пунктов его пересадок.
Боже, ведь она вся в слезах, с опухшими глазами… Касси оцепенела от неожиданной мысли, но все еще продолжала держать возле носа скомканную салфетку. Незаметно опустив руку вдоль ноги, она тихонько бросила на пол, туда, где валялся поп-корн, мокрый, раскисший комок.
– Спасибо, – церемонно поблагодарила она, словно была при полном параде – идеально накрашена и совершенно уверена в себе, – и взяла предложенную ей пачку носовых платков. – Свои я забыла, – прибавила она, но, услышав свой голос, тут же пришла в расстройство – уж очень он был плаксивый. – То есть я хочу сказать…
– Ты прекрасно выглядишь.
К чему эти слова? Из жалости? Так ребенку нахваливают нарисованный им портрет мамы, состоящий из палочек и кружочков с волосами удивительного цвета.
– Я по тебе соскучился.
«Ура!» Вот это по-настоящему хорошие слова, и сказаны не из жалости. Он скучал по ней. Что может быть лучше.
– Я тоже о тебе думала, – тихо проговорила Касси, напоминая таким образом героиню романов Джейн Остин, где благопристойная девушка никогда не говорит герою о своих чувствах напрямик, и потому из-за возникшего между ними недопонимания действие продолжается еще двести страниц.
– Я рад.
Господи, неужели он тоже читал Джейн Остин? Ведь ей мало известно о его литературных пристрастиях.
– А я рада, что ты рад, – сказала Касси, скорее всего потому, что голова ее неважно соображала – и все из-за той дряни, которую она съела в последние четыре часа. На самом же деле ей хотелось сказать: «Какого черта ты здесь делаешь?» – Как ты здесь оказался? – вместо этого выпалила она и тут же растерялась, почувствовав, как ее вялый мозг вдруг резко заработал.
– Пойдем куда-нибудь отсюда?
– Куда? – Ах вот оно что. Должно быть, он здесь проездом и в перерыве между рейсами решил перепихнуться с ней по-быстрому. Что ж, ничего нового.
– Куда скажешь.
Эти слова ей уже были знакомы по его прошлому приезду. Однако на этот раз пусть даже и не мечтает о быстром сексе – это не стоит ее страданий, длившихся неизмеримо дольше.
– Я, к твоему сведению, смотрю фильм.
В ее голосе явно слышалось раздражение. Что за черт? Что он сделал не так, где допустил оплошность?
– Можно и мне посмотреть с тобой? – Бобби действовал крайне осторожно, словно шел по тонкому льду.
– Смотри на здоровье.
Господи, до чего ж ненавистен ему был этот тон! Ни за что раньше он не стал бы терпеть от женщины подобное унижение, ушел бы сразу, но сейчас лишь стиснул зубы.
– Похоже на ремейк «Касабланки». Мне всегда нравился этот фильм.
– Это не ремейк. Это новая интерпретация.
– Пусть так. – Пожалуй, ему лучше помалкивать. Пока она не послала его куда подальше. Бобби притих, уставившись на экран. Голос за кадром не совпадал с артикуляцией актеров и на секунду запаздывал. Это раздражало Бобби, и он стал исподтишка поглядывать на Касси.
«Господи, – думала в это время Касси, – ну что я за недотепа такая? Вечно что-нибудь ляпну…» Нет бы ответить как-то интересно и остроумно, что не девочка она ему, мол, на час в промежутках между рейсами. Но он ведь и правда очень похудел, так что, может, не надо ей с ним так резко. Видно, бедный, сразу на самолет – за лекарствами, – как только врачи разрешили встать. Конечно, надо посочувствовать ему. Но стоит ли его вынуждать рассказывать о своей страшной болезни?
– Почему ты так похудел? – задала она немудреный вопрос, неожиданно для нее самой прозвучавший бестактно и неуклюже, тогда как она хотела, взяв себя в руки, продемонстрировать и свое сочувствие, и свою готовность выслушать его печальную историю.
Касси сразу заметила, что ее вопрос застиг Бобби врасплох, и она попыталась сгладить свою неловкость, но ей это плохо удалось.
– Ну, у тебя такой вид, будто ты болел или…
– Было столько дел, что я забывал поесть, – ответил Бобби осторожно, взвешивая каждое слово, будто стараясь определить, не нашпиговано ли оно взрывчатым веществом С-4.
Касси просто терпеть не могла подобные лаконичные ответы, на которые способны лишь мужчины и которые лишь подогревают любопытство. Дела! Какие такие дела?
– Каких дел? – пошла она напролом, решив, что ей уже нечего терять. Вряд ли этот вопрос его может обидеть, если она с ним больше не ляжет в постель. «Эй, постой! – запротестовал ее внутренний голос. – Не надо скоропалительных решений».
– Прошлый месяц я провел в Монтане. Мы ездили в горы. Провизию брали с собой, но я пробыл там немного дольше, чем рассчитывал.
– А с кем ты ездил? – Не слишком ли она прямолинейна? Он ответит, и сразу станет ясно – с мужчиной или женщиной.
– С Чарли.
Черт. Иногда так зовут и женщин. И что же, продолжать выпытывать или изобразить безразличие? Да какого черта в конце концов?
– Чарли – это мужчина или женщина?
Бобби улыбнулся. Впервые с тех пор как увидел Касси, он почувствовал, что у него есть шанс.
– Мужчина. Это мой двоюродный брат. Ты что, ревнуешь?
– Ничуть.
– А я вот тебя ревную. Чуть с ума не сошел, представляя тебя рядом с самыми разными мужчинами.
– Правда? – воркующим голосом спросила Касси – обычно женщины с такими голосами вызывали в ней отвращение. – Ты ревновал? Вот спасибо.
– За что ты меня благодаришь? Сказать откровенно, я предпочел бы обойтись без этого.
Как ей, спрашивается, понимать это последнее замечание? Как грубость или чистосердечность – основу любых глубоких и приносящих удовлетворение отношений?
– Если честно, – отозвалась Касси, – то я, было дело, тоже думала, что ты с другой. – Не стоило, пожалуй, выдавать свою тревогу на стадиях зарождения серьезных чувств.
– Мне все это время мало приходилось общаться с женщинами. Собственно, я с ними и не общался вовсе.
Возможно ли, чтобы в индийском фильме грянул хор ангелов? Есть у них вообще-то ангелы? Или только боги и богини? Кто это внезапно запел? Боги и богини? Или у нее, у Касси, просто закружилась голова от передозировки сладкого? Ведь она не ослышалась, и он действительно сказал, что с женщинами «не общался вовсе»!
– Понятно, – холодно проговорила Касси, и собственный голос даже ей показался странным. Все это напоминало допрос серийного убийцы, который вдруг заговорил, сообщив о местонахождении первого захоронения, а дознаватель боялся выдать свою реакцию, чтобы преступник не замолчал.
– Да. Ты изменила мою жизнь.
О Господи! Как она могла изменить его звездную жизнь? Возможно ли такое? Она же простая девушка из Миннеаполиса. Но ее напитанный сахаром мозг не желал сдерживаться, и она как-то мечтательно проговорила:
