— А луговые?
— Им тоже опротивело, на коне сидя, жить.
— Луговые тоже хорошо понимают, — сказал Акпарс, — если будет ханство, войны не миновать. Не будет Мамич-Берды — станет мир. Их только страх в войске держит. А знаете, чего они еще боятся? Нас боятся — горного полка! Если бы они знали, что за службу хану их русские карать не будут, они давно бы ушли от Мамич-Берды. Он на этом страхе, как на цепи, их держит.
— Ах, пропади он пропадом! — притопнув ногой, сказал Ешка.— Так надо же луговым сказать, что кары им не будет. Слушай, Сань, давай по старой памяти на лодке по Кокшаге махнем. Эх, было времечко — вспомнить приятно!
— Сидел бы уж на месте, пень, — сказала Палата.— Без тебя не скажут.
— Ешка верно говорит, — заметил Топейка. — Надо к луговым людей послать, и я знаю кого. Ты помнишь, Саня, Алтыша?
— Чего ж не помнить. В плен взят вместе с сотней. Я повелел их отпустить еще позавчера.
— А они не ушли.
— Как не ушли?
— Выздоровления Акпарса ждут. Говорить с ним хотят. Мамич- Берды больно сильно ругают.
— Пусть ждут меня, — сказал Акпарс. — Завтра мы с Саней поедем в Свияжск. Приеду — с ними поговорю.
— Это кто поедет в Свияжск? — раздался голос Палати, на этот раз с печки.
— Мы, — простодушно ответил Санька.
— Ты поезжай хоть в тартарары, а князь будет сидеть дома до первых морозов. Разве для того я его выходила, чтобы он сызнова простыл да и умер?! Да с такой раной, да в такой дальний путь — мыслимо ли дело?
— Ты, старая, не забывай, — Ешка погрозил пальцем в сторону печки. — У князя на плечах вся земля горная, ему около твоего сарафана сидеть негоже.
— С этими мужиками одно горе, — ворчала Палата, слезая с печки. — Ну чево расселся, рыжая сатана? В дорогу собирайся!
— Да я-то куда?
— Неужто ты думаешь, что хворого без своего догляду отпущу? Вместе со всеми поедем!
Свияжский воевода Петр Шуйский (племянник Александра Горбатого-Шуйского) как узнал, что Мамич-Берды стал ханом, сразу забеспокоился. Он помнил, что воевода Салтыков погиб из-за Мамич-Берды, и потому этого лесного разбойника сильно побаивался. Он сразу запросил из Казани два полка и передал наказ горному полку, чтобы быть настороже. Гонец из Елае привез неутешительную весть: воевода Акпарс тяжело ранен и болен, может и умереть. Не успел Шуйский отправить второго гонца, а Акпарс — неожиданно сам на дворе. Шуйский с Акпарсом встречался не часто, но уже успел полюбить его за простоту, за мудрость и справедливость. Из всех инородцев, перешедших на службу к русским, он верил только одному Акпарсу.
После ласковой встречи и разговоров о том, о сем приступили к деловой беседе.
— Что про самозваного хана скажешь? — спросил князь.— Я, грешным делом, Акрама не боялся, а этого Бердея зело опасаюсь. Чалым он взял, того и гляди на Еласы ударит. А там, глядишь,—и на Свияжск. Может, сего ждать не следует, а нам самим еще раз на Чалым?..—Князь трахнул кулаком по столу.
— Прости, князь, но ты забываешь, что горный полк не простой полк. Там воины—черемисы. Против своих они воевать не пойдут. Я их собрал только для того, чтобы помочь царю Казань повоевать, и теперь они по домам просятся. Война всем надоела.
— Что же делать, по-твоему?
— Распустить полк.
— Да ты в своем ли уме, воевода?! Совсем не о том стал говорить, как в руках у Мамича побывал.
— Не обижай меня, князь, а выслушай. Сперва наши люди так понимали: вот черемисин, вот русский, вот татарин. Русские пошли на татар войной, наши люди сказали: «Давайте поможем русским!» Нам татары много зла сделали. Теперь война кончилась, ханов и мурз прогнали, пришли сюда русские. Ничего не изменилось — горные хоть ясак не платят, а луговые что при ханах платили, то и сейчас. Вдруг появилось черемисское ханство. Ты думаешь, почему к нему много людей прикачнулось? Каждый думает: при татарах тяжело, при русских не легче — может, у Мамич-Берды будет хорошо? Все-таки свой человек—черемисин. Под пятой Али-Акрама пожили—еще хуже, чем при татарах и русских. Теперь, князь, простой черемисин выберет тот путь, где нет войны. А с Мамичем пойти—непременно воевать. И поэтому люди к Мамичу в войско не идут, и он уже начал сгонять их силой. А эго гибель для него. Он сейчас пугает луговых и арских людей нашим полком. Если мы пойдем на Чалым, Мамичу поверят, и снова начнут люди собираться под его руку. А распусти мы полк — войско Мамича разбежиться в неделю.
— Истина в твоих словах есть,— сказал князь, подумав,— однако риск — дело большое.
— Вспомни, князь, воеводу Салтыкова. Ежели бы он не лютовал на левом берегу, может, ханства Али-Акрама и совсем не было. Будь мудрее Салтыкова, князь.
Шуйский долго ходил молча по горнице, раздумывая, присел к столу, хлопнул ладонью по камчатой скатерти, сказал:
— Ладно, воевода. Послушаю тебя. Только смотри,— князь погрозил Акпарсу пальцем.— В случае чего — головы на плаху понесем вместе.
— Все будет хорошо, князь. По первому снегу приезжай ко мне в Нуженал. На зайца такую охоту устроим!
В день покрова святой богородицы Акпарс распустил воинов горного полка по домам. Полковой стяг водрузили в церковный притвор к отцу Симеону, в алтаре на вечное хранение поставил Акпарс серебряную чарку, подаренную царем на свадьбе Янгина. Часть оружия раздали людям, часть отвезли в Свияжск, в воеводскую сбройницу.
Алтыш со своими друзьями после беседы с Акпарсом ушел на Луговую сторону.
Отарский илем—большой илем. Поэтому здесь Ахмачек надеялся взять в войско нового хана не меньше сотни человек. Он приехал с десятью джигитами, велел всем отарцам собраться у моста. А когда люди собрались, он, не слезая с коня, начал говорить:
— Эй, мужчины, слушайте слово хана Мамич-Берды. Стало нам известно, что русский царь Иван велел горному полку идти на Луговую сторону и воевать наши илемы. Всю землю по эту сторону Волги хотят отдать нечестивому Акпарсу, а вас выгнать в глухие леса на Пижму и Юронгу. Тех, кто служил хану Акраму, хотят покарать. Я и мой брат Мамич-Берды защитим вас от тех, кто продался русским. Вы должны дать в наше войско сто человек. Время у нас мало—завтра утром самые сильные мужчины пусть будут готовы: я поведу вас в Чалым.
Вздыбив коня, Ахмачек помчался в сторону илема Юксары, оставив в Отарах пятерых джигитов. А вечером в илем вернулся Алтыш, а с ним тридцать человек, отпущенных из плена. Верные извечным обычаям гостеприимства, отарцы разобрали усталых и вымокших путников по домам, накормили и обсушили.
Весть, которую принесли друзья Алтыша, взволновала всех жителей илема. Оказывается, горный полк распущен, Акпарс снял с себя звание воеводы и готовится к зимней охоте. Зачем же тогда Ахмачек собирает войско?
Отец Алтыша — давний карт в илеме Отары. Он и самый мудрый. К нему собрались за советом.
— Скажи нам, как быть?—спросили.
Старый карт мотнул головой в сторону сына.
— Алтыш, мой сын, был сотником у Мамич-Берды. Везде бывал, больше меня знает—его спросите.
— Меня спрашивать не надо, вы сами все знаете,—сказал Алтыш.—Под ханом Гиреем нам было плохо, под ханом Али-Акрамом еще хуже. Мамича я тоже хорошо знаю: ему до нас дела нет, ему нужны свои земли, что русские отобрали, свое богатство, что в Казани осталось, защитить. Русский царь тоже другом нам не будет, но если мы уплатим честно ясак и все налоги, русские нас не тронут. А хану Мамич-Берды не меньше давать придется, да жизни в войне класть. Я так думаю: не идти в его войско.
— А ты про Юксары слышал?—спросил кто-то.
— А что в Юксарах?
— Тех, кто в войско идти отказался, саблями джигиты Ахмачека посекли.
Долго судили-рядили, так ничего путного и не придумали. Тогда старый карт, молчавший во время всего разговора, сказал вдруг:
— Разойдитесь все по домам. Всех людей, что с Алтышем пришли, посылайте сейчас же сюда. А людей для Ахмачека готовить надо—у них сила.
Когда старики разошлись, карт спросил сына:
— Твои друзья так же думают, как и ты?
— Им Чалымское ханство не нужно, они войной сыты по горло.
— Если им все, что я придумал, сказать—не выдадут?
— А что ты им скажешь?
— Я вот что, сын, надумал: пока жив Мамич-Берды и его брат Ахмачек, покоя нам не будет. У них—сила, мы—безоружны. По слухам я знаю: нет такого илема, где бы желали воевать за богатство Мамич-Берды. Пусть твои друзья идут по своим илемам и, не дожидаясь Ахмачека и Мамич-Берды, собирают под свою руку людей. А собравши, пусть шлют гонцов с подарками к тебе. А там я скажу, что делать дальше...
