Даниэла Стил
Все могло быть иначе
Шестнадцать лет слишком долгий срок, чтобы все это время кого-то презирать. Дэвид Монтгомери, прислонившись к стволу кизилового дерева, рассматривал большой в довоенном стиле дом на другой стороне улицы. Он поплотнее закутался в кашемировое пальто, борясь с пронизывающим октябрьским холодом. Мягкая ткань ласкала шею, приятно вспоминалось о том, что было почти двадцать лет назад, когда он называл этот затерянный уголок мира своим домом. Тогда ему было не до роскоши, и он вынужден был носить одежду из грубой шерсти и старые потертые джинсы, купленные по каталогу «Дж. С. Пинней». Теперь-то он не задумывался об оплате счетов за рубашки от портного на Сейвил Роу, составлявших больше, чем месячный заработок отца, работавшего механиком.
Боже, какая идиотская спешка привела его сюда? О чем он думал? Что надеялся найти здесь? Дэвид выпрямился, собираясь уходить.
Настойчивый внутренний голос советовал, предостерегая и ободряя его никчемными поучениями — отделайся от нее раз и навсегда, похорони в своем прошлом, она не самое главное, что было в твоей жизни за восемнадцать лет, прожитых в Бекстере, Огайо.
Противоречивые чувства навалились на него после того, как он получил известие о несчастном случае с отцом.
Женщина на другом конце телефонного провода утверждала, что отец не протянет до утра. Дэвид первым же самолетом вылетел во Флориду. Прибыв через восемнадцать часов после телефонного звонка на место, он боялся, что не застанет отца живым, и тогда ему останется только проводить его в последний путь. Но он не учел, как крепка была эта старая птичка — его отец. Прошло еще две недели, прежде чем Джим Монтгомери расстался с трудно прожитой им жизнью. Четырнадцать дней у постели умирающего отца Дэвид провел в раздумьях и воспоминаниях.
Мысли о Кэрли уже не преследовали его каждый день и каждый час. После того, как он обосновался в Англии, и его карьера пошла в гору, Дэвид неделями, даже месяцами, вообще не вспоминал о ней. Но иногда что-то возвращало его в прошлое, тревожило память — услышанная песня, картинка в журнале — и тогда мысли о Кэрли поглощали все его существо.
Шум машины привлек его внимание. Он бросил взгляд на узкую, обсаженную деревьями дорогу и увидел автомобиль-комби каштанового цвета. За рулем сидела женщина, рядом — собака, уткнув нос в ветровое стекло. Он заметил всплеск темно-рыжих волос женщины, когда машина свернула на подъездную дорожку к дому, за которым он наблюдал. К ее дому. Глаза его заблестели от радости. Как все здорово складывается — эта женщина, еще девушкой поклявшаяся покорить мир искусства Нью-Йорка, по-прежнему живет здесь, — в небольшом городке, — где жила всегда, к тому же ездит на автомобиле устаревшей модели, явном символе провинциальности. Но подумав, он с досадой решил, что, без сомнения, такая машина ей нужна, чтобы управиться с тремя детьми, которые у нее появились от добряка Итена.
Дэвид вздрогнул от этой мысли. Что заставляет его все еще проявлять сочувствие? Она никто для него. Он добился всего, о чем мечтал, даже больше. А она? Ничего не добилась, ни в чем не преуспела.
Так почему же ты, Дэвид, одиноко стоишь здесь на этом холоде?
Кэрли Хэргроув взяла кокер-спаниеля в левую руку и открыла дверь, ведущую с улицы на кухню. Войдя, она осторожно опустила собаку на пол около миски. «Сейчас принесу из сушилки коврик, Мьюффи», — сказала она, погладив собаку по голове, а потом потрепав ее за ухо.
Устроив собаке постель, Кэрли прошла в прихожую, чтобы раздеться. Долгая поездка на автомобиле после того, как она отвезла детей в школу, не помогла ей успокоиться.
Положив сумочку на полку в прихожей, она сняла вязаную беретку и прошлась рукой по волосам, взбив и уложив их. Ей ничего не стоило поубавить их пышность для того, чтобы понравиться Итену. А то, хотя он уже не говорит сейчас ничего относительно ее внешности, иногда, как бы мимоходом, все же заметит, насколько привлекательнее выглядят женщины с гладкими прическами.
Временами у нее щемило сердце за человека, который взял ее замуж. Ее мучило чувство вины. Большая часть ее жизни прошла бездумно, один день растворялся в другом. Единственной радостью были для нее дети, и она старалась не думать о том времени, когда дети вырастут и они с Итеном останутся одни.
И это срабатывало, но не надолго. Три дня тому назад, направляясь на собрание «Тихоокеанской ассоциации по туризму», она узнала поразившую ее новость: к тяжело заболевшему отцу в Бекстер прибывает Дэвид.
Кэрли глубоко вздохнула и машинально закрыла дверь в прихожую. Необъяснимый ужас проник в ее душу, сковав действия и мысли. Она была в растерянности. Поднимаясь наверх по лестнице в спальню, чтобы убрать там постели, она надеялась обрести успокоение за обычной рутинной работой. Шестнадцать лет — большой срок, особенно для таких людей, как Дэвид Монтгомери. Если он и думал о ней, то безусловно испытывал чувство облегчения. Она не мешала ему добиться успеха в карьере. Даже если он и помнил о ней.
Она положила королевских размеров подушки на стоявшее рядом кресло и расправила на кровати стеганое ватное одеяло. Действительно ли она надеется, что Дэвид забыл ее? Милостивый, добрый Боже, от этого зависит жизнь всех ее близких. Механически двигаясь, Кэрли убралась в спальне и направилась в комнату дочери. Нагнувшись за ночной рубашкой Андреа, она услышала звонок во входную дверь. Кэрли резко выпрямилась. «Может быть, это только почтальон», — подумала она, расстроенная тем, насколько просто ее можно вывести из себя. Спускаясь по лестнице, она рассмотрела через матовое стекло двери силуэт мужчины и узнала его. Кэрли хотела повернуть, но решила, что лучше открыть сейчас, иначе, когда Дэвид придет опять, он может столкнуться с Итеном или с кем-нибудь из детей. Если он хочет видеть ее, то лучше встретиться без свидетелей. Целыми днями Кэрли пыталась представить эту встречу. В воображении она уже наметила около дюжины различных вариантов разговора. Дэвид оставался в центре ее мечтаний, и когда она отвозила детей в школу, и когда останавливалась у продуктовых лавочек, и когда ночью, лежа в постели рядом с Итеном, прислушивалась к его дыханию.
Кэрли широко распахнула дверь и оказалась лицом к лицу с мужчиной, ко встрече с которым была совершенно не готова. Он выглядел почти так же, как и много лет назад. Лицо, которое раньше очень часто озаряла улыбка, теперь было словно каменное; диковатость и озорство, струившиеся из его глаз, исчезли, сменившись холодным осторожным взглядом.
