Когда я собралась уезжать, он предложил мне остаться, несмотря на беременность. Сказал, что я ему небезразлична, что он ко мне привязался. Я очень боялась услышать признание в любви, но мне повезло, о любви он не говорил. И с тех пор, как я здесь, мы ни разу не списывались.
«Ты была только в Праге?»
«Да».
Саша звал и в Италию, и во Францию, но я старалась откладывать каждый заработанный евроцент на роды и приданное ребенка. А за его деньги путешествовать тем более не хотелось. Немного колеблюсь, а потом пишу:
«Там очень красиво на Рождество».
Сразу приходит ответ:
«Я делаю Польке загранпаспорт. Можно будет приехать на Рождество сюда».
Перечитываю несколько раз. Это что значит? Он поедет вдвоем с дочкой? Осторожно отписываюсь:
«Хорошая идея».
Почему-то вижу Тимура хмурящим брови и вчитывающимся в экран. Будто он, как я только что, читает и не может сообразить, я говорю лишь о них с дочкой, или себя имею в виду тоже. Потом соображаю, что к зиме я вряд ли перестану кормить, так что в любом случае для поездки Тимуру понадобится няня.
Больше он не пишет, но мне с головой хватило того, что есть. Хочется петь и танцевать, кажется, я сейчас и взлететь смогу. Возвращаюсь с прогулки, переодеваю дочку, а потом подхватываю ее на руки и начинаю кружиться по детской.
Полинке нравится, она смеется, а я танцую, и сама себе подпеваю. Тим сказал, на Рождество можно будет вместе куда-то уехать. Значит, до зимы я точно здесь пробуду, дочка подрастет, и мне уже легче будет планировать побег…
Побег. Останавливаюсь напротив спальни Тимура. Прижимаю к себе Полинку и нерешительно берусь за ручку. Воспоминания накрывают оглушительным потоком, и я открываю дверь.
Та же комната. Та же кровать. Тот же лаконичный мужской минимализм, холодный и безумно дорогой. И здесь не осталось ни одного сантиметра, где бы мы с Тимуром не…
Полинка начинает хныкать, и я понимаю, что слишком сильно ее прижала. Сажусь на краешек кровати и покачиваю свою девочку. Это не те эмоции, которые я хотела вызвать, не то хотела вспомнить.
Силюсь восстановить в памяти день, когда Тим вернулся из поездки, в которой изменил мне с Кристиной. Как холодно сказал, чтобы я уезжала. Хочу снова разозлиться на него и заново разжечь в сердце обиду.
Но все идет как-то совсем тухло и вяло. Обида разжигаться не желает, злость тоже куда-то запропастилась. Зато выражение лица Тима в роддоме я вижу четко, будто он прямо сейчас стоит передо мной. И как он смотрит, когда я гуляю с Полинкой, кормлю ее, с ней играю. Особенно, когда думает, что я этого не вижу.
Целую малышке ручку, которую она тянет ко мне, и делаю одно не очень приятное открытие. Как бы я себя ни уговаривала, на самом деле мне никуда не хочется уезжать из этого дома. Пусть я и живу в комнате возле лестницы. Но здесь живет моя дочь. И… Тим.
Глава 8
Мы с Робби отмечаем день рождения Полинки. Месяц ей исполнился три дня назад, но при Тимуре мне такое и в голову не могло прийти. А сегодня я спустилась с дочкой на кухню завтракать, мы болтали с Робби, и он спросил:
— А как вы с Тимуром отметили деточкин первый месяц жизни?
Я даже опешила, потом задумалась и ответила неуверенно:
— Ну… В парке гуляли, мороженое ели.
— А как же праздничный пирог? — возмутился Робби и взял организацию в свои руки.
И вот я стою в фартуке, натираю яблоки, а Робби пританцовывает с Полинкой на руках и поет ей «Бессаме мучо». Хитрый какой! Отобрал ребенка и приказным тоном сообщил, что каждая уважающая себя мать должна уметь испечь хотя бы самый примитивный пирог.
Самый примитивный — тот, который я обожаю, насыпной. Робби его называет «Три стакана». Потому что туда идет по стакану муки, манки и сахара. Сыплю все осторожно, но мука почему-то клубится вокруг меня белой дымкой и оседает вокруг тонким слоем.
— Ничего, я в первый раз вообще на пол полпакета просыпал, так что ты еще отлично справляешься! — успокаивает Робби и снова поет, не забывая при этом раздавать указания.
Натереть цедру. Всыпать разрыхлитель. «Куда весь пакетик, одну ложку!» Щепотка ванили. Немного корицы. Растопить масло, смешать с молоком. Теперь выкладывать слои яблок, чередуя их со слоями «теста». Заливаю молоком с маслом и ставлю в духовку.
— Ты прошла посвящение, — торжественным голосом произносит Робби и кладет мне на плечо скалку для раскатывания теста, — объявляю тебя победительницей турнира «Лучший насыпной пирог»!
Мы дурачимся и смеемся, потом я иду гулять с малышкой, а когда возвращаюсь, весь дом пахнет ванилью и корицей. Вбегаю в кухню, и когда вижу на столе румяный пирог, не выдерживаю и начинаю хлюпать носом.
— Эй, победительница турнира, ты чего? — изумляется Робби, когда я реву, утыкаясь ему в плечо.
— У меня, — шмыгаю, — все получилось…
— Конечно получилось! — гладит он меня по голове. — А чего ж не получиться с таким-то учителем прекрасным?
И мы снова смеемся, я — сквозь слезы, Робби — с грустинкой в глазах. Полинка спит рядом в люльке, а Робби учит меня, как с помощью кондитерского пакета делать надписи из шоколада.
Я стараюсь так, что даже язык высовываю. По-моему, получается красиво. «Полинке 1 месяц». И цветочки еще по бокам пририсовываю.
Раздаю всему персоналу праздничные бумажные колпачки на резинке, которые привез водитель из супермаркета вместе с шарами и свечками для торта. Кто хочет, надевает. Мы с Робби и Полинкой в колпаках угощаем всех пирогом с чаем, охранники помогли надуть шары, и моя девочка смотрит на них широко распахнутыми глазенками.
Полька очень забавная в своем колпачке. Мы поем ей: «С днем рождения тебя!» и, кажется, она понимает, потому что радостно улыбается, запихнув в рот пальчик.
Все очень уютно и по-домашнему, и я снова представляю, что это мой дом тоже. Что мы с Тимом на кухне у Робби празднуем первый месяц жизни нашей дочки. Он сидит возле нас с бумажным колпаком на голове и ест пирог, который я испекла впервые в жизни.
«Вкусно, сладкая, он такой же вкусный, как и ты…»
* * *
Вечером укладываю Полинку, приглушаю свет и опускаюсь в кресло. Уходить не хочется, за всей этой суматохой я ужасно устала. И от одной мысли, что нужно ползти вниз, в душ, потом к себе, охватывает тоска. А если Полька проснется и начнет капризничать?
Оглядываюсь на ванную в детской. А что, если принять душ здесь? Чистые полотенца тут всегда есть, хорошенько оботрусь и снова надену свою одежду. Как раз малышка крепче уснет.
Набираюсь смелости и иду в душ. Быстро вспениваю дочкин гель и также быстро его смываю. Я уже натренировалась укладываться в несколько минут. Заворачиваюсь в сухое полотенце и выхожу из ванной.
Полинка спит беспокойно, во сне вздрагивает и взмахивает ручками. Почему-то понимаю, что, если уйду к себе, и получаса не пройдет, как придется бежать обратно. Решаю побыть в детской еще какое-то время.
Сажусь в кресло, плотнее запахиваю полотенце. Неумолимо клонит в сон, а еще как магнитом тянет к комнате Тимура. Снова, как и вчера, накатывают воспоминания, и как я ни отворачиваюсь, взгляд каждый раз притягивается к двери в его комнату.
Наконец, решаюсь, осторожно открываю дверь и вхожу в темную спальню. Сажусь на кровать, рукой глажу прохладный шелк — Тимур любит шелковое постельное белье. Беру его подушку, подношу к лицу. Пахнет Тимом. Тонко, чуть уловимо, но пахнет.
Обнимаю и крепко прижимаю к себе, представляя, что это он.
— Я соскучилась, Тим, — говорю тихо подушке, — как же я по тебе соскучилась…
Ничего ведь не случится, если я лягу на минутку? Я потом все поправлю, Тимур не узнает, а я совсем немножко полежу, подышу его запахом, вспомню, как он меня любил на такой же шелковой постели…
* * *
Целый день до самого вечера только и делаю, что встречаюсь с людьми, о существовании которых до сегодняшнего дня не подозревал. Смотрю на мелькающие лица и думаю, нах, ой, сори, зачем я согласился на предложение Шерхана? Вернулся бы вечером домой и смотрел, как Ника гуляет за домом с дочкой.
