- Динка ест, - отвечаю с улыбкой, - Но Эльдар! День рождения! Как же быть?
Он короткое время молчит. А потом без запинки выносит вердикт:
- Ну, и чёрт с ним! Отпразднуем после.
Я в замешательстве. Признаться, думала, он скажет: «Ничего страшного, обойдёмся без вас». Ведь его день рождения будет в «Соловушках». Начало апреля, в лесу ещё снег лежит. Но Эльдар обещал показать нам подснежники.
- Как? Из-за нас? – удивляюсь его равнодушию, - Но ты не обязан его отменять! Ведь это твой праздник.
- Да какой там праздник, Насть? – хмыкает он, - В моём возрасте дни рождения вообще не отмечают уже.
- Да какой там возраст? – парирую я, - Ты мужчина в самом расцвете сил.
- Ага, - смеётся Эльдар, - Только пропеллера недостаёт!
Вот же хохмач!
- Но всё равно, это не повод менять свои планы, - отвечаю ему.
- Уж позволь мне решать самому, - упрямится он, - Это всё-таки мой день рождения.
- Твой, конечно, - киваю в ответ.
Эльдар уверяет, что он ничуть не расстроен. Разве что тем, что у Динки ангина. Опять уточняет, не нужно ли чего-нибудь привезти? Провизия есть, и лекарства в избытке. Я обещаю ему позвонить «если что». И долго смотрю на смартфон, прежде, чем сделать третий по счёту звонок.
На сей раз ждать приходится долго. Но я не спешу! Самойлов, скорее всего, на работе. Но мне наплевать! Я уже не жена ему, чтобы блюсти этикет. Хочу и звоню. Тем более, речь о здоровье ребёнка.
- Да! – «дружелюбие» так и звучит.
- Илья, привет, - отвечаю спокойно, - Прости, что беспокою тебя в рабочее время, но Динка болеет. В субботу навряд ли получится её навестить.
Он молчит, а затем произносит встревоженным тоном:
- Болеет? Чем?
- Ангина, - говорю в третий раз, - Сегодня врач был, выписал нам больничный. Будем лечиться, до понедельника минимум никаких посещений.
- Но…, - возражает Илья, - Я могу увидеть её?
Я вздыхаю:
- Говорю же тебе, у неё жар. А у тебя дома ребёнок маленький. Имей совесть! Заразишь, я себе не прощу.
Слышу, как он усмехается. Чувствует явный сарказм. Хотя я не шучу! Ведь и впрямь безответственный папа.
- Вы дома? – бросает Самойлов.
Удивляюсь:
- А где же нам быть?
- Хорошо, - отвечает, - Заеду в обеденный перерыв. Привезу апельсинов.
- Их-то нам и не хватало, - отвечаю сквозь смех, и добавляю сурово, - Только в дом не пущу! Карантин.
Через пару часов у дверей он стоит, как доставщик еды. В обеих руках по пакету. В них – всевозможные фрукты и соки. И даже любимые Динкой «корзиночки».
- Ей больно глотать, - упрекаю его.
- Ну, как она? – вопрошает Илья. На лице беспокойство. Гладко выбрит, сквозь ворот плаща проступает «дресс-код». Видно сразу – с работы!
- Спит, - отвечаю, слегка запахнув свой халатик.
Стою, опираясь плечом о косяк. Церемонно держу на пороге.
- Как сама? – торопливо бросает Самойлов.
Пожимаю плечами:
- Как видишь, нормально. А ты?
Он улыбается:
- Тоже, как видишь, путём.
Мы прощаемся. Тихо ступаю по лестнице. Слышу рвение джипа. Звук этот был, как часы. Я провожала его по утрам, а вечером тихо ждала возвращения…
- Кто там был? Папа? – слабый голос встречает в дверях.
Динка проснулась, лежит, обнимая мышонка. Глаза прояснились, со щёк сошла краснота. Трогаю лоб. Чуть прохладнее. Ставлю подмышку термометр. Жду.
- Папа, балда! Привёз апельсины.
- Я люблю апельсины, - хмурится Динка.
- У тебя горло болит, тебе нельзя цитрусовые, - объясняю я дочери, понимая, что с папой они одного поля ягоды. Безалаберность – это наследство!
Динка смотрит с улыбкой. И я решаю, что этот момент подходящий:
- Мышонок, ты же знаешь, что ты уже взрослая? И можешь сама выбирать. Если хочешь жить с папой, то я не обижусь.
- С папой? – удивляется Динка, цвет её глаз, с зеленцой, замутненный болезнью, становится ярче.
Я киваю:
- Ну, да.
Но Динка, услышав иное, произносит испуганно:
- Ты хочешь избавиться от меня?
- Ты что? – я беру её за руку, - Я просто думала, так будет лучше.
- Кому? – шепчет Динка.
- Тебе, - объясняю, - Кому же ещё?
Она прижимает мышонка. Отобрав, прячет руку в сплетении складок постели.
- Я надоела тебе? Так и скажи! – бурчит еле слышно.
Я смеюсь, убираю прилипшие волосы. Прячу их за уши.
- Ну, как ты можешь мне надоесть? Ты же моя радость.
Внизу слышен топот и хлопанье двери. Дениска вернулся домой! Я объявила ему, что у нас карантин. Не хватало ещё, чтобы он заболел! Наш единственный, незаменимый кормилец.
Спустя пару минут, на пороге стоит мой сынуля. Упакованный в противогаз, и в одежде защитного цвета, он совсем не похож на себя самого. Киношный герой! Как из фильмов про зомби.
- Бу-бу-бу, - слышно из тёмных глубин его маски. Глаза в выступающих линзах смеются. А голос серьёзен и строг.
- Вот чучело! – щурится Динка.
Я смеюсь, показав большой палец. Где он взял это чудо советских времён?
Произведя фурор, Деня спешит в свою комнату. А мы остаёмся вдвоём.
- Ма, а можно смартфон? – пробует Динка.
Я улыбаюсь. Иду за смартфоном. И возвращаюсь, держа её гаджет в руке. Глаза возвращают себе былой блеск. И Динка хватает его, как волшебную палочку. Ухожу. Ощущаю себя третьей лишней! Пускай пообщается с этим своим… ухажёром. В виду исключения. Только сегодня.
Через пару часов слышу рёв мотобайка. В ворота звонят. И, накинув пальто, я бегу открывать. Неужели, Ромео явился за курткой? Но вместо него вижу только пакет. Записка гласит: «Для Дианы». Я мельком смотрю, что внутри. Большой рыжий заяц топорщит лохматые уши. И держит багряное сердце в руках. Кроме него обнаружена баночка. Надпись «Варенье» и цвет позволяют узнать в нём малину.
Я поднимаюсь наверх.
Дениска выходит из комнаты:
- Кто там?
