— Ну а от Олимпии чего ты хочешь? Разве это ее вина? Ведь она родила один раз ребенка. Я бы тебе сказала кое-что, да стыдно перед этой молодежью.
— Это клевета, которая меня не затрагивает, — протестовал Стэникэ. — Наш род самый плодовитый. Здесь кроется не что иное, как злонамеренность.
Олимпии все это надоело, и она зевала, не глядя на мужа, слова которого никогда не принимала всерьез. Однако и она не выдержала:
— Не кричи ты так громко, голова болит!
Наконец Стэникэ утихомирился и занялся игрой.
Аурика, с развязным видом зажав в зубах сигарету, разглядывала свои карты. Костаке не хотел доставать деньги, обещая немедленно выложить их, когда это будет нужно. Шаря в кармане, Паскалопол вынул платок. В это время послышался звон упавшей монеты. Дядя Костаке как ошпаренный вскочил первым и начал искать под столом. Аурика нашла монету (это были две леи) и протянула Паскалополу, который, как она поняла, уронил ее. Но дядя Костаке сделал испуганные глаза и протянул руку:
— Э-это моя... Это я уронил. Дай сюда!
Аурика застыла в недоумении, остальные молча следили за этой странной сценой. В конце концов Паскалопол спокойно сказал:
— Это не моя. У меня в кармане не было ни одной монеты. Я держу деньги в портмоне. Вероятно, она выпала у Костаке.
Старик схватил монету и, просияв, спрятал ее в карман, не пожелав даже положить ее на кон.
Во время игры, как и обычно, болтали о всякой всячине. Аглае, заметив, что Тити стоит неподвижно в стороне, намеренно громко спросила его:
— Чего ты стоишь, как статуя? Сыграл бы лучше на скрипке.
Тити заявил, что так ему хорошо, а то он что-то заскучал. Он стоял около шкафа и после замечания матери, упрекнувшей его в неподвижности, принялся слегка раскачиваться.
Не знаю, в кого пошел этот ребенок, — говорила Аглае. — Бог наделил его талантами: он и рисует и играет, только какой-то вялый, нет у него решительности. Будь у меня состояние побольше, я бы не так об этом жалела. Вот и Аурика такая же!
Зашел разговор о музыке, потому что Паскалопол спросил, что играет Тити. Аглае метала громы и молнии против классической музыки, в которой она ровно ничего не понимала, и утверждала, что ей нравится, когда в игре чувствуется «национальная душа». Угадав, что задевает чувствительную струнку, помещик переменил разговор, но избежать расспросов ему так и не удалось. Аурика поинтересовалась, почему он до сих пор не женился.
— Потому и остаются бедные девушки незамужними,— заявила она с грустным видом, — что вы эгоисты и предпочитаете развлекаться с женщинами вроде Джорджеты, чтобы не иметь никаких забот. Вот я тоже стану такой, как Джорджета.
— Это трудно, — иронически заметил Стзникэ. — Такой, как Джорджета, ты никогда не будешь.
— Почему же это? — спросила Аурика, которую задели его слова.
Стэникэ пояснил, подмигивая Паскалополу:
— Потому что для этого нужно такой родиться, быть естественной. А ты из благородной семьи, честность у тебя на лице написана. Ты только и можешь быть, что хорошей женой.
— Это правда! — призналась Аурика, бросив карты, и вся затряслась от судорожных рыданий.
— Во имя господа бога, — сочувственно сказал Паскалопол, — не расстраивайтесь. Выслушайте мой совет. Я уже достаточно пожилой человек по сравнению с вами и могу себе позволить советовать вам. Вообще тот, кто слишком печется о своем успехе, не преуспевает. Мужчинам нравятся равнодушные женщины, которые за ними не бегают. Когда мать поднимает слишком много шуму, намереваясь выдать дочь замуж, получается обратный результат, потому что претенденты пугаются. Мне часто доводилось видеть, как мужчина, которого приглашали в дом ради какой-нибудь девушки, желавшей во что бы то ни стало выйти замуж, просил руки совсем другой девушки и женился на ней, потому что она казалась ему более непорочной. Вы говорите о Джорджете. Я ее знаю, как не знать. Она очень умненькая девушка, и многие согласились бы взять ее в жены.
— Совершенно верно! — сказал Стэникэ, забыв, что рядом сидит его супруга, и думая про себя, что Джорджета вполне бы подошла ему.
— Что ты хочешь сказать? — спросила его удивленная Олимпия. — Уж не собираешься ли ты жениться на ней, чтобы она нарожала тебе детишек?
Стэникэ знаком попросил ее замолчать и не перебивать Паскалопола.
— Очень многие согласились бы взять ее в жены, — продолжал помещик, — потому что она горда и ни от кого ей ничего не нужно.
Тити, все более и более нервно раскачивавшийся у шкафа, вдруг распахнул дверь и выбежал, надувшись.
— Что случилось с юношей? — удивился Паскалопол. — Его никто ничем не обидел?
Стэникэ хлопнул себя по лбу.
— Вы не знаете, он ведь чуть было не женился на Джорджете!
В это время Феликс спустился сверху и, войдя в столовую, с удивлением услышал имя Джорджеты.
— Джорджета хотела выйти замуж за Тити? Поверьте, я этого не знал! — воскликнул Паскалопол.
Феликс покраснел, думая, что и о нем шла речь, и, прикинувшись озабоченным, вышел из комнаты.
— Вот видите, — сказал Стэникэ, принимая таинственный вид. — И у Феликса были делишки с Джорджетой. Девушка что надо. Что уж тут говорить!
Паскалопол от удивления всплеснул руками, засмеялся и сделал вид, что изучает свои карты, чтобы не продолжать разговора на эту тему, которая, как он догадался, была весьма скользкой.
После некоторого молчания Аурика, постаравшись изобразить на своем лице очаровательную улыбку, обратилась к Паскалополу:
— Домнул Паскалопол, а почему вы не женитесь?
— Мое время еще не пришло! — пошутил помещик, чтобы избавиться от допроса.
— Вы такой элегантный мужчина. Неужели у вас никогда не было большой страсти, неужели вас никогда не любила какая-нибудь женщина? Вы, наверное, были кумиром прекрасного пола.
Паскалопол улыбнулся, вздохнул, глядя в потолок, как бы отвечая Аурике, и бросил карту.
— Прекрасный пол — это выдуманная условность,— сказал Стэникэ. — Только мужчина с благородным лицом прекрасен. Ведь почему у меня так болит сердце из-за того, что я потерял ангелочка! Когда рождается мальчик — это радость, когда рождается девочка — это неудача. Таково святое мнение народа.
— Уж ты-то красив! — насмешливо обронила Олимпия.
— А вот и красив, — вызывающе отозвался Стэникэ.
— Вы не ответили на мой вопрос, домнул Паскалопол! — приставала Аурика к помещику, который, воспользовавшись вмешательством Стэникэ, сделал вид, что забыл, о чем его спрашивали.
— Что вам ответить, домнишоара? В моем ли возрасте заниматься такими вещами?
Вы так говорите, а между тем я хорошо знаю, что вы ходите в этот дом только ради одной особы. Вы знаете, о ком я говорю. Ведь не ради же меня!
Паскалопол вновь сделал вид, что занят своими картами.
— Если вы любите Отилию, — продолжала неумолимая Аурика, — то почему вы не женитесь на ней? Она была бы неблагодарной, если бы не приняла вашего предложения после всего, что вы для нее сделали.
Помещик нахмурился и серьезно сказал:
— Почему вы так неразумны, домнишоара Аурика, и не оставите Отилию в покое? Вы прекрасно знаете, что я всего лишь старый друг, у которого нет семьи, и прихожу сюда время от времени, чтобы с одинаковой радостью увидеть вас всех. Простите, вы даже карту не положили. Не правда ли, кукоана Аглае?
— Аурика болтает, что ей в голову взбредет, — заметила Аглае.
— Я, мама, говорю то, что вижу, — сказала Аурика, притворяясь ласковой, несмотря на переполнявшую ее злобу. — Меня ведь вы не приглашали ни в свое имение, ни в Париж, — повернулась она снова к Паскалополу.— У меня нет к вам никаких претензий, я ничего не требую от жизни. Но одно могу сказать, что только из дружеских чувств мужчина не принесет столько жертв. С вашей стороны это просто восхитительно!
Паскалопол взял Аурику за локоть и тихо, по-отечески стал ей выговаривать:
— Не говорите глупостей. Отилию я не брал с собой в Париж. Я случайно встретился с нею — она была там как стипендиатка.
— Стипендиатка, черта с два. Молчите уж, Паскалопол, — вскинулась Аглае. — Смех один.
Помещик прикинулся смущенным, хотя на самом деле был страшно раздражен. Стэникэ, оценив положение, сыграл в великодушие и предложил иную тему для разговора, тоже весьма деликатную:
— А вы знаете, наш дядюшка Костаке тайком ходил к доктору, клянусь честью. Он соблюдает диету, пичкает себя лекарствами — это большое дело. Даже в религию ударился. Сюда приходили два священника и отслужили молебен.
— Внешне он выглядит гораздо лучше, — заметил Паскалопол.
— И даже не курит! — добавил Стэникэ.
Дядя Костаке, казалось, был очень доволен этим разговором и улыбался во весь рот, словно позировал фотографу. Он чувствовал себя еще более здоровым, когда ему говорили, что он здоров.
