***
Утро было… Если честно, будь у меня силы, то подобрать какие-то цензурные слова я бы вряд ли смог. Я не пью — и этим все сказано. Поэтому то, что я в избытке испытал, проснувшись на следующий день, было предсказуемым итогом. Радует, что для меня хотя бы утро наступило. Полупустая бутылка скотча валялась на полу рядом с нетронутыми яблоками. Телефон Роджера почему-то был зажат в ладони, а свой я не помнил, где бросил. Каждое, даже самое слабое движение отдавалось чудовищной болью.
Как же мне было хреново! Я же никогда не напивался, ни в студенческие годы, хотя этого было сложно избежать, ни после того, как меня безжалостно бросили… Да мне алкоголь был абсолютно противопоказан. А я как идиот нажрался. Комната вращалась почему-то в оба направления одновременно, что нарушало все законы физики. В голове будто поселился рой диких пчел, который беспрестанно гудел и жалил, но в то же время она была пустая, потому что я так и не придумал ни одного вразумительного объяснения, почему мое распластанное на постели тело перемещалось в пространстве, будучи в неподвижном состоянии. Как такое вообще возможно?
Ничего не хотелось, разве что сдохнуть. Хотя нет, все же жутко хотелось пить, и в туалет, и таблетку от… как его… Нет, лучше сразу вниз, с балкона. И я не знал, что предпринять в первую очередь. Хорошо, что была суббота… Или нет? Подорвавшись с постели, я тут же со стоном свалился обратно. Болело все, даже то, что болеть не должно было априори. Ожидая, пока угомонится «разъяренный улей», я вспоминал, как называется мое состояние. Напрягать мозг было ещё больнее, но я силился вспомнить, будто от этого зависела моя жизнь. Точно, похмелье!
Избегая резких движений, чтобы не разбалтывать нестабильную субстанцию в черепной коробке, я тихонько сполз с кровати и поплелся в ванную. Глядя на себя в зеркало, я смутно припоминал, что такое же убожество видел на свалке всего несколько часов назад. Лицо отекло и напоминало бледную драматическую маску, глаза опухли и покраснели, волосы превратились в старую потрепанную мочалку, а на щеке отпечаталась вмятина от свитера, на котором я, видимо, и вырубился. Замечательный видок. Включив кран, я плеснул в лицо пару пригоршней ледяной воды, потом набрал в ладони еще одну и жадно выпил. И еще… и еще… Пока меня не затошнило. Я ринулся к унитазу, выплескивая из себя содержимое желудка до полного опустошения…
Я клятвенно пообещал, что больше никогда не буду пить даже пиво, даже безалкогольное. Пластик от крышки унитаза приятно холодил висок, и я без сил забылся, сидя прямо на полу, пока меня не привел в чувство телефонный звонок.
Почти каждый вечер я созванивался с мистером Тейлором и докладывал ему, в какую очередную дыру засунул нос и сколько дерьма там обнаружил. Он не дергал меня и всегда терпеливо ждал звонка, понимая, наверное, что я, по сути, не обязан этого делать, а может, осознавал мою личную заинтересованность. Но в тот раз, бросив взгляд на определившийся номер, я совсем не ожидал услышать другого человека. Поначалу я не разобрал, что за женщина рыдала в трубку, подумал, что ошиблись номером, и хотел сбросить вызов, но затем, прислушавшись, понял, что это мать Роджера пыталась мне что-то втолковать.
Путаясь в словах и извиняясь, миссис Тейлор подробно расспрашивала меня обо всех новостях и умоляла отыскать ее сына. Как будто бы я только этим и не занимался. Выслушав все наставления и просьбы, благодарности и очередные извинения, я отключи телефон и рухнул на постель. Этот недолгий эмоциональный разговор окончательно добил меня. День едва начался, а я уже так вымотался, что мне требовался двухнедельный отпуск, как минимум. Где-нибудь подальше, на другой планете, а лучше в другой галактике, без связи, без воспоминаний, без забот.
И снова понедельник, и новые поиски…
И каждый раз домой я возвращался почти ночью, измотанный, потому что предпочитал обойти еще один вокзал, еще один торговый центр, а не сидеть в пустой квартире, по десятому кругу гоняя надоевшие мысли. Да и торопиться не было смысла — меня никто не ждал. Почти перестал ужинать, потому что одному сидеть на кухне было невыносимо, да и аппетит от усталости пропадал. Ограничивался стаканом кефира или русской ряженки, и валился в холодную и казавшуюся такой большой для меня одного кровать. Разминая горящие ноющие ступни, ворчал себе под нос, что с меня довольно этой бестолковой беготни. Но, вспоминая прощальный взгляд Роджера и его злобное: «Ненавижу», понимал, что вряд ли он добровольно вернётся. Оставалось надеяться, что я сам когда-нибудь его отыщу.
Однажды по привычке я зашел в магазинчик сладостей, и на приветливый вопрос девушки продавца: «Чем я вам могу помочь?» не нашелся с ответом. Замерев с нелепым выражением лица, я оглядывал витрины, осознавая, какую глупость совершил. Мне стало неловко перед другими покупателями, которые выстроились позади меня в очередь. А еще сделалось душно и немного противно от внезапной беспомощности. Пробормотав невнятные извинения, я спешно покинул магазинчик.
Дни пролетали незаметно, сливаясь в бесконечном потоке лиц, событий, праздничной суеты, и увлекали в безумный круговорот бессмысленных метаний. На улице становилось по-зимнему морозно. Неизбежно приближалось Рождество. Уже несколько вечеров я не звонил Тейлорам, потому что новостей у меня никаких не было. За последние дни я от силы в двух местах побывал — под конец года навалилось слишком много работы. Приходилось и поисками заниматься не так активно, да и людей, скорее для собственного успокоения расспрашивать — ничего нового все равно бы не узнал.
Может, Роджер все-таки вернулся домой? Мне ведь тоже никто не названивал, наверное, потому, что надобность в этом отпала. Во всяком случае, я себя все чаще этим успокаивал. С каждой неудачей шансы найти его становились все призрачнее, оставляя в душе боль и страх от понимания, что Роджер был для меня всего лишь миражом. Но где-то на задворках сознания назойливо зудело крохотное предчувствие, что еще не все потеряно. И это не давало окончательно скатиться в бездну отчаяния. Мне бы увидеть его хоть раз, убедиться, что с ним все в порядке, попытаться объясниться, рассказать о своих чувствах… Но захочет ли он меня выслушать? Он ведь такой упрямый! А еще чересчур впечатлительный…
Неизвестно, насколько сильно вся эта ситуация повлияла на него, как глубоко ранила. Сохранилось ли в его сердце хоть что-то или там одна ненависть, или, что еще страшнее — пустота? Я был готов ко всему, даже к тому, что он навсегда исчезнет из моей жизни. Наши чувства были взаимны, в этом я не сомневался. Но ведь иногда одной любви бывает недостаточно, и при самом отвратительном раскладе мне пришлось бы его отпустить. Но я сделал бы это только тогда, когда бы полностью убедился, что испробовал все, что возможно. А пока надежда еще маячила на горизонте, я хватался за нее обеими руками и не желал сдаваться. В любом случае, что бы ни произошло в дальнейшем, оставалось просто жить. И ждать…
***
Резкий стук вырывает меня из воспоминаний. Поворачиваюсь на голос и замечаю застывшую в дверях домработницу.
— Доктор Мэй, может, приготовить чай? С молоком, как вам нравится…
И опять этот встревоженный, сочувствующий взгляд, будто я серьезно болен. Она жалеет меня, я это чувствую. Вероятно, подозревает, что Роджер значит для меня гораздо больше, чем… Хотя неизвестно, понимает ли она вообще, какие у нас с ним отношения. Но каждый раз, обнаруживая меня замершего у окна в гостиной, она неизменно предлагает чай и утешает одними и теми же словами, что он обязательно вернется. Я в этом уже не так уверен.
— Благодарю вас… — Давлю из себя улыбку и киваю. — Но, если не сложно, сварите лучше кофе. Что-то я с утра не могу проснуться.
Она уходит, а я снова возвращаюсь к созерцанию окутанных ранними сумерками улиц. Редкие снежинки вытанцовывают странные порывистые танцы: то кружатся по спирали, то рассыпаются в разные стороны маленькими фейерверками. Но против ожидания, первый снег не приносит радости. Хотел бы я сейчас стоять рядом с Роджером, прижимая его к себе, вести неспешные беседы или молчать и смотреть, как крыши домов постепенно покрываются белым. Хорошо, что дождь наконец закончился. Зато ветер уж больно свирепствует: со свистом врезается в окна, отдаваясь на стеклах резким дребезжанием. Нужно шарф теплый достать… Еще бы заставить себя собраться в дорогу, а то так все и валяется на кровати.
