XI
Утром Марина рассказала Феликсу о тех неприятностях, которые Симион причиняет своей семье. Недавно он ушел из дому, и его с трудом нашли. Аглае решила пригласить более опытного врача, так как Симион стал очень беспокойным и не желал ни минуты сидеть на месте.
— Вот они, грехи-то! — сказала в заключение Марина. — Теперь бог его и наказывает!
Феликса больше всего поразило даже не то, что произошло со стариком, а злобный, мстительный тон Марины. «Странная семья, — подумал он. — Между ними не существует никакой взаимной любви, каждый ненавидит другого и клевещет на него». Любопытство и жалость побуждали Феликса пойти взглянуть на Симиона, но, вспомнив о той антипатии, которую питала семья Туля к Отилии и к нему самому, он отказался от своего намерения.
Новые причуды Симиона в сущности не слишком взволновали Аглае, так как она никогда не уделяла мужу большого внимания. Тем не менее все это начинало ей надоедать. Симион ел как волк, но таял на глазах, и взгляд его приобрел какую-то неприятную неподвижность. Он был охвачен лихорадочной тревогой, все время бродил по дому, и это нарушало покой Аглае.
— Да посиди ты хоть минутку, все нервы мне вымотал. Когда-то ты вышивал, рисовал и не путался у людей под ногами. Разумный человек бережет свое здоровье, отдыхает. Посмотри, как ты исхудал!
По мнению Симиона, он, применив метод рационального усиленного питания, укрепил свой организм. Отныне он обладает колоссальной, геркулесовой силой и чувствует, как трещат под ним стул и половицы. Дом и почва находятся в опасности. Поэтому он все время двигается, чтобы израсходовать накопившуюся энергию и довести до нормальных размеров свою мускулатуру.
— Где это ты набрался такой премудрости? — рассерженно говорила принимавшая его речи всерьез Аглае. — Разве ты не видишь, что от тебя одна тень осталась? Я позову доктора, пусть он тебя посмотрит!
Стэникэ привел другого своего приятеля, выглядевшего не менее подозрительно, чем Василиад, и тот неумело, с преувеличенным вниманием, осмотрел Симиона. Он ощупал его селезенку и печень, задал ему вопросы об аппетите, о мочеиспускании. Симион дал весьма своеобразный ответ:
— Понимаете, я вижу, как выходит какое-то пламя, которое прожигает в земле дырки.
Все с интересом воззрились на Симиона, уверовав в это необычайное явление, а доктор сказал:
— Любопытно! Вы много едите? Вам часто хочется пить?
— Я ем очень мало — столько, сколько необходимо для того, чтобы поддерживать горение духа!
— Не слушайте его, домнул доктор! Ест он страшно много, но все худеет! — поправила Аглае.
— Я считаю, — высказал свое мнение доктор, — что домнул... домнул... — Он забыл имя и вопросительно поглядел на окружающих.
— Овидий! — вставил Симион.
— Ты совсем с ума сошел! — с презрением покосилась на него Аглае. — Его зовут Симион.
— Так вот, я считаю, что домнул Симион болен диабетом, разумеется в начальной стадии, — продолжал доктор.— Пока неясно, какой у него вид диабета, панкреатический или почечный.
— Вы ошибаетесь, я вовсе не болен, — возразил Симион. — Я совершенно здоров. Всякий, кто подходит ко мне, заражается здоровьем. Правда, Деспина? — обратился он к Аурике.
— Видите ли, — терпеливо начал объяснять врач, не замечавший ошибок Симиона в именах, поскольку он не знал, как зовут членов этой семьи, — бывают болезни скрытые, которые начинаются при хорошем самочувствии и здоровом виде; таков, например, диабет. Но не надо пугаться. Эта болезнь в наше время успешно излечивается, и в вашем возрасте она почти не опасна. Сколько вам лет?
— Сто пять! — совершенно серьезно сказал Симион и залился шумным смехом.
Доктор принял это за шутку и тоже рассмеялся.
— Не исключено, что вы и проживете сто лет!
— Но я давно их прожил. Я был полон энергии.
— Вы правы. В молодости нам кажется, что мы проживем сто лет. Я рад, очень рад, что вы в таком хорошем настроении. Это — conditio sine qua non [11] для выздоровления, — сказал, поднимаясь, доктор. — Итак, надо сделать два анализа: один анализ для определения концентрации глюкозы и другой — для гликемии. Я дам вам записку в лабораторию. Тогда мы сможем поставить диагноз. До тех пор — рациональное питание, без мучного и сахара.
— Что с ним, доктор? — с большим интересом спросил Стэникэ, провожая уходившего врача. — Вы думаете, он умрет? Получаем наследство?
— Вы немного торопитесь. Старик бодрый, еще достаточно крепкий. Возможно, что это приступ гликозурии, при артериосклерозе так бывает. Я не вижу ничего серьезного.
— Клянусь памятью моей матушки, — сообщил, возвратившись в дом, Стэникэ, — доктор сказал, что у вас ничего нет. Он великолепный врач, чудеса творит!
— Ведь я говорил тебе, что совершенно здоров. Дайте мне поесть.
— Ну уж нет, — запротестовала Аглае. — Ты же слышал, надо соблюдать диету!
— Скотина ваш доктор! — и Симион, злобно ухмыльнувшись, принялся быстрыми шагами ходить по комнате.
— Дайте ему поесть, — поддержал его Стэникэ, убежденный, что это может ухудшить состояние больного.
Аглае, которую доктор уверил, что Симион здоров, совсем перестала следить за мужем. Ей было все равно, чем он болен, она лишь хотела избежать осложнений, которые нарушили бы спокойствие в доме. Все лечение Симиона сводилось к диете, и это было легко выполнять. Пусть он соблюдает диету, а к ней, Аглае, пусть не пристает.
— Вы не знаете важной новости! — таинственно возвестил Стэникэ. — Феликс...
— Что с домнулом Феликсом? — загорелась любопытством Аурика.
Феликс развернулся вовсю, он далеко пойдет. Теперь, после Отилии, он нашел великолепную, девушку, некую Джорджету, куртизанку-люкс, ее содержит один генерал из высшего общества. Чего там, я своими глазами видел их вместе, вез в экипаже. Девушка к нему благоволит. Превосходный парень Феликс, не падает духом.
— Какой ужас! — переменившись в лице, с отвращением сказала Аурика.
— Распутник! — заявила Аглае. — И отец его был хорош молодчик! Хоть бы он не вертелся около Тити, еще испортит мальчика. Не знаю, не был ли и он замешан в этой истории с братьями Сохацкими.
— Этот парень не сваляет дурака, — разбередил ее раны Стэникэ. — Он и не посмотрит на прошлое, если Отилия не выйдет за Паскалопола. Закроет на это глаза, женится на ней, дядя Костаке оставит им все состояние, кое-что даст и Паскалопол в возмещение нанесенного ущерба. Чудесно!
Аглае побагровела от ярости и прикрикнула на Стэникэ:
— Замолчи же наконец! Хватит тебе паясничать! Какое мне до этого дело? Как это Костаке сможет оставить ей свое состояние? Разве что удочерит ее, если посмеет!
Да? Вы так полагаете, дорогая мама? А такой вещи, как завещание, по-вашему, не существует? Что вы скажете о продиктованной Паскалополом красивой бумаге, в которой дядя Костаке завещает все своей любимой Отилии?
— Оставь меня наконец в покое, — закричала потерявшая терпение Аглае, — оставь меня в покое! Пусть делают что хотят и убираются все к черту! Ведь у меня нет никого, кто защитил бы интересы мои и детей. Симион? Этот трутень целый день крутится без толку и знать не желает ничего, кроме еды. Ты адвокат, но; видно, зря брюки протирал, сидя за книгой. Хвастался, что все сделаешь, все устроишь!.. Каким это образом? По вине моего сумасшедшего брата родительское имущество попадет в чужие руки. Это что ж, по закону?
— Погодите, дорогая мама, погодите, — театральным тоном с заученными жестами заговорил Стэникэ. — Так и произошло бы, если бы здесь не было нас. А чем занят ваш зять? Он бегает, бедняга, частенько без гроша в кармане (ведь вы не спрашиваете, есть ли у него деньги), бегает, все разузнаёт, придумывает всякие комбинации. Вы считаете, что я сижу сложа руки? Ведь я — непосредственно заинтересованная сторона. Ваш Костаке хитрец, к нему нужен умелый подход. Он не удочерил Отилию не потому, что побоялся меня или вас, а потому, что и раньше этого не хотел. Ведь если бы Отилия вышла замуж, ей надо было бы дать приданое! Не так ли? Я, правда, плохо осведомлен, но дядя Костаке не выпустит из рук ни гроша — пока жив, разумеется. Однако перед смертью он может свои деньги завещать — вот в чем суть.
— А если он оставит завещание, мы сумеем его оспаривать?
— Смотря по обстоятельствам. Если он оставит кое-что вам и детям, но большую часть Отилии, значит, он был в здравом уме и подумал обо всех. Вполне естественно, что человек завещает имущество дочери своей жены.
— Пусть дети приходят ко мне! — внезапно заявил Симион, но никто не обратил на него внимания.
— В таком случае, что же ты хочешь сказать? — спросила Аглае. — Что все потеряно?
— Да нет же! Мое скромное мнение — что для нас было бы лучше всего, если бы дядя Костаке вообще не сделал завещания. Надо, чтобы никто не толкал его на это! Упаси бог он умирает. При отсутствии прямых наследников по восходящей и нисходящей линиям к вам, как единственной сестре и родственнице, переходит все его состояние. Об Отилии и речи не может быть, ей, бедняжке, не достанется ничего, если только не будет обнаружено какое-нибудь долговое обязательство на имя ее матери. Следовательно — никакого завещания. Но, конечно, необходимо, чтобы дядя Костаке ни в коем случае не удочерял Отилию. Есть и еще одна опасность: денежные подарки. Откуда вам знать, что дарит Отилии дядя Костаке?..
