Тим ставит переноску на стол, и я достаю своего цыпленка. Кладу на пеленальный столик, мне кажется, моя девочка испугана, как и я. Начинаю ее раздевать, при этом стараюсь разговаривать с ней, чтобы успокоить.
— Не надо так волноваться, — говорит врач. — Вы няня девочки?
Меня будто окунают в холодную воду. Все верно, она видит меня впервые, в предыдущие ее визиты меня еще не было в доме Тимура.
К горлу подкатывается комок, но я не успеваю ответить, как слышу за спиной холодное.
— Это мама Полины.
— Она у нас Полинка? — восторгается врач и подходит ближе. Если она удивлена, то не подает виду. — Ну-ка, Полинка, покажи, как ты выросла! Какой смесью вы ее кормите?
— Грудным молоком, — говорю тихо.
— Очень хорошо, — одобрительно кивает врачиха и начинает обмерять, взвешивать малышку. Вижу, как дергается Тимур при каждом ее движении. Мне самой кажется, что она недостаточно осторожно берет мою девочку, вертит, переворачивает.
Но в итоге докторша остается довольна состоянием малышки, хвалит нас с Тимуром и называет ответственными родителями. Спрашивает меня, как я питаюсь и какой соблюдаю режим. Тоже хвалит, а я мысленно обнимаю Робби с его тетрадкой.
Нас направляют на прививку. Тимур проходит с нами в манипуляционную, и когда в ножку Полинки впивается игла, у меня такое чувство, будто ее в меня вонзили. Тим сидит, сцепив зубы, и я всерьез опасаюсь, чтобы он не убил медсестричку.
Малышка кричит, я хватаю ее на руки, целую и сама готова разреветься.
— Приложите ее к груди, — советует медсестра, — она успокоится. Вот сюда пройдите, у нас есть кабинет для кормления.
Я несу туда Польку, Тимур идет с нами. У меня чувство, что он мне не доверяет — каждый раз, когда я ее кормлю, нависает над нами или садится напротив на корточки. Я уже начинаю привыкать и не так стесняюсь. В конце концов, мы всего лишь родители общего ребенка, и я очень благодарна Тимуру, что он больше не подчеркивает, что я только няня и что я на него работаю.
Полинка засыпает, укладываю ее в люльку, и мы уходим из клиники. На всякий случай прячу руки в карманах кофты, но он больше не стремится взять меня за руку. Тимур ведет машину, дочка спит, а я смотрю в окно.
Проезжаем мимо городского парка. У нас красивый парк, очень зеленый и ухоженный. По аллеям гуляют парочки, мамы с колясками и с малышами постарше. Вдалеке виднеется фонтан, и я вспоминаю, как нас, детдомовских, иногда выводили сюда погулять.
Мы катались на аттракционах, ели мороженое и чувствовали себя самыми счастливыми обычными детьми. Пока не приходило время возвращаться обратно. Воспитатели уходили домой, и мы снова становились никому не нужными.
Ловлю на себе в зеркале внутреннего обзора внимательный взгляд. Отлипаю от окна и когда слышу Тима, сначала не верю своим ушам.
— Ты хочешь погулять в парке, Ника?
Я так ошарашена, что даже говорить не могу, только утвердительно киваю в ответ. А потом спохватываюсь.
— А как же Полинка? Тебе неудобно будет ее носить.
— Я взял колеса от коляски.
Он паркуется недалеко от входа, устанавливает люльку на колеса и дает мне коляску. Сам заводит руки за спину и идет сзади в шаге от нас.
Я так неприлично счастлива, что мне даже неловко. Иду, толкаю перед собой коляску, а самой хочется прыгать от радости. Оборачиваюсь к Тимуру, и он быстро отводит глаза, но я же вижу, что он смотрел на меня.
— Тим, как ты думаешь, мне можно мороженое?
— Если без всяких добавок, то думаю, что можно. Какое ты хочешь?
— Если без добавок, то, наверное, лучше мягкое, из фризера. Я видела там киоск.
Тим идет на поиски и возвращается с двумя порциями мороженого в вафельных рожках. Мне взял белое, себе шоколадное. Мне оно кажется таким вкусным, каким даже в детстве не было.
Мороженое быстро тает и течет по пальцам. Облизываем их и смеемся, как будто мы обычная семейная пара, которых полно вокруг. Тимур достает из колясочной сумки салфетки, вытирает руки, а потом начинает тщательно тереть мне ладони.
— Ты заелась, — говорит и осторожно промакивает салфеткой уголки губ.
— Ты тоже, — голос предательски садится, я протягиваю руку к его лицу, но Тим отшатывается и сам вытирает рот.
Мысленно себя ругаю — ему не нужны мои прикосновения, зачем я каждый раз что-то придумываю? От возникшей неловкости выручает Полинка. Она просыпается и начинает плакать, я достаю ее из коляски.
Пробую успокоить, но ничего не получается, надо ее покормить. Оглядываюсь по сторонам, наверное, лучше вернуться в машину. Но уходить не хочется, здесь так хорошо в парке, уже надоело гулять по одной и той же дорожке за домом Тимура.
— Будем возвращаться? — спрашивает Тим, и мне кажется, ему тоже жаль.
— Может, ты меня закроешь?
Идем к самой дальней скамейке. Я думала, Тимур просто встанет перед нами — я в блузке с пуговицами, мне совсем немного надо оголить грудь. Но он садится на скамейку, тянет нас к себе на колени и закрывает с двух сторон руками.
У него большие массивные мышцы на руках, мы с Полькой спрятаны за ними как за забором. Когда-то я не могла обхватить их двумя ладонями, а сейчас они, кажется, стали еще больше. Малышка сладко чмокает, я поднимаю глаза, и мы с Тимуром встречаемся взглядами.
Чуть не охаю, когда вижу горящий в глубине его глаз огонь. Мы смотрим друг на друга и молчим. Мне кажется, Тим хочет что-то сказать, но не говорит, а я боюсь это услышать. И боюсь сгореть под этим огнем. Разрываю контакт первой, закрываю глаза и прислоняюсь щекой к его груди.
Так бы и сидела вечно у него на руках с громко сопящей малышкой и слушала, как гулко стучит самое близкое после дочки и одновременно самое далекое сердце когда-то любимого мужчины. Или все еще любимого?
* * *
Тимур улетел по делам в Европу. Сказал, что на неделю, и что я могу звонить в случае необходимости. Правда, не уточнил, когда именно наступает эта самая необходимость. А мне вдруг становится в тягость его отсутствие.
Мы гуляем с Полинкой во дворе, и я все время забываюсь и выглядываю Тимура в окне, он оттуда часто за нами наблюдал. Стоит услышать шум мотора за воротами, я уже готова бежать к воротам.
Ругаю себя и уговариваю не поддаваться. Это же Тимур, к нему так легко привязаться, а отрывать потом приходится больно и долго. Правда, уговоры помогают мало, но я не теряю надежды.
Ловлю себя на том, что старательно придумываю повод позвонить. Ничего в голову не приходит, делаю несколько фоток Полинки, где она забавно грызет кулачок и улыбается. Я на эти ямочки могу смотреть бесконечно и знаю, что Тим тоже.
Отправляю Тимуру фото, мгновенно появляется отметка «Просмотрено».
Говорю себе, что не надо обольщаться, просто он все время с телефоном. Но настроение сразу ползет вверх, а когда в ответ пиликает мессенджер, сердце делает рывок и замирает. Я даже открыть сообщение боюсь.
Все же собираюсь с духом, открываю и изумленно ахаю, потому что вижу фото живописного городского пейзажа, снятого с балкона отеля. Этаж невысокий, но вокруг все здания невысокие и очень красивые, скорее, Тим просто остановился в старой части города.
Снимки идут один за другим, я потрясенно таращусь на экран — это он мне шлет? Может, перепутал контакт? Не выдерживаю и пишу:
«Тим, ты не ошибся, это мне?»
Ответ заставляет дышать чаще, он понял, что я имела в виду. Потому что отвечает коротко: «Да».
Не могу справиться с волнением, но и не хочу, чтобы сейчас все закончилось. Поэтому спрашиваю:
«Это какой город?»
«Мюнхен».
И снова пауза. Ну что же написать, чтобы он не подумал, что мне неинтересно?
«Очень красиво!»
Теперь Тимур думает, что написать. Хотя, о чем я, скорее, отложил телефон в сторону, в конце концов, он поехал туда работать, а не… Кладу свой в карман и чуть не подпрыгиваю от пиликания и вибрации.
«Тебе нравится?»
«Да, очень».
Еще мне очень понравилась Прага. Кофейня Алекса, у которого я работала, тоже находилась в старой части города. Саша несколько раз приглашал меня на прогулки по городу, пока я не поняла, что его интерес не только дружеский.
