Однако же он не женился на Файт, и молодая леди, признав-таки поражение, вышла замуж за одного уважаемого молодого адвоката и, похоже, была полностью довольна своей жизнью. Джефф погрузился в холостяцкую жизнь, хотя слово «в холостяцкую» при подобных обстоятельствах звучало не совсем точно. Как бы там ни было Джефф был далеко не монахом. Как и у любого мужчины у него были свои праздники, он мог, например, получить немалое удовольствие от пинты доброго рома с Барбадоса и кроме того у него имелась парочка любовных приключений в Бостоне и в Нью-Йорке.
И вот когда прошлой осенней ночью молодой кузнец передал ему записку Миранды, Джефф сначала прочел ее с чувством удивленного недовольства. Это приглашение на тайное свидание показалось ему излишне мелодраматичным. Но когда он перечитал записку, то заметил, что она была написана порывистым почерком и довольно бессвязно, что являлось явным признаком нервного расстройства, граничащего с истерикой. Он, никогда не отказывающий людям в помощи, вряд ли мог отвернуться от Миранды, но ему ужасно не хотелось вновь влезать во все неприятности, которые она создавала вокруг себя.
Но все же он пришел, замерзший, голодный, страстно мечтающий о завтраке и, уж конечно, в совершено не романтическом настроении.
Он видел, как ее стройная фигурка в сером приближается к нему, мелькая между голыми стволами деревьев. Несмотря на спешку и пробиравшую ее дрожь, она двигалась с лишь ей присущей фацией. Он шагнул вперед, чтобы встретить ее и она протянула ему левую руку, наполовину приветствующим, наполовину умоляющим жестом.
— Джефф… спасибо, что пришли. Я должна была увидеться с вами… поговорить с кем-то… о Николасе.
— В чем дело, Миранда? Расскажите мне, — спокойно предложил Джефф, видя, что теперь, когда он пришел на встречу, Миранда не знает о чем говорить. Она невольно бросила испуганный взгляд в сторону своего дома, а ее рука, придерживающая на груди пелерину, задрожала.
Миранда облизнула губы.
— Я не знаю, зачем пришла, — растерянно сказала она. — И что мне вам рассказать. Теперь все кажется в другом свете.
Он бросил на нее острый взгляд. Она явно нуждалась в отдыхе и успокоительном. Так как и то и другое было в настоящее время невозможно, он предложил единственное средство, бывшее у него под рукой. Сняв с лошади попону, он расстелил ее на ларе для муки. Усадив Миранду на камень, он поспешно развел маленький костер. Когда дым начал, клубясь, подниматься к стропилам, Джефф сел на ларь рядом с молодой женщиной.
— Так гораздо лучше, — с благодарностью произнесла Миранда и протянула к пламени костра озябшие руки.
— Кстати, — заметил Джефф, — что это с вашей рукой?
Он заметил краску на ее лице и желание спрятать опухшую руку.
— Не думаю, что сломана кость, но у вас явно вывих. Холодная повязка, арника и покой. Вот и все, что надо будет сделать по возвращении домой.
Он вытащил из кармана большой платок и сделал ей перевязь.
— Как это случилось, Миранда?
Она отвернулась. Здесь, на тихой старой мельнице у костра вся сцена в башне казалась теперь нереальной, а потрясение, заставившее ее вызвать Джеффа, растворилось в щемящей усталости. Присутствие Джеффа принесло ей одновременно уют и успокоение, которых, за последние недели жизни с Николасом в мире искаженных фантазий, она была лишена. Ей хотелось опустить голову на сильное плечо под поношенным плащом, закрыть глаза и отдыхать, отдыхать…
Но Джефф был упрям. Он прекрасно понял, что она вызвала его этой странной запиской вовсе не для того, чтобы он посмотрел ее руку. Он видел, что ее нервозность и преданность мужу мешает ей говорить, и это ее поведение убедило Джеффа, что причиной ее вывиха был Ван Рин.
— Вы поссорились с мужем? — мягко спросил он. — Расскажите, дорогая. Вы обратились ко мне за помощью и теперь должны мне доверять. Поймите, я врач, и мне в своей жизни приходилось выслушивать много странных историй.
Она медленно кивнула.
— Я знаю.
Она наклонилась, пристально глядя на огонь.
— Последнее время он изменился. Я полагаю, он всегда был другим, но… еще со времени театральных волнений… в мае… Не знаю, слышали ли вы… он был ранен… Но дело не в этом…
— Моя дорогая девочка, — терпеливо произнес Джефф и слегка улыбнулся. — Почему бы вам не начать сначала? Ваш муж болен? Может быть, он слишком много пьет?
— Нет, — ответила она с неожиданным спокойствием. — Он курит опиум.
— Опиум! — повторил Джефф, до того удивленный, что чуть не рассмеялся. Ему следовало сразу догадаться, что Николас никогда бы не прельстился таким заурядным средством, как алкоголь.
— Это не опасно? — спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо.
Он вновь стал серьезен.
— Мне мало известно об опиуме, Миранда. Провинциальные врачи не имеют с ним дел, да и большинство городских врачей тоже, в этом я уверен. Но расскажите все по порядку, возможно, я смогу вам помочь.
Миранда говорила, то и дело останавливаясь, чтобы подыскать подходящие слова. Она быстро описала стрельбу на Астор-Плейс, а затем постоянную мрачность и молчаливость Николаса после этих событий. Она объясняла эту мрачность раскаянием. Она рассказала о его уходах в башенную комнату и о своем вчерашнем открытии. Но о том ужасном часе, который она провела взаперти с Николасом, она не распространялась. Лишь по выражению ее опущенных глаз Джефф мог строить предположение о случившемся.
Он поднялся и занялся костром, убеждая себя, что его личные чувства не должны ни на что влиять. Он предложил ей помощь как врач и, она должна получить от него именно профессиональный совет. Джефф подошел к незастекленным окнам и уставился на ручеек, журчащий и резвящийся под покровом льда. После чего постарался выкинуть все мысли о Миранде и сосредоточиться только на Николасе.
Если бы Джефф родился столетием позже, он обратился бы к профессиональной терминологии неизвестной еще науки. Но он не нуждался в доказательствах собственной проницательности и знания человеческой натуры, чтобы понять, что принятие опиума является для Николаса — как бы он это не называл — бегством от действительности. И что в той или иной степени его циклы бешеной активности и апатии являются теми же попытками к бегству.
Но от чего он так отчаянно стремится убежать, я не знаю, думал Джефф, за исключением того, что когда его всепобеждающее «я» сталкивается с чем-то непреложным, что он не в силах изменить, вроде смерти сына или законов об аренде, он ведет себя так, словно всего этого просто нет.
Неожиданно он повернулся и взглянул на Миранду.
— Почему бы вам ненадолго не уехать из Драгонвика? Поезжайте домой, — резко произнес он.
