Алина умело уклонилась от протянутых навстречу рук, но Серпухов продолжал стоять на пороге, загораживая вход в кабинет. Глаза его лучились неподдельным счастьем.
– Голубушка, Алина Вадимовна. – Он все-таки изловчился и подхватил ее под локоть. – Я безумно рад вас видеть!
– Взаимно, – весело сказала Алина. – И пропустите меня наконец в кабинет.
Тут из-за плеча Серпухова вынырнул Карнаухов. Физиономия его расплылась в благостной улыбке.
– Слава богу, слава богу, вы появились, – зачастил он и укоризненно посмотрел на Серпухова: – Юрий Борисович, не задерживайте Алину Вадимовну. Мы тут сгораем от нетерпения, а вы не даете ей пройти.
– От нетерпения! – язвительно фыркнула за ее спиной Зоя Аркадьевна. – Прямо с ума все сошли от счастья.
– Зоя, придержи язык, – строго сказал Карнаухов, не сводя взгляда с Алины. – Мы уже расставили все точки и запятые в этом вопросе.
– Пройдемте, пройдемте, – ласково и в то же время настойчиво не сказал, а почти пропел Серпухов.
Алина вошла в кабинет. Серпухов, продолжая удерживать ее за локоть, подвел к креслу, которое стояло рядом с низким столиком, уставленным бутылками с вином и коньяком, тут же была ваза с фруктами и тарелочка с кружочками лимона.
Цуранов вальяжно развалился в другом кресле. Закинув ногу на ногу, он покачивал носком модного ботинка и курил толстую сигару.
Алина бросила быстрый взгляд по сторонам. Похоже, в кабинете недавно произвели уборку, но он не стал от этого чище и уютнее.
– Присаживайтесь, присаживайтесь, Алина Вадимовна, – суетился Карнаухов. Он возбужденно потирал руки и заискивающе улыбался.
Она расположилась в кресле. Серпухов остался стоять рядом с ней. Карнаухов живо поднес ему стул, и «меценат» с важным видом устроился подле стола.
– Алина Вадимовна, с Юрием Борисовичем вы уже знакомы, позвольте представить вам Михаила Романовича Цуранова. Очень уважаемый человек в городе, известный меценат и… – снова засуетился Карнаухов.
Но Цуранов прервал его на полуслове.
– Па-а-азволь, Геннадий, – процедил он лениво и поднялся с кресла. – Я уж найду, что сказать Алине Вадимовне.
Он подошел к ней и, склонившись, взял ее за руку, а затем, не отводя от нее взгляда серых, слегка навыкате глаз, коснулся губами Алининой ладони.
– Очень приятно, очень! – Любезная улыбка тронула его узкие губы, а взгляд остался прежним, оценивающе-холодным и надменным.
Что ж, в ответ он получил высокомерный кивок и едва заметную улыбку. Алина выпрямила спину и посмотрела на Карнаухова.
– Геннадий Петрович, я вижу, что все заинтересованные лица в сборе. Давайте перейдем к делу. Говорят, что труппа ждет начала репетиции с десяти часов. Не будем томить людей.
– Ничего страшного, – махнул рукой Карнаухов. – Марков уже работает с ними. А мы сейчас обсудим некоторые финансовые вопросы и заодно выпьем немного за наше плодотворное и взаимовыгодное сотрудничество.
– Я не пью с утра, тем более перед репетицией, – вежливо сказала Алина. – Я хочу скорее посмотреть, в какой стадии подготовки находится спектакль. Затем костюмы… Мне нужно их примерить.
– Костюмы закажем новые, – вклинился Серпухов, – вы выше ростом, чем Белова, и ее платья вам не подойдут.
– Вы и это предусмотрели? – Алина едва заметно улыбнулась. – Но это дополнительные траты, и немалые.
– А мы для чего здесь находимся? – Цуранов успел вернуться в свое кресло, но вальяжную позу оставил и к сигаре не притронулся. – У вас будут очень красивые платья, достойные королевы, Алина Вадимовна. – Он прищурился и снова проехался по ней взглядом.
– Мы возлагаем на вас очень большие надежды, Алина Вадимовна, – почему-то шепотом сказал Карнаухов и умоляюще посмотрел на нее. – Надеюсь, мы найдем общий язык?
– Смотря в чем, – строго ответила она. – Я уже здесь и настроена играть эту роль. Какие еще вопросы вас волнуют?
– Мы понимаем, и я уже говорил вам, что зарплаты у нас мизерные, но Юрий Борисович и Михаил Романович готовы платить вам по пятьсот долларов за премьерные спектакли и по триста за последующие.
– Ого! – Алина в удивлении подняла брови. – С чего вдруг такая честь?
– Мы намерены предложить вам дальнейшее сотрудничество с театром, – перебил Карнаухова Цуранов. – Ваш труд будет оплачиваться отдельно от труппы. Вы будете работать по контракту, где все суммы будут оговорены. И отнюдь не меньшие, чем за роль Джульетты.
– Господа, по собственному опыту знаю, что подобные деньги просто так, за красивые глаза не выплачиваются, – Алина обвела взглядом местных «олигархов». – Простите, но я хочу внести ясность. Понятно, что чисто любовью к искусству здесь не пахнет. Так что я должна сделать взамен, чтобы оправдать столь высокое жалованье?
– Алина Вадимовна, – укоризненно посмотрел на нее Серпухов, – не думайте, что мы распоследние негодяи и собираемся ставить вам условия. Мы с Михаилом Романовичем не преследуем никаких личных выгод. Все ради общества, во благо города и театра.
– Мы живем в глубинке, Алина Вадимовна, – вмешался в разговор Цуранов, – волчьи законы столицы здесь не в чести. Все мы друг друга знаем, общаемся по-приятельски и помогаем, чем можем, в том числе и театру.
«Соловей ты мой! Курский! – подумала Алина. – То тебе артистки рылом не вышли, то денег не хватает, чтобы налоги заплатить, а тут бешеные для провинции деньги за один премьерный спектакль. С чего вдруг такая милость?»
В душе Алина догадывалась, что большие деньги за здорово живешь ей не достанутся. Но ведь раньше ей удавалось обходить острые углы в отношениях с любыми толстосумами? В Москве и кошельки потолще, и запросы солиднее. И столичные воротилы не слишком церемонились с теми, кому платили. Но у нее получалось тактично отвергать притязания денежных мешков, не ссориться и даже дружить кое с кем, без особого ущерба для самолюбия, как своего, так и тех, кому она дипломатично отказывала.
Местные крезы были того же пошиба, но мельче и ниже рангом. И их интересы, Алина нисколько в этом не сомневалась, тоже не простирались дальше постели. «Алина, – как-то сказала ей одна из старых актрис, – ниже постели не упадешь, но, ой-е-ей, как трудно будет подняться!» И она помнила эти слова всю жизнь, хотя прекрасно видела, что многие актрисы гораздо быстрее получали вожделенную роль, если не слишком ретиво отвергали ухаживания не только худрука, но и ведущих, разменявших порой шестой и седьмой десяток лет актеров театра, и тех, от кого зависели финансовые поступления в кассу.
– Я очень рада за вас, Михаил Романович, – сказала она, мило улыбнувшись Цуранову. – Приятно познакомиться с истинным ценителем искусства. Я успела заметить, что Юрий Борисович, – столь же милая улыбка ушла в сторону Серпухова, – искренне озабочен театральными проблемами. Уверена, что ваш интерес к театру не исчезнет. А наша задача, не правда ли, Геннадий Петрович, этот интерес постоянно поддерживать и не огорчать наших друзей провальными постановками.
