– Не, не раньше. Я глянул на часы и говорю ему: хули ты – я извиняюсь – ляпаешь, стучишь? Если приперся поздно, то давай по-тихому, чтоб никого не разбудить…
– А мог он прийти раньше, а разбудить тебя уже потом? – спросил Юра.
– Нет, он еще в ботинках был и в куртке.
– А что он вообще за человек? Что ты о нем можешь сказать?
Юркевич пожал плечами.
– Ну, чем интересовался, увлекался…
Юркевич улыбнулся, растянув тонкие, потрескавшиеся губы.
– Да ничем особо, кроме как это… – он щелкнул себя по шее сбоку. – …И это… – он подвигал руками около бедер.
– Ну а книги он какие-нибудь читал, музыку слушал?
– Киньтесь вы, какие книги? Чтоб Игнат – и книги… Он и газету в руки никогда не берет. Я хоть «Советский спорт», «Физкультурник Беларуси» читаю, а этот вообще…
* * *
– Ну, бугай сраный… – бормотал Сергей. Он и Юра шли по коридору общаги. – Два раза в неделю – новую бабу… И, главно, наебал, что пришел в десять. Я, сука, жопой чувствую – это он…
За закрытой дверью женский голос орал:
– Какая, на хер, премия? Ты всю свою премию пропил…
Юра сказал:
– Что, завидуешь водиле?
– Бля, хоть ты не подкалывай, ладно? Ну, ебарь сраный, готовься… Завтра поговорим…
В конце коридора открылась дверь, на трехколесном велосипеде выехал пацаненок в колготках и майке с волком и зайцем из мультфильма «Ну, погоди!»
* * *
Юра отомкнул дверь ключом, зашел в квартиру. В комнате работал телевизор, шел футбол. Юра, сбросив кроссовки, заглянул в комнату. Отец сидел на диване, на столике перед ним стояла бутылка «Мартовского» пива, стакан, лежали на расстеленной газете сушеные рыбины.
– Какой счет? – спросил Юра.
– Ноль – ноль. Только начался второй. Пива возьми себе в холодильнике… И мне тоже еще одну принеси.
Отец вылил остаток пива в стакан, отпил, начал ножом сдирать с рыбины чешую. Юра зашел с двумя бутылками пива, взял со столика открывалку с ручкой в форме кукиша, содрал с бутылок пробки.
– Как наши играют?
– Неплохо. Был момент у Блохина… А ты что – вот так, из бутылки?
Юра кивнул. Они чокнулись – отец стаканом, Юра – бутылкой.
– Ну, за то, чтоб киевляне взяли кубок, – сказал отец.
Юра кивнул. Оба отпили.
– Как подвигается следствие?
– Медленно. Но подвигается вроде… А у тебя как?
– Как обычно. Что у меня может быть нового?
– Ну, я не знаю…
– Нет, увы… – Отец посмотрел на Юру. – Жизнь проходит, и ты понимаешь, что все как-то не так…
– Скажешь тоже – проходит… В пятьдесят три года. – Юра взял бутылку, сделал глоток, поглядел на экран. Игрок киевлян упустил мяч за боковую линию. Юра покачал головой. Отец отвернулся от экрана к Юре.
– Понимаешь, Юрка, бывают моменты, когда чувствуешь, что ты чего-то важного не сделал… Хотя мог бы… Но не проявил характера…
– И теперь тебе мучительно больно за бесцельно прожитые годы…
– Не ерничай. Это тебе в двадцать три кажется, что все впереди, что все еще можно успеть…
– Не-а, пап. Мне так никогда не казалось. Я даже про это не думал. И теперь не думаю. Просто живу – и все…
– А как ты думаешь, что-нибудь изменится в стране? Ну, вот это все – перестройка, ускорение – это что-нибудь даст?
– Думаю, что все скоро закончится. Со смертью Горбачева…
– Что-что? С чего ты взял, что он умрет? Он же самый молодой в Политбюро… Ему только пятьдесят пять… Это те – да, были старики…
– Старый, молодой – роли не играет. Генсеки не просто так мрут… В этом есть своя закономерность – страна умирает, и генсеки умирают. Андропов пробыл генсеком год и три месяца, Черненко – год и один месяц…
– Значит, по твоей логике, Горбачев должен был бы пробыть одиннадцать месяцев…
– Нет, меньше года нельзя. Поэтому будет промежуточная цифра. Год и два месяца. Скоро уже, десятого мая… – Юра засмеялся, глотнул из бутылки…
– Какие-то вы все циничные – молодое поколение…
– Поколение здесь, пап, ни при чем. Каждый отвечает за себя.
– Да, наверно, ты прав. И дело здесь не в поколении. А в том, как ты живешь, чем занимаешься. Я сижу в своем КБ, ничего не вижу – того, что, например, видишь ты на своей работе. Если б я все это видел, может, тоже по-другому рассуждал бы…
Он одним глотком допил пиво, налил из бутылки еще.
– Бери рыбу, – сказал он Юре.
– Не хочу…
– А я вот как-то пиво только с рыбой…
– Знаешь, наверно, дело все же в поколении. А то, кто где работает, роли не играет…
– Думаешь?.. Нет, ты смотри…
На экране шел замедленный повтор – в штрафной площадке сбили Заварова.
– Чистый пенальти, да? – сказал отец. Юра кивнул.
Игорь Беланов подошел к «точке» с мячом в руках, установил его, отошел назад, разбежался, ударил. Вратарь прыгнул в правый угол. Мяч влетел в ворота прямо по центру. Отец зааплодировал, Юра хлопнул ладонями по коленям.
– Молодец, – сказал отец. – Видел, как пробил? Как из пушки…
– Сильно, но рискованно. По центру бить не надо. Если бы вратарь не прыгнул в угол, мог бы взять. Если так все время будет бить, может когда-нибудь и облажаться…
– Да ладно ты… Радоваться надо, а не критиковать.
– Я и радуюсь. Ну, за то же самое – за Кубок кубков!
Они снова чокнулись.
– Что там у тебя с Аней?
Юра, слегка нахмурившись, пожал плечами.
– Так, как обычно…
– Что-то ты давно не ездил в Минск…
– Съезжу скоро.
– Вы не поругались?
– Нет, с чего ты… Видишь? Расслабились – и сразу гол.
На экране шел повтор: игрок команды-соперника, убежав от защитника к боковому флажку, отдал передачу в штрафную, там ее принял другой футболист и скинул мяч нападающему. Тот ударил в дальний угол. Чанов, растянувшись на газоне, до мяча не дотянулся.
– Ерунда, – сказал отец. – Ну, будет ничья. После три – ноль в первом матче… Главное, чтобы в финале так не расслаблялись…
– Давай по-хорошему поговорим. – Юра посмотрел на Игнатовича. Водила сидел на стуле в том же кабинете, что и прошлый раз, Юра – за столом, Сергей – на стуле у стены. – Ты сам вообще откуда? Живешь ведь в общаге?
– С Чавус я.
– Закончил училище и остался?
– Не, потом еще в армии быу.
– А какие у тебя вообще планы на жизнь?
Игнатович тупо посмотрел на Юру.
– Ну, что ты хочешь делать в жизни? Жениться там, детей…
Водила покрутил головой.
– А что так? Детей не любишь?
– Не особо.
– А что ты любишь? Выпить?
Игнатович пожал плечами. Он сегодня был в пиджаке – старом, тесноватом, один рукав был подшит вручную.
– Это только он и любит, – злобно сказал Сергей. – Выпить и бабе засадить, да?
Игнатович повернул голову, посмотрел на него.
– Ну, хули ты глядишь? Играешь под придурка, да?
– Што?
– Хуёв сто. Короче, Игнатович, давай договоримся – ты рассказываешь все, как было. Мы точно знаем, что ты в субботу, двадцать девятого, пришел домой не в полодиннадцатого, а в полпервого. И машину в гараж поставил не в десять, а почти что в двенадцать. Нам и сторож подтвердил, и твои соседи по общаге. Так что, если будешь отпираться, будет только хуже. Срок за ложные показания добавится…
– Я никого не забивау, – медленно выговорил Игнатович.
– А что тогда ты делал возле лесополосы? Почему машину там поставил?
Водила молчал. Сергей встал со стула, сделал несколько шагов по кабинету.
– Надавать бы тебе по голове – знал бы, как выкобениваться. – Он замахнулся, Игнатович отстранился, едва не упав со стула. Он посмотрел в пол, потом тихо сказал:
– Я там одному подвез цемент. Два мешка.
– Откуда?
– Со Шклова, с цементного завода.
– Ты хочешь сказать, что поэтому задержался?
Водила кивнул.
– А что ты делал у лесополосы?
– Спидометр накручывау. Чтоб не знау завгаражом – скольки я праехау.
– А почему там? Что, других мест нету?
– А где? – Игнатович пожал плечами.
– И девушку ты там не видел?
– Не.
– И не насиловал?! Не убивал?! – заорал Сергей.
Игнатович уставился в пол.
– Ладно, все, свободен, – сказал Юра.
Игнатович медленно встал, вышел, захлопнул дверь.
– Хули ты его отпустил? – спросил Сергей. – Ты что, вообще?
– Окно надо открыть, смотри, какое солнце… – Юра встал, открыл шпингалеты, первую раму, потом вторую. Оторвалась грязная бумага, вывалились куски ваты вперемешку с мусором и дохлыми мухами. Юра высунулся из окна, посмотрел на машины и троллейбусы на улице внизу, на деревья у Днепра – черные, без листьев, на дырявый купол и обшарпанные стены заброшенной церкви. Он повернулся к Сергею.
– У нас на него нету ничего.
– А левый рейс? Он же сам сейчас тебе признался. Специально, чтоб отвлечь внимание. Ты не гляди, что пиздоватый, дык смешный. Под придурка играет, а сам понимает, что лучше за левый рейс пойти под суд, чем за убийство с изнасилованием…
