— Помолчи. Мы возвращаемся, вот и все. Черт возьми, думаешь, я сидел бы, как кукла, и позволил бы им проделать все, что они проделали, не свяжи они мне руки, захватив Колина? За кого ты меня принимаешь, за божий одуванчик? Теперь, когда вы с Колином в безопасности, я намерен сделать то, что сделал бы в первую очередь, если бы был в форме, а вы вдвоем не находились бы у них на прицеле. А теперь помолчи, посиди для разнообразия спокойно и дай же мне перевязать тебя. Колин! Где эта… ага, спасибо! — Аптечка первой помощи со свистом вылетела из двери каюты. Марк поймал ее и раскрыл. — И подыщи девушке что-нибудь надеть, хорошо? А теперь не дергайся, я тебя перевяжу.
— Но, Марк, что ты собираешься делать?
Голос мой даже мне самой показался до противного робким.
— Делать? А как по-твоему, моя радость? Я собираюсь лично передать его в руки полиции, а если для этого мне придется отколошматить его до полусмерти — что ж, меня это вполне устроит!
Я робко пожаловалась:
— Неужели обязательно быть таким садистом?
— Что?
Он недоуменно уставился на меня. Вид у него и в самом деле был разъяренный и весьма устрашающий. Я счастливо улыбнулась ему, благополучно отбыв (и сознавая это) на стадию третью, как сказала бы Франсис. Затем его мрачный взгляд смягчился, и он вымученно улыбнулся.
— Я сделал тебе больно? Ради бога, прости.
Закончил перевязку он довольно осторожно.
— Наверное, не больнее, чем я тебе. Послушай, ты правда считаешь, что из этой затеи что-то выйдет? Я понимаю твои чувства, но…
Он быстро вскинул глаза — даже в тусклом свете фонаря заметно было, как иронически они поблескивают.
— Дорогая, признаю, что несколько вышел из себя, но речь идет не о простом желании поколотить этого головореза. Здесь нечто большее. Прежде всего мы получаем возможность не отходя от кассы связать его с этими драгоценностями и убийством Александроса — если удастся поймать и опознать его раньше, чем он добежит до дома и состряпает алиби вместе с Тони. Больше того, если мы тотчас не вернемся и не предупредим деревенских старейшин, что тогда помешает Стратосу и Тони забрать все прочие садки с драгоценностями и сбежать? Мы еще и до Пирея не доберемся, а они уже будут за сотню миль отсюда!
— Понимаю.
Он запихал медикаменты обратно в аптечку и захлопнул крышку. Потом вдруг спросил:
— Сердишься на меня?
— Да за что?
— За то, что, когда мою девушку ранили, мне нужны еще какие-то основания, чтобы побить ублюдка, сделавшего это.
Вместо ответа я рассмеялась, плавно и безболезненно перейдя к стадии четвертой — стадии, которую Франсис не распознала бы, поскольку и для меня она была новой и незнакомой.
— Глянь, это тебе подойдет? — Колин появился из каюты, держа в руках толстый рыбацкий свитер, хлопчатобумажную вязаную фуфайку и пару джинсов. — Одеться можешь в каюте, там тепло.
— Чудесно, спасибо тебе большое.
Я неловко поднялась на ноги с помощью Марка, и Колин, передав мне одежду, скромно удалился на корму.
В каюте, после весьма ощутимого ветерка на палубе, и в самом деле было тепло. Я сбросила пиджак Марка. Полоски нейлона, которые в намокшем состоянии едва ли можно было назвать одеждой, теперь более или менее обсохли на мне и снова готовы были выполнять свои функции. Я энергично растерлась жестким полотенцем, затем втиснулась в джинсы — должно быть, Колина. Наверное, они и ему были тесноваты — а уж на мне и вовсе сидели в обтяжку, но в них было тепло и они удобно прижимали лейкопластырь. Свитер (видимо, Марка), замечательно теплый и объемистый, прекрасно пришелся поверх брюк. Я распахнула дверь каюты и выглянула наружу.
Меня встретил порыв ветра, рев мотора, плеск волн… Мы огибали уже второй мыс, мчась напрямик через бухту к Агиос-Георгиос. Я уже различала вдали несколько тусклых огоньков и желтоватый луч, должно быть обозначавший вход в гавань. Наши собственные огни были потушены. Фигура Ламбиса у румпеля была едва различима; Марк и Колин, словно два призрака, стояли на палубе, напряженно вглядываясь в темноту. Яхта подпрыгивала и становилась на дыбы, точно норовистая лошадь; встречный ветер дул нам в лицо.
Я раскрыла было рот, чтобы предложить свои услуги, но тут же закрыла его. Здравый смысл подсказал мне, что вопрос был бы чисто риторическим, а следовательно, лучше промолчать. К тому же я ничего не понимала в лодках, а эта троица, влекомая сейчас единственной целью, производила впечатление слаженной и весьма грозной команды. Так что я осталась тихо стоять в дверях каюты.
Сбоку от нас в открытом море покачивались и мигали огни рыбацких лодок. Некоторые из них двигались к берегу, а одна — возможно, та самая, что подошла так близко к Дельфиньей бухте, — промелькнула в каких-то пятидесяти ярдах от нас, когда мы с ревом пронеслись мимо.
Я заметила лица двух ее обитателей, с любопытством повернувшиеся к нам. Ламбис что-то прокричал, они в ответ взмахнули руками, указывая не в сторону Агиос-Георгиос, а в направлении внутреннего изгиба бухты, где располагалась гостиница.
Ламбис крикнул что-то Марку, тот кивнул, и яхта накренилась, затем выровнялась и устремилась к полукружию утеса, образующего бухту.
Колин обернулся и, заметив меня, помахал фонарем:
— А, привет! Ну как, все впору пришлось?
— Прекрасно, я наконец-то согрелась. Штаны, правда, немного тесноваты, надеюсь, они не лопнут на мне.
— А с виду все нормально. Правда, Марк?
Марк послушно повернулся, взглянул.
— Ну и ну! — только и вырвалось у него.
Колин, расхохотавшись, проскользнул мимо меня в каюту.
— Знаешь, — сказала я, — сдается мне, что тебе и вправду стало лучше.
— Ну конечно. Можешь меня испытать. Ага… даю голову на отсечение — вон он!
Вслед за Марком я бросилась к правому борту. И тоже заметила не более чем в ста ярдах впереди нас крохотный силуэт, темный наконечник белой пенящейся стрелы, летящей внутрь бухты.
— Они были правы, он направляется домой!
— Никола! — окликнул меня с кормы Ламбис. — Там есть пристань?
— Нет, но вплотную к воде подходят плоские скалы. Там довольно глубоко.
— Насколько глубоко?
Это уже спросил Марк.
— Точно не скажу, но достаточно глубоко для яхты. Стратос держит там на якоре свой «Эрос», а он покрупнее вашей яхты. Я там плавала — футов восемь будет.
— Умница.
Далеко же я зашла, мелькнула у меня мысль, если это небрежное поощрение от поглощенного своими заботами мужчины заставило меня ощутить приятное тепло во всем теле. Стадия пятая? А бог ее знает, будь что будет — наплевать…
В следующее мгновение ладони мои ощутили более реальное и более питательное тепло — Колин сунул мне в руки кружку.
