но это не помогло. — И вот оказалось, что ходить вокруг нее кругами и молчать гораздо проще, чем… — еще один вдох. — У меня есть план, но по-моему он отвратительный… — он вздрогнул, когда крупная чешуйка засела под ногтем, и отнял руку от плеча, — проклятая чешуя.
Зосиэль поднял руки в умиротворяющем жесте.
— Просто успокойся, Ланн. Я уверен, все…
— Я спокоен! — встряхнув рукой, прорычал он. — Речь всего-то о лучшей женщине на свете и гребаном полуящере. Что может пойти не так?
Жрец тоже сделал глубокий вдох и выдохнул. Интересно, у него все прихожане такие нервные или только сегодня так повезло?
— Это Храм Любви и Красоты, — медленно проговорил Зосиэль. — И если в наличии второго убеждать тебя бессмысленно, то хотя бы не отрицай, что первого у тебя с избытком.
Часовня оказалась очень маленькой — сюда помещался только небольшой алтарь с украшенной цветами статуэткой Неувядающей Розы да пара скамеек. Шелин была не слишком популярна в землях, раздираемых войной, но Зосиэль сделал все, что смог, чтобы все желающие могли к ней обратиться.
— Дело не всегда во внешности, — мягко произнес он.
— Тебе легко говорить! — проворчал Ланн, стараясь не смотреть на чистую кожу жреца и его сияющие ухоженные доспехи. Как-то так изображают Прекрасных Рыцарей в детских книжках… по крайней мере ни одного зеленого, рогатого или покрытого чешуей Ланн на картинках не видел.
Зосиэль сел на скамью перед алтарем и, поколебавшись секунду, проговорил печально:
— Один мужчина ухаживал за мной, но стоило сказать ему, что я не хочу быть игрушкой на одну ночь, его и след простыл.
— Ну хоть переспать на спор не предлагал, — криво усмехнувшись, проговорил Ланн и что-то во взгляде Зосиэля заставило его тут же пожалеть об этом.
— Во-первых, это ты начал тот спор, — вздохнул жрец и указал ему на скамью, пригласив садиться. — Во-вторых, я изо всех сил стараюсь не показывать, что знаю, о какой женщине речь, ты не мог бы оказать мне ответную любезность?
Все настолько очевидно? Впрочем, если таскаться за женщиной по всей Язве и смотреть на нее, как на богиню, окружающие рано или поздно сложат два и два. С усилием потерев лицо руками, Ланн кивнул и выдохнул:
— Ладно.
— Ладно, — эхом повторил Зосиэль.
Снова повисла неловкая пауза, Ланн старался изо всех сил, но через минуту все же не выдержал.
— Вот если бы это был Регилл, я бы удивился, — добавил он, прекрасно понимая, что перегибает палку.
Послышался еще один тяжелый вздох, свет тонких белых свечей отразился на отполированных до блеска доспехах Зосиэля, когда он поставил локти на колени и заинтересованно склонил голову.
— Изгнание из храма Шелин входит в план?
— Нет, — выдохнул Ланн и снова спрятал лицо в ладонях. — Нет, прости. Я сам не знаю, что несу. Представляешь, что со мной будет завтра? Я же испорчу все, стоит мне только рот открыть, я…
— Тогда начнем с молитвы Умиротворения, — прервал его жрец, — а потом поговорим.
«Полумеру» в качестве места для простоя Сайдири даже не рассматривала — не хватало только, чтобы там оказался кто-нибудь, кто знал ее десять лет назад. Она не может помнить в лицо все те сотни людей, с которыми разговаривала во времена правления Дрезеном, так что ей нужно место, которого точно не было здесь раньше. Скромный постоялый двор «Храбрая птица» обслуживал приезжих торговцев и ремесленников, так что она сочла его подходящим. Сторговавшись со средних лет тифлингом на весьма скромную цену за комнату, они поднялись наверх.
То, что Сайдири не собирается брать Ланна с собой на вылазку за вещами, стало весьма неприятным сюрпризом. Они препирались добрых полчаса, но переубедить командора так и не удалось.
— Ты не вор, — говорила она, сидя на полу скромной комнаты и перебирая замысловатые инструменты в специальном кожаном чехле. — Когда мне понадобится кого-то пристрелить, я не стану даже пытаться сделать это сама. Но кражи оставь мне.
— А, так это все-таки кража? — сложив руки на груди и прислонившись к стене, протянул Ланн. — Я-то думал, это твои вещи…
Тяжесть преступления сейчас волновала его в последнюю очередь, гораздо больше он переживал, что придется оставить Сайдири одну на опасном задании, когда за ней по пятам ходят демоны. Что им стоит повторить трюк с Оданом и натравить на нее всю стражу в городе? Но командор оставалась непреклонна.
— Меня не будет часа четыре, — собрав сумку, проговорила она и выпрямилась. — Отдохни как следует.
Глядя на закрывающуюся дверь, Ланн скрипнул зубами, но не двинулся с места. Попытка пойти за ней может стоить ему едва установившегося доверия, и к тому же вряд ли он в самом деле сможет долго преследовать женщину, которая последние лет десять только и делала, что избегала лишнего внимания. Так что все, что ему остается — это ждать здесь и верить, что все пройдет отлично и она вернется…
А это труднее, чем кажется.
Она вернется. Нет абсолютно никаких причин считать, что она оставит его снова, ничего не объяснив и не дав ни единого шанса последовать за ней. Она сказала, что он нужен ей, она…
Подняв человеческую руку к лицу, чтобы стереть выступившую на лбу испарину, Ланн заметил дрожь в пальцах и понял, что если он будет просто сидеть на месте, ничем хорошим это не кончится. Чем дольше он будет думать об этом, тем хуже ему будет становиться. Он наивно полагал, что все закончилось десять лет назад, но стоило только приблизиться к мечте, как потеря стала в сотню раз страшнее…
Хватит. Нужно идти. В Дрезене есть по крайней мере одно существо, с которым следует поговорить, раз уж командор занята и помешать не может.
Найти Самаэля не составило труда, хотя пришлось заглянуть в казарму к немалому удивлению солдат, которые монгрелов не видели никогда в жизни, но все же рассказали, что офицер Самаэль в середине дня обычно посещает храм Иомедай. Ланн с трудом удержался от того, чтобы ударить себя с размаху ладонью в лоб. Он мог бы и сам догадаться!
Храм Иомедай выглядел далеко не таким роскошным, как во времена расцвета Крестовых Походов — сказывалось отсутствие щедрых пожертвований. Знамена выцвели, скамьи потемнели, даже свечей у алтаря стало меньше, хоть они и горели у ног изваяния Наследницы.
