откроет дверь и привычно вздрогнет. Впрочем… Наверное, Фокс подсознательно жаждал наказания за то, что сотворил с Ханной. Заставил ее рыдать, не оправдал ожиданий.
Возьми паузу и покопайся в себе. Если решишь попрощаться со мной еще раз – я тебе поверю.
То есть… сегодня не поверила?
Знала ли Ханна, что Фокс и дня не проживет, не написав ей сообщение? Догадывалась ли, что сможет вить из него веревки, стоит ей вернуться? Ждала ли, что Фокс сорвется и полетит в Лос-Анджелес, чтобы упасть перед ней на колени?
Правда и первое, и второе, и третье. Однако что это изменит? Каким он был – таким и останется. Куда денутся его проблемы?
И все же Фокс страстно желал от них избавиться.
Добрался до сути – и натяжение лески с крючком, засевшим в желудке, ослабло. Выбравшись из машины, он покопался в телефоне и нашел в контактах точный адрес матери. Иначе никак: квартиры, двери – все здесь словно под копирку.
Постучать Фокс не успел – дверь распахнулась, и на пороге появилась Чарлин.
Мать привычно поморщилась, сын так же привычно постарался не обратить внимания на ее гримасу. Улыбнулся и, наклонившись, чмокнул родительницу в щеку.
– Привет, ма.
Она закинула руки сыну на шею и крепко его обняла.
– Ну и ну! Мне позвонила Кэролайн из первой квартиры. Говорит – по парковке шляется какой-то симпатичный парень, вот я и собралась выглянуть. А это, значит, мой сын!
Фокс ухмыльнулся, однако вместо смеха из горла вырвался хриплый рык. Боже, его как будто грузовик переехал! Боль такая, словно бампером стукнули прямо в середину груди.
– Прошу тебя, не надо рисковать. Звони в таких случаях в полицию.
– Я и не рисковала. Хотела позаимствовать у Кэролайн бинокль, заодно посудачить с ней о таинственном незнакомце. Не беспокойся, сынок, меня голыми руками не возьмешь. – Отступив на шаг, Чарлин окинула Фокса внимательным взглядом. – А вот о тебе такого не скажешь. Никогда не видела моего мальчика таким бледным. У тебя, часом, не морская болезнь?
– М-да… – пробормотал Фокс.
Чарлин подхватила его под руку, втащила в квартиру и пригласила сесть у маленького стола в гостиной. Столешница, раскрашенная в цвет морской волны, была заставлена безделушками. Внимание Фокса привлекла корявая пепельница в виде жабы.
– Моя поделка?
– Ну да! Помнишь, у вас в десятом классе были занятия по лепке? Кофе будешь?
– Нет, спасибо.
Мать присела напротив с дымящейся кружкой.
– Ну, рассказывай, – вздохнула она, сделав глоток. – Поссорились с Ханной?
Услышав имя Веснушки, Фокс едва не упал со стула.
– Откуда ты знаешь?
– Каждому встречному говорю: если мужчина приводит спутницу поиграть в бинго – значит, неровно к ней дышит. – Она постучала ногтем по кружке. – Если серьезно, то я видела, как ты на нее смотришь. Явно она для тебя не просто очередная девушка.
– А как я смотрел?
Фокс затаил дыхание.
– Ах, сынок… У тебя было такое лицо… знаешь, словно солнышко из-за туч выглянуло.
Фокс долго не мог найти слов. Уставился на расписную столешницу, пытаясь проглотить подступивший к горлу ком, а перед глазами стояла улыбка Ханны – веселая, грустная, ироничная…
– Тут такое дело… Сегодня я ей сказал, что между нами все кончено. А она не согласна.
Чарлин рассмеялась, едва не пролив кофе, и вытерла подступившие к глазам слезы.
– Держись за нее обеими руками, Фокс. Ты должен ее беречь.
– Ты ведь знаешь, что я в этом не силен. – Покрутив керамическую жабу, он добавил: – Держись за нее… Держись хоть за кого-нибудь…
Улыбка сползла с лица матери.
– Почему бы и нет?
– Сама знаешь, почему.
– Ничего я не знаю.
На этот раз засмеялся Фокс, хотя ему было не до веселья.
– Все ты знаешь, ма. Я – хранитель папиных традиций. Половину сознательной жизни так провел. Я привык так жить и измениться не смогу. Господи, да никому и в голову не придет представить, что у меня есть пара…
Чарлин, поморщившись, замолчала.
Неудивительно. Против правды не попрешь.
Фокс больше не мог смотреть в разочарованное лицо матери и уже встал, собираясь уйти, однако Чарлин заговорила:
– У тебя просто не было шанса попробовать. Не было возможности проявить себя в другом качестве. Все говорили: этот парень пойдет по стопам отца – тоже разобьет немало сердец. Я тогда только смеялась, хотя эти речи были мне поперек горла. А потом…
– Что потом?
– Мне тяжело об этом говорить, – тихо сказала мать и поднялась из-за стола, чтобы налить еще чашку кофе. Опять села, похоже, взяв себя в руки. – Я потратила годы, пытаясь изменить твоего отца. Делала все, чтобы он полюбил дом, добивалась, чтобы он чувствовал себя счастливым в семейной жизни. Ну, ты знаешь, чем это кончилось. Пять дней в неделю он приходил по вечерам, благоухая чужими духами, словно парфюмерный магазин. – Чарлин перевела дух. – Потом ты подрос, стал внешне похож на отца, и я… Наверное, я попыталась бы внушить тебе, что вы с ним – совершенно разные люди, но мне было страшно. Боялась, что ты будешь сопротивляться моим попыткам, боялась разочароваться. В итоге сдалась, пустила все на самотек. Присоединилась к тем, кто предрекал тебе судьбу отца. Завела эту банку с мелочью. Умереть хочется, когда вспоминаю те годы, – закончила она, спрятав лицо в ладонях.
Фокс невольно глянул на шкаф, словно рассчитывал обнаружить там жестяную банку с деньгами на презервативы.
– Все нормально, мам.
– Нет, не нормально. – Чарлин покачала головой. – Мне следовало убедить тебя, следовало сделать так, чтобы ты не прислушивался к лживым голосам, которым в итоге поверил. Я упустила время – ты уже встал на кривую дорожку, чего от тебя все дружно и ожидали. Вернувшись из колледжа, ты как будто забился в непроницаемую раковину. Не шел на доверительное общение. Прошли годы, и вот результат.
Фокс обдумал ее слова, которые словно препарировали его мятущуюся душу. Но что с того? Вряд ли после ухода Ханны что-то могло причинить ему еще большую боль, в том числе и откровения матери.
– Если ты считаешь, что я отличаюсь от отца, почему всякий раз вздрагиваешь, когда мы встречаемся?
Чарлин побледнела.
– Прости, сынок. Я ведь даже не замечала. – Помолчав, она продолжила: – Бывают дни, когда в моей душе поднимается вина за то, что я тебя подвела. Вижу тебя – и словно получаю пощечину. Когда вздрагиваю – корю себя. Не тебя, Фокс.
В голове у него родилась ослепительная вспышка, и ледяная корка, окружавшая сердце, начала подтаивать.
– Помню, что он твердил тебе в пятом, да и в четвертом классе. Ну, кто из этих девочек твоя подружка? – спрашивал отец.
