– Ты что, предлагаешь завести дело за два мешка цемента?
– Ну а что?
– Не знаю… Может, это и не он…
– А кто тогда? Все сходится. Поставил машину, чтоб спидометр накрутить. А тут – баба… Бля, если он сейчас из-за тебя уйдет в бега…
– Да вряд ли, с чего ты взял? Его ж вообще не задерживали ни разу…
– Ну да, в тихом омуте все черти водятся… Давай, защищай его…
– Я его не защищаю. Он – пустое место. Но не верю я, что это он убил. Не верю – и все. Он трус, такой убить не может…
– Очень даже может. Завтра утром вызываем опять и начинаем обрабатывать конкретно…
* * *
В комнате Игнатовича в общаге топтались Юра, Сергей и два мента из районного ОВД. Менты перетряхивали вещи. У стены рядом с дверью стояли понятые – две жопастые девки лет по двадцать пять, одна в светло-синих спортивных штанах и зеленой кофте от спортивного костюма, вторая во фланелевом халате с красными цветами. Юркевич сидел на своей кровати.
– Это – его шмотки? – спросил мент. Юркевич кивнул.
– Все берите, – сказал Сергей, – мало ли… Пусть судмедэксперт посмотрит – вдруг там волосы ее или что-то еще…
* * *
Сергей, Юра и парень лет двадцати семи, здоровый, крупный, в зеленой рубашке с красными полосками, сидели в комнате Игнатовича.
– …В пятницу вечером я домой ездил… Ну, к родителям… В Хотимск. Меня не было тут…
– А что ты вообще можешь сказать про Игнатовича? – Сергей, прищурившись, глянул на парня.
– Ну а что тут сказать?
– Ну, он – твой друг?
– Друг, не друг – так, выпивали вместе трохи. Но не то, чтобы особо…
– Баб с ним вместе драл?
– Как – вместе? Чтоб вдвоем – и одну бабу? Не, такого не было…
– Не, в смысле, он – одну, а ты – другую. Рядом, на кроватях…
– Ну да, а что такого?
– Постоянная баба есть у него?
Парень покачал головой.
– Кто может подтвердить, что ты был в Хотимске? – спросил Юра.
Парень пожал плечами.
– Да все. Мамаша, батька… И сеструха… Потом, сестроёб… Ну, или как там правильно… Мужик ее, короче…
– Телефон там есть?
– Нет, нету…
– А знаешь ты кого-нибудь из баб, кого Игнатович отодрал? Здесь, в общаге вашей?
– Само собой…
* * *
Невысокого роста симпатичная девушка в черных спортивных штанах и синем свитере под горло помешивала ложкой суп в кастрюле, разговаривая с Юрой и Сергеем. На соседней плите жарилась в подсолнечном масле рыба.
– …Да, один раз… Выпили вроде бы. Они получку замачивали или что… Не помню уже…
– И ты сама с ним легла? – спросил Юра. – Он не принуждал?
– Нет. – Девушка покачала головой.
– А чем он так тебе понравился, что ты сама? – Сергей рассматривал ее большую грудь под свитером. – Что, он здесь у вас в общаге первый парень, да?
– Да нет, в общем… Так… Ну как вам объяснить…
– Что, конец здоровый у него, да? – Сергей хмыкнул. Девушка покраснела, опустила глаза, посмотрела на свои красные потертые шлепанцы.
– Скажи, а от других девушек ты не слышала, чтоб он кого-нибудь принудил с ним лечь? – спросил Юра.
– Не, не слышала такого. Оно обычно всегда по согласию… А как еще? В общаге все друг друга знают…
* * *
– …Он пацан медлительный – его за это и прозвали Тормоз, – сказал начальник гаража. Он – невысокого роста дядька в очках, в халате, с зачесанными на лысину седыми волосами, – Юра и Сергей сидели в узкой каморке в углу гаража. К стене были приколоты кнопками пожелтевшие табели, на столе валялась кипа путевых листов.
– Кликуха вроде как, – продолжал начальник. – Но работал, в общем, хорошо. Не пил. В смысле – на работе. Пьяным за рулем его ни разу не ловил… После смены, иногда – ну да… В особенности до «указа»…
– Он с кем-нибудь дружил из шоферов? – спросил Юра.
– Да не особенно… Я ж говорю – всегда молчит, не разговаривает… Себе на уме…
* * *
Оля и Юра сидели на втором этаже кафе «Пингвин», ели мороженое с сиропом из металлических вазочек на пластмассовых ножках. Внизу выстроилась очередь к прилавку с молочными коктейлями и пирожными. Играла песня «Две звезды».
– А это правда, что Кузьмин – муж Пугачевой? – спросила Оля.
– Не знаю, муж он или нет, но вроде как вместе живут. Или жили. А тебе что, нравится эта песня?
– Так, более или менее… Больше, по крайней мере, чем то, что она одна поет…
– У Кузьмина раньше была группа «Динамик». Неплохая, в общем – ну, среди советских. Они приезжали в Минск, я ходил на концерт…
– И как?
– Так, нормально для разнообразия. По крайней мере, лучше, чем какие-нибудь «Песняры» или «Земляне». «Пинк флойд» же не приедет к нам…
– А что такое «Пинк флойд»?
– Ты что, ни разу не слышала?
Оля покачала головой.
– Группа такая, из Англии. Одна из моих любимых.
Оля вылизала вазочку. На ее носу осталось пятнышко растаявшего мороженого. Юра заметил, улыбнулся. Оля покраснела, достала из кармана платок, вытерла лицо.
Юра огляделся по сторонам. За соседними столиками в основном сидели парочки подростков «на стрелке».
– Смотри, я здесь один из самых старых…
– И ты этого стесняешься?
– Да нет, мне в общем все равно.
– Не надо ебать вола! – орал Сергей. – Ты понял меня? Последний раз говорю: признавайся, что убил и изнасиловал бабу поздно вечером в субботу, двадцать девятого марта…
Игнатович тупо смотрел перед собой. Сергей подскочил, схватил его за свитер, стал трясти. Водила не реагировал. Юра стоял у стола, наблюдал, курил.
– Ладно, хер с тобой. – Сергей отпустил Игнатовича, сделал несколько шагов по кабинету, посмотрел на портрет Горбачева без пятна на лбу. Портрет висел криво. – Ну а левые рейсы делал? Признавайся! Делал или нет? Что, один только раз отвозил цемент? Или до этого тоже?
Сергей схватил водилу двумя руками за плечи.
– Делал левые рейсы? Делал или нет? Признавайся, сука!
– Делал, – негромко сказал Игнатович.
Сергей резко отпустил руки, взял со стола лист бумаги.
– Пиши. Пиши явку с повинной. Я, такой-то такой-то, в период с такого-то по такое-то постоянно делал нелегальные рейсы на служебном автомобиле… Понял, что писать?
Игнатович покрутил головой.
– Я тебя щас!.. – крикнул Сергей. – Ладно, хер с тобой, буду тебе диктовать.
* * *
Окно было распахнуто. Светило солнце. Юра сидел на столе, Сергей – на стуле у стены. Оба курили.
– Хорошо, что написал повинную, – улыбаясь, сказал Сергей. – Теперь, бля, в КПЗ его обработаем – расколется и насчет бабы. Надо только подумать, кого бы ему подсадить…
– А я, ты знаешь, до сих пор не уверен, что это он…
– Не, я с тебя херею, Юрка. Всегда ты не уверен. Ну а кто тогда? Ты мне скажи, ну кто тогда?
– Не знаю.
– Не знаешь – ну и не говори, ты понял? Это дело на контроле в райкоме, ты про это не забывай. Сергеич говорит – звонят почти что каждый день: что там да как? Если раскроем к Первому мая – может, премию выпишут… – Он затянулся, выпустил дым. – Я не пойму тебя, Юрка, какой-то ты не такой…
* * *
Стол Шимчука был сдвинут в центр кабинета. На нем лежали кусок сала на газете, черный хлеб «кирпичиком», зельц, кровяная колбаса, стояли открытые консервы – «бычки в томате» и «икра баклажанная». Шимчук нарезал складным ножом колбасу и сало.
Юра сидел на подоконнике, держал в руке газету «Правда», читал вслух:
– «Вчера ЦК КПСС принял постановление «Об основных направлениях ускорения решения жилищной проблемы в стране». В этом документе определена конкретная программа действий по достижению важной задачи: обеспечить к двухтысячному году каждую семью отдельной квартирой или домом». Во как…
– Мне в двухтысячном году будет сорок три… – сказал Сергей. – Я к тому времени опизденею в общаге…
Он открыл дипломат, достал три бутылки «Московской особой» с зеленоватыми этикетками, поставил на стол. Сергеич, Юра, Шимчук, два других следователя – Дымковец и Низовцов – подтянули свои стулья к столу.
– А вы замкнулись изнутри? – Сергеич испуганно глянул на дверь кабинета. – Говорил же, осторожно, после «указа»…
Юра поднялся, подошел к двери, повернул ручку замка.
– Ну, и это самое… Чтоб особо не шуметь, поняли? – сказал Сергеич.
Шимчук достал из ящика стола разномастные стаканы и чашки, их тут же расхватали. Сергей открыл бутылку, разлил.
– Ну, давайте, – сказал Шимчук. – Поднимайте! За тебя, Сяргеич! За твои пятьдесят восем!
Все чокнулись, выпили, стали закусывать.
– Признайся, Сергеич, – сказал Низовцов. – А чего ты до сих пор работаешь? Тебе ж давно уже положено на пенсию – за выслугу лет?
Сергеич пожал плечами.
– Знаешь, а я и сам не знаю… Давно уже думаю насчет этого. У нас дом в деревне, в Гуслищах – теща оставила… Сидел бы там, огурцы в парнике выращивал… Да нет, охота дураку работать…
