на наших отношениях.
Как она ни старалась, голос ее подвел.
Фокс рывком поднял голову. Что было в его взгляде? Надежда? Потрясение?
– Да, не собираюсь. – Она сглотнула, собираясь с силами. – Лично я не сдамся, и тебе придется с этим смириться, ясно?
Что же это за человек такой, который тонет, но боится подплыть к спасательному кругу…
– Что случилось после твоего выхода в море? – тихо спросила Ханна, борясь с желанием погладить Фокса по щеке.
Его чеканное лицо по-прежнему было измученным, изможденным. Он поджал губы, отвел взгляд и наконец заговорил:
– Какая разница… Какая разница, что я достаточно опытен для должности капитана, что способен управлять судном в сложных условиях? Как бы я себя ни проявил, все равно останусь объектом для шуточек, сомнений и критики. Не смогу выйти из роли шута, которого не уважают, не воспринимают всерьез. Любовник на час, запасной вариант… Подобное отношение перенесут и на тебя, Ханна. Мой грязный ручей замутит твое чистое озеро. – Он крепко потер лоб. – Ты бы слышала, как они ужаснулись, когда я проговорился. Знал, что так и будет, но, черт возьми, такого даже я не ожидал.
Ханна едва устояла перед желанием прижать к груди его голову, поддержать, успокоить. Видимо, Фоксу и вправду наговорили жутких вещей, если уж он решил с ней порвать. Однако телячьи нежности сейчас ни к чему.
Ему требуется хорошая встряска.
– Фокс, послушай. Мне все равно, кто побывал до меня в твоей постели. Ты – мой, я это точно знаю. А я – твоя, только это имеет значение. Да, с тобой случилась неприятная история в колледже, и ты переносишь ее на нас с тобой. Что с того, что окружающие тебя люди не умеют видеть дальше кончика своего носа? Наши отношения тут ни при чем. Да, тебе больно – не спорю. Но нельзя каждое хорошее событие мерить дурным опытом. Что плохого в том, что мы вместе? Да ничего, Фокс. – Ее голос задрожал. – Ты – замечательный человек, и я тебя люблю. Понял, глупый ты пень? Тебе следует вытащить голову из своей упрямой задницы и хорошенько подумать. Возьмешься за ум – тогда приходи. Ты стоишь того, чтобы ждать.
Фокс встал. Его грудь ходила ходуном, глаза застилала пелена слез, и все же он попытался обнять Ханну – и не успел, она ускользнула.
– Ханна… Иди сюда, дай мне тебя обнять. Давай поговорим…
– Нет. – Она испытала едва ли не физическую боль, не позволив Фоксу себя коснуться. Ей хватит сил сделать то, что необходимо. – Я все сказала. Возьми паузу и покопайся в себе. Если решишь попрощаться со мной еще раз – я тебе поверю.
Ханна развернулась и на подгибающихся ногах пошла к выходу, толкая перед собой сумку. Дверь захлопнулась, отделив ее от истерзанного горем Фокса.
Фоксу никогда в жизни не случалось оказываться за бортом; подобный страх живет в сердце каждого рыбака. Каждый из них часто представляет, как его затягивает в ледяную воду, как вышибает из легких воздух. Корабль превращается в точку на горизонте, становится далеким воспоминанием… Черт, лучше встретить кончину на дне океана, чем стоять вот так, наблюдая, как уходит, содрогаясь от рыданий, его Веснушка.
Еще пару часов назад Фокс был уверен, что поступает правильно.
А если правильно – почему же она плачет?
Господи… Он довел ее до слез. А ведь она его любит…
Черт возьми… Неужели и вправду любит?
Он не мог двинуться с места – болело все, что только может болеть, заплаканные глаза горели огнем. Следовало бы догнать любимую, однако Фокс слишком хорошо ее знал. Он не найдет сейчас ни одного нужного слова, а на детский лепет Ханна не откликнется. Фокс ею гордился: как она смотрела ему в глаза, как отчитывала… Да, ее слова разбили ему сердце, однако нельзя не признать: Ханна сегодня играла первую скрипку.
Люблю тебя больше жизни… Не уходи…
Вот что ему хотелось крикнуть ей вслед. Нет, это все не то. Не нужна Ханне его импульсивная реакция. Она хотела, чтобы Фокс вытащил голову из своей упрямой задницы.
Дверной замок щелкнул, и у Фокса подогнулись ноги. Не одеваясь, он плюхнулся на кровать и сжал ладонями виски. Выкрикнул проклятие, заметавшееся рикошетом по пропитанной ее запахами комнате. Попался… А теперь кто-то потянул за леску, и крючок пополз вниз от сердца к желудку, раздирая внутренности. Боже, как страстно Фокс желал, чтобы Ханна вновь очутилась в его объятиях… Все его тело содрогнулось от немыслимой утраты.
Желания желаниями, однако он не слишком представлял, как теперь поступить, чтобы Ханна ему поверила. Ради своей Веснушки необходимо измениться. И не только для нее – для себя тоже. Но каким образом?
Одно Фокс знал наверняка. В своей пустой квартире он ответа не найдет. Здесь каждый предмет обстановки словно насмехался: упустил! Об этом напоминала каждая комната. Спальня, где они проводили ночи в невинных объятиях, кухня, где Фокс кормил Ханну супом и мороженым, гостиная, где Ханна плакала по покойному отцу.
Он быстро оделся, схватил ключи от машины и выскочил на улицу.
Смена обстановки не помогла.
Дело не в квартире, по которой бродил призрак Ханны. Дело в нем, Фоксе.
Какую бы скорость он ни набрал на трассе, Ханна следовала за ним. Ее головка словно по-прежнему покоилась у него на плече. Ее пальчики лениво крутили настройку радио. Образ Ханны проник глубоко в сердце.
Куда он ехал? Просто ехал, и все.
Очнулся Фокс лишь у дома матери, заглушил мотор и некоторое время сидел в полном оцепенении. Что ему здесь нужно? Неужели он провел в пути два часа?
Чарлин давным-давно продала их старый дом, а взамен купила квартиру в кондоминиуме, напоминающем дом престарелых. По соседству с таким заведением мать и росла в детстве. Там служили ее родители, и в обществе стариков Чарлин всегда чувствовала себя комфортно. Задумка с игрой в бинго родилась не просто так. Торнтон-старший постоянно над ней насмехался, твердил, что жена таким образом состарится раньше времени, однако вышло не так. Как говорится, где родилась – там и пригодилась.
Окинув взглядом двор и пустой бассейн, Фокс вспомнил, сколько раз бывал в гостях у матери. Пожалуй, можно сосчитать по пальцам одной руки. Дважды приезжал поздравить с днем рождения, как-то заскочил на Рождество. Он навещал бы Чарлин и чаще, но… При виде сына у нее каждый раз становилось тяжело на душе, – это было видно невооруженным глазом.
Мало ему сегодняшней беды? Сейчас мать
