— Собрал я всех вас: и тебя, брат мой Юрий, и тебя, брат Володимир, и вас, бояре, воеводы и советники, для великого решения. По совету отца нашего митрополита всея Руси и по вашему слову давно решено было — воевать Казань. Сколько терпели обид мы от нее — одному богу известно. Теперь эта пора прошла, приспело время наказать неверных агарян, гонителей веры христианской! Не о славе воинской, не о прибытках казне государевой помышляю я, токмо о защите народа православного думаю. Прямые злодеи и враги Христа — бога нашего — казанцы на всей окраине московской, которая к Казани глядит, льют кровь наших людей, в полон берут, земли грабежу предают. Клятвы дают за всяко просто и тут же их нарушают, правды не знают и знать не хотят. Посему дале терпеть вероломства казанского не можно. И удумали мы с владыкой в день святого Тихона выступить на Казань, дабы град сей покорить и сделать его христианским на веки веков. И на сие великое и многотрудное дело я совета вашего прошу. Кто у нас ноне старший по летам? Ты, Андрей Петрович? Говори, твое слово.
Почтенный Андрей Вельяминов поднялся не спеша, поглядел зачем-то на свои пухлые руки, осторожно начал:
— Все мы молим господа бога нашего об одолении неверных казанцев. Но великую войну державе вести — не шутка!—Боярин поднял перст над головой.— В поход трогаться не рано ли? Людишки наши к тому времени все в поле будут. А оторвем мы их от земли, глядишь, без хлеба, голодом уморим их. Дома-то и на пареной брюкве перебиться можно, а чем силу-рать кормить в далеком походе, ежели с собой не брать? Ежели не посеем да не соберем, то рать в походе мы не прокормим. И посему поход следует починать с осени. Вот и казанский мурза Чапкун то же говорит...
— У мурзы свой язык есть,— недовольно перебил царь Вельяминова.— Скажи, Чапкун, твой совет.
— Казань возьмить мужно только зимой,— ответил Чапкун, переминаясь с ноги на ногу.— Всю лето, всю осень вокруг Казани гирязь, балот, пока не замырзнет, войска не пройдет. Я всю сказал.
—Ты, боярин, что сказать хочешь? Говори.
— Хоть наш совет и тайный, государь,— молвил, вставая, воевода Иван Шереметьев,— одначе в таком деле шила в мешке не утаишь. Я чаю, в Крыму о нашем походе вскорости будет известно. И в тихое время как весна со двора, так татарин на двор, а коль узнают, что нашей рати в Москве нет—налетят немедля. А зимой крымцы на нашу землю не ходят. Я думаю то же: осенью на Казань надо идти. Способнее и безопаснее.
— Как вы, послы Горной стороны, думаете? — спросил Иван, в упор глядя на Ковяжа.
Ковяж встал, поправил пояс и, как советовал ему Санька, не торопясь, начал:
— Наши люди говорят: тот рыбак дурак, который рыбу ловит и пить домой ходит. Зачем ему пить домой ходить, если под ним целая река воды. И зачем, великий царь, твоему войску голода бояться, если перед Казанью целая земля с народом моим — твои друзья. Иди, государь, смело в наш край — людей твоих прокормим. Мы, марийцы, такой народ: если ты наш враг — мы тебя убьем, если ты наш друг — рубашку последнюю отдадим. Мы, как змея, изгибаться не умеем. Мы — прямые люди. И я говорю тебе: иди в поход в любое время, только не зимой. Зимой леса мертвые, земля худая — пропасть не долго, а летом и зверь в лесу мясо даст, и травы для лошадей сколь хочешь, и рыба в реке, и люди летом добрее.
— Позволь и мне, государь, слово молвить,— сказал Санька.
— Говори.
— Ведомо тебе, государь, что я всю черемисскую землю исходил вдоль и поперек, и болот и лесов там видимо-невидимо. Грязь и болота для войны не помеха. И мой совет — на Казань надо идти немедля, потому как время-то больно удобное — там неурядица сейчас. А ежели к зиме, то они успеют укрепиться.
— Пусть за болота у тебя, государь, душа не болит,— сказал Магмет Бузубов, вставая.— Наши люди где надо мосты сделают, гати насыплют. Мы сами впереди твоего войска пойдем — проведем по самым лучшим дорогам.
Грановитая палата загудела. Царь, посветлевший лицом, горящим взглядом оглядывал бояр. Все читали в его глазах укоризну.
— Позволь, государь!— рывком поднялся с места Воротынский.— По взгляду вижу — плохо думаешь о нас. Вот, думаешь, иноземцы, язычники в деле нашем о пользе державы больше радеют, чем бояре да воеводы. Сие не так. Вельяминов да Шереметьев— люди старые, они больше о земских делах заботятся, а о походе ты нас, воевод, спроси. Вестимо, надо сейчас войну начинать, потом будет поздно. И коль черемисские люди нам помогут, то и куда добро! Мой совет таков: идти в поход всему войску.
— А Москву без защиты оставить?— выкрикнул кто-то из бояр.
— Дозволь, государь, совет высказать. Многожды мы ходим на Казань и все по одному пути — через Владимир, Нижний Новгород на Васильсурск. А теперь надо иной путь выбрать—вести рати через Коломну, на Рязань и далее к Алатырю. Тогда более половины пути нашей рати будет во близости к тем дорогам, по которым крымцы на нас ходят. В случае чего можно быстро вернуться.
— Спасибо тебе, воевода, за мудрый совет.— Иван развернул свиток-карту, долго водил по ней пальцем. Бояре и воеводы притихли.
— Размыслили мы с воеводами сей поход вести двумя путями,— начал говорить Иван,— а князь Воротынский посоветовал еще и третий путь. Коль будем живы и здоровы, то июня 16 дня тронемся с богом. Главным воеводой ставлю брата моего Володимира, а в нашем царском полку воеводами станут Володимир Воротынский да Иван Шереметьев. В сторожевом полку воеводами быть Василию Серебряному да Семену Шереметьеву. Полку правой руки идти под воеводством Андрея Курбского да Петра Щенятьева. Большому полку даю в воеводы князя Мстиславского да Семена Воротынского. Левой руки полк пойдет с Дмитрием Плещеевым да князем Микулинским. Хан Шигалей поведет свой полк, а полки чувашский да черемисский, что пребывают сейчас на Свияге, свести в один полк и звать тот полк горным. А воеводы пусть там будут Акубей Тугаев да Магмет Бузубов.— Царь оглядел палату, разыскивая кого-то, потом спросил:
— Андрюшка Булаев здесь?
— Тута я, государь!
— Сколько лодок потребно для пушечного наряда?
— Триста больших да сотни полторы малых.
— Завтра же беги в Муром, и чтобы к нашему приходу на окском берегу сии лодки стояли бы.
— Будет сполнено, государь.
— Наряд большой, пушки стенобитные, зелье и все прочие припасы мы по воде пошлем. Тут уже тебе, князь Морозов, послужить придется. И клюшники мои с казной и со всеми припасами с тобой тоже пойдут. А мы, как бог часу даст, пойдем вторым путем через Владимир да Муром. А князь Курбский поведет полки третьим путем, через Колычев на Рязань и Мещеру. В Алатыре сойдемся, а там буде видно. Может, я неладно размыслил? Может, у бояр иные мысли есть?
В палате — молчание.
— По-доброму размыслил, государь,— за всех ответил Горба- тый-Шуйский.
Еще по дороге в Москву Сююмбике обдумала все. Алим Кучаков хоть и мил сердцу царицы, но это не тот конь, на котором можно снова въехать в Казань. Казанцы его ненавидят. Сейчас в подручные надо и смелого, и умного, и честолюбивого. Хорошо бы из московских доброхотов. И вышло, что мурза Чапкун — самый подходящий человек.
Как только в Москву приехала царица, сразу Чапкуну дала знать.
Через неделю очутился мурза в Казани, поговорил о чем-то с кулшериф-муллой, побывал у хана Эддин-Гирея, а на другой день на большом молении в мечети перед всем народом сказал:
— Простите меня, правоверные, за то, что служил я московскому царю. Видит аллах, больше нет сил моих обманывать свой народ. Недавно царь Иван позвал меня вместе со всеми на совет, и я своими ушами слышал, как на том совете собрались урусы погубить Казань. Жестокий и кровожадный царь — да покарает меня пророк, если я лгу — повелел воеводам истребить весь род: мужчин убить, молодых женщин взять в наложницы, а старух, стариков утопить в реке. Берегитесь, казанцы. Если жить хотите — все от старого до малого беритесь за мечи.
Если прежде слухам об истреблении верили и не верили, то теперь сомневаться было нельзя — о том, что Чапкун-мурза был на совете у царя, знали многие.
Стали ковать мечи, делать копья, готовить стрелы. Сплошным ополчением ощетинивалась Казань.
16 июня после молебна в Успенском соборе русская рать торжественно выступила из Москвы. Топейка с полусотней черемисов еще раньше ускакал вперед, чтобы поднять людей, устроить дороги, починить мосты.
Ковяж и с ним полторы сотни черемисских воинов присоединились к полку правой руки, Магмет Бузубов с таким же числом черемисов и чувашей прошел с ертаульным полком. Санька и Янгин остались в большом полку.
