Но Миша кривится, и отцепляет свой бейджик. Которым гордился.
- Да какой я светлило? Фонарь с мигающей лампочкой.
- Ты себя недооцениваешь, - робко бросаю, пытаясь утешить его.
Не выходит. И Миша, откинувшись в кресле, сидит, одинокий, понурый. Мне даже жалко его! Хочу предложить ему выпить коньяк. Но мне всё равно ведь нельзя! За рулём.
- А ты… ты любил её? – вырывается фраза, которую стоило умолчать. Но слова уже сказаны. И Балык утомлённо кивает:
- Любил. Когда-то давно. Но всякая любовь проходит, знаешь ли. Она как костёр. Если не подбрасывать поленья, то он погаснет. Вот и у нас, очевидно, погасла.
Он сжимает пластмассовый угол стола. И придвигается ближе:
- Я изменил с её лучшей подругой. В отместку! Просто, чтоб знала, что мне всё равно.
- А тебе всё равно? – уточняю я эхом.
- Ты знаешь, - он смотрит в пространство, - Когда-то готов был убить за неё, а сейчас всё равно. Даже страшно! Наверное, я разучился любить.
Я усмехаюсь:
- Любить нельзя разучиться. Это же не навык, а чувство. Оно либо есть, либо нет.
- Ну, вот у меня его нет ни к кому! – раздражается Мишка, - Я теперь потребляю женщин, как пищу. Просто жру без разбора, что под руку попадётся.
- Так значит, про шестерых детей, это правда? – щурюсь я многозначительно.
Балык горделиво пыхтит:
- Да хер его знает. Я так, ляпнул, навскидку. Может больше их, этих детей! Я ж не считал.
- Наверно, с медсёстрами зажигаешь? – пытаюсь поддеть его. Пробудить в нём желание снова шутить.
Мишка, однако, в ответ ужасается:
- Да ты что? На работе ни-ни! Это ж я тебе не свинья! Не сри там, где жрёшь, называется.
Я кусаю губу. Балыков, как всегда! Не утруждается подбирать выражения.
- Это ж ты на одних алиментах разоришься! – фыркаю я.
- Так, а я их плачу? – удивляется Мишка, - Те, кто хотят получить моё семя, имеют такую возможность. А дальше, это уже не моя забота. Решила рожать, так рожай! Я же тебя не просил об этом.
- Хм, - хмыкаю я, - То есть, тебе всё равно, что где-то растут твои дети?
- Абсолютно, - соглашается Миша.
Не знаю, как это расценивать. Балыков удивляет меня правотой и правдивостью. Я бы, наверное, так не смогла.
- А если, к примеру, ты б захотел поучаствовать в жизни ребёнка? Начать всё с нуля, стать отцом. То это было бы по любви?
- Ну, а как же иначе? – произносит он так убеждённо, что сердце моё непроизвольно сжимается. Сама же спросила! Чего удивляешься?
- А… как думаешь, можно залететь? Ну, чтобы не зная об этом, - говорю осторожно. Словно щупаю лёд.
Мишка, сложив на груди свои руки, одетые в белый халат, размышляет:
- В теории можно. Прерванный акт – это первое дело! Выбрать момент и не вытащить вовремя. Даже капелька спермы способна зачать. Ну, и презерватив не даёт стопроцентной гарантии, - он усмехается, - Было такое, что он просто сполз. Представляешь?
- Как это? – хмурюсь стыдливо.
- Ну, так! – вдохновляется Мишка, - В процессе. Остался внутри. А пока извлекали, так я расплескал содержимое.
- Выходит, что член у тебя маловат? – поддеваю я старого друга.
Балыков оскорблено глядит исподлобья:
- Наоборот! Эти гандоны сейчас на какие-то детские письки. А мне только наполовину налез. Ну, я думал, прокатит! Натянул его, как придётся. А потом не почувствовал, как он с меня соскочил.
- Пьяный был что ли? – смеюсь.
- Нуу, - уходит он от прямого ответа, - Подвыпивши, скажем так.
- В общем, - подвожу я итог, - В трезвом уме и здравой памяти такое не происходит.
- Ну, когда дело касается секса, то здравый ум иногда придаёт, - щурится Мишка игриво, и тут же бросает, - А ты что, залетела?
- Я? – удивляюсь догадке, - Да никогда в жизни!
- Да, - подтверждает он, - Ты слишком дотошная баба. Всегда была такой.
- Это можно расценивать, как комплимент? – поражаюсь его красноречию.
- Я – мастер комплиментов, - Миша гладит свой белый халат.
- Это да, - соглашаюсь с притворным восторгом.
Он поднимается. Трёт друг о друга ладони:
- Ну, так то? На осмотр?
Я хмурюсь в ответ и смотрю на него, как запуганный котик:
- Может, не надо?
Но Балыков не намерен меня отпускать без осмотра грудей.
- Надо, Настя, надо, - говорит с сожалением, как в старом советском кино. Будто ему и не хочется вовсе. Но долг вынуждает, - За ширму! Вперёд!
Я послушно встаю. Раздеваюсь по ходу. За ширмой снимаю с себя трикотажную кофту. И… представляю реакцию Вити. Но Миша – маммолог! И ему позволительно «мять мои сиськи», как выражается Машка. А я называю подобное действо - массаж.
