Глава 35. Илья
Пиво в стакане такого же цвета, как и глаза у Олежи. Или это мне кажется? Он пьёт, и пенка висит у него на усах. Отрастил себе бороду, чтобы выглядеть старше!
Ему всегда не хватало весомости. Веса. Чего-то всегда не хватало, чтобы быть вровень со мной. Хотя, я, несмотря ни на что, продолжаю считать его другом. Помню, когда я назначил его своим другом на свадьбе, он сказал мне:
- Ты недостоин её.
Мы сидели и пили. Тоже пиво. Но только не из стаканов, а из жестянок. И не в баре, а на окраине города, оставив своих двухколёсных «коней» на дороге. Я был удивлён, хотя и ждал услышать нечто подобное.
- А кто же достоин её? Может, ты? - спросил у Олежки и ткнул его банкой.
Он усмехнулся. Себя он никогда не считал Настиной ровней. Ещё меньшей, чем я.
- Про себя я молчу, - подтвердил он догадку.
Я наехал:
- Давай, говори! Точно ведь метился? Ждал, что я соскочу?
Олег покачал головой. Это сейчас он слегка возмужал. А тогда был совсем худощавый. И бледный, как будто кишка. Я заставлял его бегать, качаться. Подкатывать тоже учил. Только без толку!
Свой навык он тратил на Настю. Ей посвящал сочинённые четверостишия. Хотя и выдумывал всяческих Муз. Якобы, кто-то на курсе его вдохновил. Ага! Так я и поверил.
«Мне снились твои глаза...
Казалось, что я погибаю!
И не было хода назад.
Лишь только у самого края
Стоять,
Под расстрельным огнём,
Предчувствуя бурю в крови.
Погубит
Горячее сердце
Жажда любви», - в этом четверостишии недоставало лишь имени «Настя».
- Поклянись, что никогда не обидишь её, - попросил меня Лежа.
Я офигел! Поклянись?
- А с чего бы мне клясться? Ты ей брат, или кто?
Он стиснул зубы:
- Поклянись.
- Ну, клянусь, - бросил я, лишь бы отстал.
- Не так, а серьёзно! - рявкнул Олежка. Мы были уже чуть пьяны. От ящика пива осталось всего одна треть.
- Чё, на крови? - усмехнулся в ответ.
Мы с ним были не кровные братья. Разные в принципе. И внешне и внутренне. Но в этот момент он схватил меня за руку, и прошептал, будто речь шла о жизни и смерти:
- Поклянись.
Я психанул. Достал из кармана свой нож, расчехлил. И на глазах у Олежки сделал надрез на руке.
- Вот! - я вручил ему лезвие, - Теперь твоя очередь.
Он нахмурился, глядя, как кровь выступает из ранки. А затем без раздумий, поранил себя. Я прижал наши руки друг к другу. Кровь закапала вниз, и смешалась в единое целое.
- Теперь мы кровные братья, - пояснил я Олегу.
Лицо его было суровым. Будто сей ритуал наделил его силой.
- Теперь ты сможешь зарезать меня, если я нарушу данную клятву, - сказал я осмысленно. И понял, что нож до сих пор у него.
Олег, вдохновлённый содеянным, до сих пор источал первобытный азарт. Очевидно, уже примерял на себя роль справедливого мстителя.
- Клянусь в вечной дружбе, - произнёс вдохновенно.
Я повторил вслед за ним.
- Клянусь в том, что никогда не предам нашу дружбу, - добавил Олег.
- А я клянусь в том, что никогда не предам Настю, - сказал от себя.
Лежа кивнул, усмехнулся. И сунул мне нож, где на лезвии виделась кровь.
- Гляди, а то ответить придётся, - сказал, зажимая порез.
Я взглянул на свой, вытер кровь рукавом.
- Я и сам себе брюхо вспорю, если когда-нибудь сделаю ей больно.
«Любовь и дружба», - думал я. Вот самое ценное в жизни. Потом появился Давид. И я осознал, что самое ценное — дети. Частица тебя самого. То, что останется здесь, на земле, когда твои кости истлеют.
Но вслед за детьми потянулась другая потребность. В деньгах! Я понял, что счастье немыслимо в бедности. «С милым рай в шалаше», - это бред. Ведь шалаш протекает. Ты хочешь его укрепить и украсить. Чтобы сказать себе: «Я это сам». Но, вправду ли сам?
Кем бы я был без неё? Рядовым инженером. Просидел бы всю жизнь взаперти? Ведь это Настя толкала меня на свершения. Это ради неё я вставал по утрам, одевался, топил на работу. И там, в этих стенах, старался, как мог...
Я задираю рукав пуловера. И демонстрирую шрам. Олежа смеётся и делает то же. Его шрам поменьше, и я упрекаю:
- Я знал, что ты крови боишься!
- И ничего не боюсь, - возражает Олежка.
Я щурюсь, тянусь за ключами. Ножик на них раскладной. Туристический. Там ещё есть открывашка и штопор. Вдруг что...
- Вот, - развернув, я кладу на столешницу рядом с Олегом.
Он хмурится. Точно как в прошлом!
- Что это?
- Я нарушил её, - говорю я со вздохом.
- Кого? - вопрошает Олег.
- Клятву нарушил, - объясняю ему, - Я Настю обидел! И ты имеешь полное право зарезать меня.
Он усмехается. Трогает тонкое лезвие. И глядит на меня с интересом:
- Этим тебя не зарежешь. Только зря руки марать! Тут нужно что-то побольше.
Я тру переносицу. Тихо смеюсь:
- Ну, спасибо! В следующий раз приходи со своим.
Я благодарен ему. Честно. Искренне. Что он не предал! Не выдал меня. Когда Настя звонила, ответил отказом. Сказал, что не знает об этом. Заверил, что я никогда бы не стал изменять.
- Нееее, ты ж многодетный отец! - ухмыляется друг, - Я не могу взять на себя такой грех.
- Да, многодетный, - я цежу, допивая стакан.
- Сколько твоим?
Я, прикинув, бросаю:
- Дианке четырнадцать осенью будет, а Давиду в апреле семнадцать. Прикинь?
- Офигеть! - ужасается Лежа. Его сыну всего лишь семь лет. Он заимел его поздно. Также поздно женился на Рите. Хорошая баба! Обычная, скромная. Любит его, дурака.
Мы обсуждаем детей. И на сердце теплеет. Когда речь заходит о младшем, я ощущаю, как где-то в районе сплетения образуется ком. Пытаюсь его протолкнуть. Не могу! Вспоминаю, как было легко рассуждать о Денисе и Динке. А о Никите всегда тяжело...
- Скажи мне одну вещь, - произношу я за стопкой. Мы перешли на коньяк. Решили, что хватит себя истязать полумерами.
