Тёть Таня глядит снизу вверх. Роста она невысокого. Но телосложением раза в три больше меня. Однако оно не мешает ей двигаться шустро. Это я стою, как прилипшая к полу.
- Ой, ну, красавица! - всплеснув ладонями, тётя берётся меня обнимать.
Я слегка наклоняюсь, щекой прижимаюсь к её волосам. Светлые, с лёгкой волной по краям, они пахнут духами. Забытым, волнующим запахом детства, цветочной пыльцы и тепла. Так пахла бабушка! И обнимала вот также, как будто желая расплющить меня.
- А я тёть Таня, воспитала вот этого лоботряса, - отпустив, она прижимается к Вите. И я улыбаюсь тому, как забавны в сравнении двое этих, совсем непохожих людей.
- Очень рада с вами познакомиться, - спешу я ответить, - А Витя так много о вас говорил.
Тёть Таня смеётся:
- А уж сколько он про тебя мне рассказывал! Говорит, мам, я нашёл своё счастье!
Витя смущён, но не спешит прерывать. Я знаю, что он называет её своей мамой. И от этого сердце сжимает в тиски.
Мы проходим в гостиную. В квартире три комнаты. Узкий и тёмный рукав коридора упирается в дверь.
- Там у нас тубзалет, если что, - объясняет тёть Таня.
Я улыбаюсь:
- Понятно.
- А там вот Витюшкина спальня. Правда, он уже съехал, покинул меня. Не с руки ему жить со стареющей тёткой! Никакой личной жизни, - с притворным укором вздыхает она.
А я наблюдаю, как у неё за спиной улыбается Витя. Я будто вижу его! Этого мальчика. Такого, каким он был раньше. И подтверждаю своё представление, листая альбом.
Пока чайник кипит, тёть Таня берёт его с полки. Кажется, что он там специально лежал! И, усадив, начинает показывать фото. Витя на море. В трусах. Худощавый и чёрный от загара. Витя в школе, с букетом в руках. Витя с какой-то девчонкой…
- Мам, - возмущается он, когда на следующем фото предстаёт перед нами младенцем с пиписькой наружу.
Я кусаю губу, чтобы сдержать смех.
- Да ну, и что? Подумаешь! Она, небось, видела? – тёть Таня пихает меня локтем в бок, - Ишь, недотрога!
В пору возмущаться подобным намёкам, но мне жутко весело. Беру из альбома его фотокарточку. Смотрю на младенца, держащего соску в зубах.
Тут чайник кипит и тёть Таня сбегает на кухню. А Витя хватает альбом.
- Ты мне себя не показывала маленькой, - говорит он, пытаясь отнять фотографию.
- Не дождёшься! – смеюсь я и прячу её у себя за спиной.
Ему приходится меня обнять, что он с большим удовольствием делает. Потирается грудью и дышит в висок. От него пахнет сексом! Которым мы занялись накануне. Чтобы снять напряжение, Витя решил меня взять. Но в этот раз я не кончила. Хотя он старался! Из-за чего мне пришлось подыграть.
Мы целуемся, как подростки, когда в зал входит тётя. Стыдно всего лишь секунду, а приятно мне было целых две…
На столе уже торт, пироги, фрукты, варенье и мёд. Я, раскусив пирожок, с наслаждением ем. Он с повидлом. Даже тёплый ещё! Тёть Таня ест торт. Со слов Вити – любимый! Когда он уходит курить, она тихо вздыхает:
- Ой, хоть внуков-то мне обещаешь?
- Что? – спохватившись, я чуть не глотаю кусок пирожка целиком.
- Или помру, да так и не пристрою его ни к кому, - машет тёть Таня.
- Что-то вы рано собрались! – говорю я банальную фразу.
Но тёть Таня как будто не слышит.
- Он же один у меня! – отвечает она невпопад, - Помню, родители умерли. Так он две недели молчал. Вообще!
Я замираю. О смерти родителей Витя рассказывал мало. Казалось, он больше страдал, когда умер дядя.
- Помню, назвал меня мамой, так у меня аж сердце зашлось! – она кладёт руку на сердце, - Говорит, ты так похожа на маму. Можно я буду так тебя называть? Ну, а я что? Конечно, можно!
Я улыбаюсь. Кусаю губу. На этот раз – чтоб не заплакать!
- Хорошо, что вы есть друг у другу.
- Да, оно-то конечно, Анют, - произносит тёть Таня, - Но женской руки не хватает ему! Да и женского сердца.
Она смотрит с упрёком. Мол, что же вы, женщины! Вон, какой парень и до сих пор не женат.
- Я – Настя, - поправляю осторожно.
Тёть Таня тушуется, трогает лоб. Уж не заболела ли?
- Вот дура старая! – начинает она объяснять, - Это же дочь у соседки. Ту Аней зовут. Прости меня, Настенька!
Рука её, тёплая, мягкая, ложится ко мне на запястье. И весь оставшийся вечер я думаю. А кто это, Аня? И только в конце, когда Витя везёт меня в сторону дома, решаюсь спросить у него.
- Твою бывшую зовут Аня? – и в этот момент понимаю, что имени не было. Он называл её «бывшая». Впрочем, как и я своего!
Витя хмурится. Шумно дышит, сжимая в обеих руках руль своей Хонды.
- Это она растрепала? – фыркает он.
- Что? Нет! Она совершенно случайно, - спешу объяснить.
- Да, - отзывается Витя.
Пару минут мы молчим. Я собираюсь с силами, чтобы продолжить. И на одном из светофоров бросаю:
- А ты ещё любишь её?
- Что? – удивляется Витя, и пропускает сигнал.
Отвечает уже, глядя вперёд, на дорогу. А мне так важно видеть глаза!
- Нет, давно разлюбил, - и, помолчав, добавляет, - А ты своего?
Я опускаю глаза. Так нечестно! Но не ответить нельзя.
- Разлюбила, - говорю в тишину. И Витя, как будто желая заверить признания, берёт меня за руку.
По радио начинает играть Челентано. И я делаю громче! Витя смеётся. Он любит рок. Желательно, русский, со смыслом. Но терпит, и даже пытается подпевать:
- Ма перке ту се квантра донна,
Ма перке ту нон се пью ту,
Ма перке но ричарда прима,
Чи нон ама нон сар ама то май,
(Но почему, ты другая женщина,
Но почему, ты больше не ты?
Но почему ты не сказала сразу,
Кто не любит, тот не будет любим никогда).
Я не в курсе, знает ли он смысл этих слов. Но не хочу, чтобы знал! И закрываю глаза, ощущая приятную тяжесть ладони.
