не давал тебе права калечить мужа так, что теперь он вынужден бороться за жизнь.
Еще немного и мое сердце выскочит из груди. Ее глаза наполнились яростью. Сквозь сомкнутые зубы она процедила:
— Не тебе читать мне лекции! Вы оба поступили отвратительно. Серьезно, насколько подлым должен быть мужик, чтобы трахать другую, когда его жена, как он думает, беременна?
— Мы не трахались, — начала я, но тут же залилась краской от стыда. Что-то щелкнуло в голове. — А что ты имеешь в виду под «думает»?
Шея Джулии покрылась багровыми пятнами. Она резко выпрямилась.
— Мы потеряли нашу маленькую девочку в аварии, Элли. — Она положила руку на живот. — Я просила мать Эда не говорить тебе. В конце концов, это наше личное дело.
— Я… Мне жаль, — промямлила я, мгновенно забыв о вопросе.
— Мне тоже. — Джулия взяла салфетку и приложила ее к носу. — Я думала, что после первых двенадцати недель, все будет хорошо. Вот почему я позволила Эду поехать в Италию.
— Мне очень жаль, — повторила я.
В голове еще раз прозвучала фраза: «Насколько подлым должен быть мужик, чтобы трахать другую, когда его жена, как он думает, беременна?»
Что-то не сходилось. Противоречие. Нечаянная оговорка. Случайно высказанная ложь?
— Значит, когда мы уехали в Италию, срок был двенадцать недель? — осторожно поинтересовалась я.
— Да. А что?
— Но… ты говорила, что первое сканирование было запланировано после возвращения Эда. Я знаю, что УЗИ делается между одиннадцатой и тринадцатой неделями. Синдром Дауна позже не проверяется.
На ее шее выступили сухожилия.
— Я… не думаю, что это так.
— Именно, так и есть, — уверенно ответила я. — Моя коллега Джил беременна и…
— Значит, я перепутала даты, — резко оборвала меня Джулия. — Моя голова переполнена информацией, или ты не заметила? — Она снова наклонилась вперед, готовая к нападению. — Слушай сюда, Элли. Я здесь не для того, чтобы обсуждать с тобой беременность. Веришь ли ты, что в моем чреве был ребенок, или нет, мне плевать. К тебе это вообще не имеет никакого отношения.
— Так была ли беременность, Джулия?
Она спрятала глаза. Крошечная бусинка пота появилась на ее бровях и начала медленно скатываться вниз. Она открыла было рот, но тут же закрыла его. Тогда я поняла: ребенок был выдуман, как и весь ее образ.
— Ты соврала, чтобы удержать Эда?
Ее руки сжались в тугие кулаки, бледная кожа растянулась на костяшках. Я знала, эта женщина опасна. Я видела на что она способна. Но я не боялась. Адреналин ударил мне в голову.
— Что ты собиралась сделать, когда пришло бы время? Что бы ты сказала ему? — Я подозреваю, что в своем отчаянии удержать мужчину, она не задумывалась над этим вопросом. Или, напротив, планировала дождаться его возвращения и разыграть «выкидыш».
Вместо ответа Джулия поднялась, взяла сумку и посмотрела на меня.
— Иди и навести Эда. И заставь его, черт возьми, проснуться.
Не успела я перешагнуть порог больницы, как в нос ударил запах, унесший меня в прошлое, на двадцать восемь лет назад. Запах дезинфицирующих средств, пищи и человеческих болезней. Следуя указателям, я поднялась на четвертый этаж.
— Мне бы хотелось увидеть Эдварда Холта, — объяснила я медсестре за стойкой регистрации.
— Простите, но посещение разрешено только для родных.
— Да, я в курсе. Его жена просила меня прийти. Я попала в аварию вместе с ним, Эд — мой лучший друг. И…
— Он был бы рад.
Я развернулась на голос и увидела маму Эда в розовой толстовке, подчеркивающей бесцветный тон ее кожи, с волосами свободно собранными в высокий пучок.
— Привет, Элли, дорогая.
Иногда все, что мы можем сделать, чтобы помочь, просто обнять друг друга.
— Он поправится, — прошептала я.
Отодвинувшись от меня, Джеки вытерла глаза. Темный лак на ее ногтях облупился, заусенцы кровоточили.
— Ты думаешь?
— Уверена в этом, — проговорила я, тут же задумавшись, что лучше — ложь во спасение или отсутствие надежды?
Тем не менее, мама Эда взглядом поблагодарила мой вынужденный оптимизм и посмотрела на медсестру.
— Я сначала переговорю с врачом, — объяснила девушка. — Возможно, вам придется немного подождать.
— Отлично. — Я повернулась к Джеки. — Вы здесь давно дежурите?
— Со вчерашнего дня, — вздохнула она. — Я похожа на ходячего мертвеца. Мы с отцом поедем домой ненадолго. Нам обоим нужно немного поспать.
— Конечно, обязательно.
— Мы вернемся утром и будем здесь столько, сколько понадобится. — В ее голосе послышались слезы.
Я дотронулась до ее руки. Вскоре появилась медсестра и мягко улыбнулась мне.
— Вы можете пройти.
***
Я думала, что Эд будет в комнате один. Но на самом деле в палате стояли четыре кровати, одна из которых была завешана тонкой голубой занавеской, а также аппарат с двумя экранами, десятками проводов и таким количеством кнопок, что один взгляд на него внушал благоговейный страх. Глубокая тишина комнаты нарушалась лишь звуковым сигналом машины и отдаленным смехом медсестер.
— Говорят, разговор может помочь, — заметила медсестра.
Я много читала, что люди в коме могут слышать все, что происходит вокруг них, но доказательств не нашла.
Очевидно, медсестра почувствовала мои сомнения:
— Я проработала здесь шестнадцать лет и до сих пор не поняла, так ли это. Но ведь и вреда не будет, правда?
Когда девушка ушла, я села на стул рядом с высокой ортопедической кроватью и внимательно посмотрела на лицо Эда с повязкой на лбу. Вокруг глаз синяки болезненного желтого цвета. Челюсть прошита аккуратным швом. Во рту пластиковая трубка. Обнаженную грудь до плеч закрывала тонкая синяя простыня.
Я не знала, что говорить.
— Первый раз в жизни ты не будешь язвить в ответ. Я должна пользоваться моментом.
Мои слова звучали так глупо и бессмысленно. Тем не менее, крошечная часть меня надеялась, что он ответит чем-то забавным или добрым. Или просто ответит.
— Ну как тут у тебя дела? Выглядит неплохо вообще-то. Чисто. Немного пусто. Должна признаться, мне больше по душе Villa Cortine Palace Hotel.
Слезы жгли глаза, но я решила продолжать.
— Хотела принести виноград. — Его тяжелые веки не реагировали. — Это то, что, наверное, нужно приносить, когда навещаешь людей в больнице. Я думала, что если принесу виноград, тебе придется проснуться и съесть его со мной. Это то, что ты называешь слепой верой. Только по дороге я вспомнила, что ты не любишь виноград. Хотя серьезно, Эд. Кто не любит виноград? Самая безобидная ягода, непохожая на… личи или что-то в этом роде. Если бы ты сказал, что тебе не нравятся личи, я бы согласилась. Но не виноград.