— Правда, что Паскалопол бросил Отилию?
— Я ничего не знаю, — хмуро ответил Феликс.
— А я узнала! — со злобным удовлетворением настаивала Аурика. — Еще бы! Такой утонченный человек, как Паскалопол, должен был и конце концов увидеть, что ничего интересного в этой бесстыднице нет. Только берегитесь, чтобы и вам не попасть в ловушку. Я замечаю, что вы с ней очень подружились.
Феликс охотно объявил бы Аурике: «Вы заблуждаетесь, Паскалопол умирает от любви к Отилии, и увидите, он скоро вернется!» Его остановила лишь гордость.
— Каждый был бы рад пользоваться вниманием Отилии,— сказал он.
Аурика недоверчиво посмотрела на него.
Феликс привел бы Паскалопола сам, если бы ему не мешали ревность и самолюбие. Случай помог ему исправить то, что он считал следствием своей горячности. На улице чья-то рука с силой сжала его руку. Это был Паскалопол. Помещик ни о чем не спросил, он мягко сказал:
— Очень прошу вас пройтись немного со мною. Я хочу с вами поговорить.
У Феликса сильно забилось сердце. Его поражали противоречия, живущие в душе человека. Из чувства соперничества он опасался Паскалопола и все же, увидев его, обрадовался, как радуются верной собаке, которая долго пропадала и вдруг нашлась. Паскалопол повел за собой Феликса (они встретились на проспекте Виктории), все время ласково держа его под руку, и вскоре они уже сидели друг против друга за письменным столом помещика перед налитым в рюмки зеленым ликером. Паскалопол, несколько раз откашлявшись, как это делают робеющие ораторы, прохаживался по комнате, а Феликс сидел со стесненным сердцем, точно подсудимый, который ждет речи прокурора. Быстро выпив одну за другой две рюмки, Паскалопол наконец решился:
— Дорогой домнул Феликс, не знаю, поверите ли вы, если я скажу, что очень привязан к вам и сожалел, что не мог вас видеть.
Сконфуженный Феликс потупился. Паскалопол был явно взволнован.
— Домнул Феликс, скажите мне прямо, как подобает мужчине, отчего домнишоара Отилия не хочет больше принимать меня?
— Но я... я не знаю... я...
Феликс залился румянцем. Вопрос Паскалопола вонзился в него, словно игла при инъекции.
— Вы любите домнишоару Отилию? Скажите мне, как сказали бы отцу.
Феликс растерялся от такого допроса, почувствовал себя мальчишкой и смущенно молчал, тем самым невольно подтверждая слова Паскалопола.
— Значит, вы ее любите! — сделал вывод помещик. — Иначе и быть не может. Как мужчина, я немножко огорчен, но как друг понимаю и одобряю вас. Домнишоара Отилия — редкая девушка. Но разрешите мне прибавить еще кое-что. Вы уверены, что всегда будете ее любить?
Феликс сделал негодующий жест. «Я буду любить ее вечно», — хотел сказать он.
— Знаю, знаю, — продолжал Паскалопол, — теперь вы любите ее пылко, как всякий юноша, но, может быть, здесь дело в молодости, в избытке чувств. И, опять-таки, убеждены ли вы, что Отилия всегда будет любить вас? Я не так выразился. Разумеется, она будет любить вас неизменно, потому что она чудесная девушка, но я хочу сказать, убеждены ли вы, что она всегда будет счастлива с вами? Я слишком хорошо знаю Отилию, у нее темперамент артистки, ей нужна роскошь, разнообразие. Если она сейчас выйдет замуж, это деформирует ее характер, погасит все ее прелестные порывы. Домнул Феликс, позвольте признаться вам как другу: я не был счастлив в браке. Первая моя жена не сумела поддержать честь моего имени, хотя я имел на это право. В моей душе прозаического помещика есть капля романтики. Я знал Отилию еще ребенком, могу сказать, что она выросла у меня на глазах. Если бы бог позволил мне сотворить для себя женщину, какую я хочу, я создал бы ее такой, как домнишоара Отилия. Я люблю Отилию, дорогой домнул Феликс, и, возможно, не ошибаюсь, когда утверждаю, что и она любит меня. Это нетрудно, потому что такой разочаровавшийся человек, как я, ни на что не претендует. Я никогда ничего не требовал от домнишоары Отилии и не слишком старался разобраться, сколько отцовского и сколько мужского в моей любви. Но домнишоара Отилия понимает меня, нуждается в моей покладистости и... я знаю, вы будете в душе иронизировать... и в моих деньгах. Деньги есть у многих, но не все умеют их давать. Я не снабжал домнишоару Отилию деньгами, не оскорблял ее, не покупал, но я так привык исполнять все ее капризы, еще когда она была маленькой, что отказывать ей в этом сейчас значило бы поступать как отец, лишенный родительских чувств. Да, домнул Феликс. Отилия приходила ко мне просто, как дочь, и просила о чем-нибудь. И она никогда не чувствовала себя, извините меня, куртизанкой, которая требует чего-то от мужчины. Между нами образовалось родство sui generis [9] и теперь, когда вы хотите его разрушить, страдаем и я и она. Быть может, не следовало бы это вам говорить, но однажды домнишоара Отилия пришла ко мне обеспокоенная и рассказала, что дядя Костаке не хочет дать вам денег для поступления в университет и всего прочего. Что ж, я дал ей денег. Нет, вы не должны считать себя униженным. Я позаботился о том, чтобы не поставить вас в ложное положение, и заставил Костаке возместить мне эту сумму. Так что вы мне ничем не обязаны. Я не мог бы вам сказать, люблю ли я домнишоару Отилию как отец или как мужчина, я не хотел бы сейчас ставить этот трудный вопрос. И сама домнишоара Отилия хорошенько этого не знает. Но мы нужны друг другу и понимаем друг друга. Может быть, домнишоара Отилия переживает сейчас лишь какой-то кризис и воображает, что любит вас (мне, человеку пожилому, всегда грозит такая опасность), я не хочу вам сказать ничего обидного, — может быть, она действительно любит вас, это было бы не удивительно. Вы дельный, красивый, интеллигентный юноша. Но пожениться вам теперь было бы безумием, уверяю вас. Вы слишком молоды и недостаточно изучили друг друга. Я хорошо знаю домнишоару Отилию. Она как ласточка: если ее запереть в клетку, она умирает. Подождите, пока вы оба станете совершеннолетними, пока вы сделаете карьеру, узнаете друг друга как следует, и тогда... Поверьте, что один я от всей души помогаю вам. Я очень хотел бы увидеть вас счастливыми. Поэтому нет необходимости изгонять меня (Паскалопол сделал умоляющий жест, который растрогал Феликса), я человек безвредный. Какую опасность может представлять старик для вашей молодости? Деньги, ох, деньги! Когда женщина любит, она берет деньги у старика и отдает их молодому. Домнул Феликс, вы омрачили мое существование, скажу вам прямо, вы отняли у холостяка невинный мир его радостей. Мне необходима домнишоара Отилия, она моя маленькая сентиментальная слабость. Раз я не могу быть любовником, я останусь преданным другом, отцом для вас обоих. Поверьте мне, это так.
Паскалопол, чтобы скрыть волнение, выпил рюмку ликера и повернулся к Феликсу, давая понять, что не хочет больше его задерживать. Феликс горячо пожал ему руку, помещик ответил еще более сильным пожатием, и они расстались, каждый с преисполненным великодушия сердцем. Когда юноша дошел до лестницы, Паскалопол крикнул ему из дверей:
— Я попытаюсь зайти к вам завтра. Может быть, окажут честь принять меня.
Глаза его смотрели просительно.
— Знаешь, я встретил Паскалопола, — сказал Отилии Феликс. — Кажется, он огорчен, что мы его не принимаем. В конце концов, возможно, я был неправ. Если ты меня любишь, то зачем мне бояться его, ведь правда?
Отилия широко раскрыла глаза.
— Феликс, я знала, что ты хороший мальчик. Ну, конечно же! Что тебе сделал бедный Паскалопол? Ведь я люблю тебя!
— Он завтра приедет. Я думаю, надо его принять.
— Неужели? Бедный Паскалопол! Как я соскучилась по нем! — в восторге воскликнула Отилия.
И, обхватив голову Феликса, она крепко поцеловала его в губы — в первый раз. Целых два дня дом оглашался сумасшедшими концертами на рояле. Когда появился Паскалопол, у дяди Костаке от волнения дрожали губы, а помещик, после минутной робости, бросился целовать руки Отилии. Она, присев к нему на колени, легонько поцеловала его в щеку и поправила ему волосы. Паскалопол был на верху блаженства. Феликс созерцал эту сцену, сам не понимая, что с ним творится. Сердце его сжималось от ревности и в то же время было полно странной симпатии к помещику. В семье Туля все остолбенели, узнав об этом событии. Аурика заявила, что Отилия приворожила Паскалопола, а Стэникэ, весьма решительный в суждениях за глаза, дал всему следующее толкование (о чем Феликс узнал позднее):
— Юноша (то есть Феликс) — плут, он использует положение. Живет с Отилией и вымогает деньги у помещика. Вот увидите, он далеко пойдет. И наследником дяди Костаке окажется.
Тем временем в соседнем доме возникла, развернулась и быстро пришла к концу другая история. Главным действующим лицом в ней оказался Тити Туля. После инцидента с Отилией эротическое беспокойство Тити нисколько не улеглось, и он, ничуть не скрываясь, искал другое, менее гордое существо женского пола. Это было нелегко, потому что застенчивый Тити не имел своего круга знакомых, а девушки, которых он встречал в Школе изящных искусств, не обращали на него внимания. Но там же, в Школе, Тити подружился с неким Сохацким, тучным, словоохотливым, добродушным студентом примерно одних с ним лет. Он тоже не имел особого призвания к искусству, писал копии, и целью его было стать преподавателем рисования и каллиграфии. Он учился в том же лицее, что и Тити, хотя классом старше, и поэтому у них оказалось много общих воспоминаний. Сохацкий шумно высмеивал преподавателей и никогда не высказывал ни единой мысли, ограничиваясь простыми фактами. Благодаря природной смышлености, он располагал кое-каким запасом общих мест, и речь его звучала как речь культурного человека. Он был нагловат, подчеркнуто вежлив и считался лишь со своими интересами: на занятиях он старался не выпачкаться мелом, а когда ему становилось душно от запаха масляных красок, он открывал окна, с опозданием спрашивая разрешения остальных. Он вмешивался в чужие разговоры, отвечал на вопросы, которые не ему задавали, всегда имел наготове всевозможные практические советы и полезные адреса. Одним словом, если Сохацкий и не был талантлив, то, во всяком случае, казался малым порядочным и у всех вызывал улыбку симпатии. Сохацкий вскоре заметил, какой кризис переживает Тити. Это было не так уж трудно, потому что Тити самым наивным образом сводил разговор на то, что его занимало. Говоря о женщинах, он задавал свой стереотипный вопрос:
