Есть что-то такое притягательное в женщине, уверенной в себе, как она. Раньше меня просто убивало, когда я смотрел, как она ныряет, как ее тело двигается в воде… как она справляется с давлением и волнением.
— Впечатляет, — говорит она, ее голос эхом разносится вокруг нас.
Я перевожу взгляд с нее на входную камеру, в которой мы находимся. Вчера мы установили здесь освещение и начали спуск по проходам. Пол под нами — сухой, твердый камень. Она ходит вокруг, осматривая каждый сантиметр пространства, поглядывая на еще один проход, через который мы не в состоянии пролезть.
— Даже не думай об этом, — рычу я, точно зная, о чем она думает.
— О чем? — усмехается она.
— О том, чтобы пролезть туда. Ты достаточно маленькая, а мы нет. Это глупый гребаный риск. Мы придерживаемся плана, — приказываю я.
В кои-то веки она меня слушает. Раньше она никогда не слушала. Мы часто были напарниками по погружениям, работали вместе в качестве первых разведчиков. Это подразумевало долгие часы в пещерах и под водой вместе, отрезанные от остальных. Она была безрассудной, сумасшедшей и смелой, доводя себя и свое тело до предела. Похоже, она по-прежнему такая, надеюсь, на этот раз она не пострадает… или хуже.
— Отлично, ты собираешься быть таким все время? — спрашивает она, приближаясь, пока мы наблюдаем, как опускается часть оборудования.
— Каким? — огрызаюсь я, намеренно не взглянув на нее. Когда я смотрю, я начинаю злиться. Мое тело все еще желает ее, но внутри я холоден как лед, когда дело касается ее. Она разбила сердце моего брата, и она не имеет права возвращаться обратно, словно все в порядке. Будь моя воля, я бы разорвал ее на части и оставил подбирать осколки.
Холодная сука.
— Как засранец, — она смеется, шевеля бровями. — Или заход в воду охладит тебя, как всегда?
Не знаю, из-за того ли, как хорошо она меня знает, или из-за того, что каждый раз, когда я смотрю на нее, все последние три года возвращается — предательство, боль, гнев — но я взбешен.
Действительно чертовски взбешен.
Я хочу отомстить, хочу, чтобы она знала, как сильно мы все ее ненавидим. Хочу увидеть, как она вздрогнет от боли и почувствует хотя бы чертову долю того, что пережили мы, когда она ушла.
Шагнув ближе, я наклоняю голову, почти прижимаясь губами к ее губам. Я наблюдаю, как она вдыхает, ее глаза расширяются, а язык выныривает, облизывая губы, когда она отчетливо вспоминает последний раз, когда мы были так близки.
Это была гребаная ошибка, самая большая в моей жизни.
Она — моя гребаная ошибка, и теперь она передо мной, похожая на овцу, ведомую на заклание. Думаю, она даже не понимает, что прижимается ко мне.
— Я не хочу тебя здесь видеть, никто из нас не хочет тебя здесь видеть, так что вбей это в свой эгоистичный мозг, Эндрюс. Мы не собираемся становиться друзьями, или семьей, или даже ладить друг с другом. Так что хоть раз держи рот на замке и просто выполняй свою работу, — рычу я и отступаю назад. Ухмылка наконец-то кривит мои губы, когда она вздрагивает, словно я физически ударил ее. Отлично. Я наблюдаю, как ее лицо опускается, а затем искажается в гневе.
Она делает шаг вперед и тычет пальцем мне в грудь, заставляя меня с презрением смотреть на нее.
— Пошел ты, Кален. Я даже не знала, что вы здесь, ребята, но я не собираюсь отказываться от своего слова, потому что ты мудак, который не может справиться с эмоциями. Ты меня ненавидишь? Отлично, я тоже тебя ненавижу, но нам придется работать вместе, так что смирись с этим и вытащи палку из своей задницы. Если нет, то это сделаю я, и я изобью тебя ею, долбаный дрочила.
Тут же рядом с нами опускается оборудование, и, не говоря ни слова, она поворачивается и начинает его отцеплять и оттаскивать. Мы сказали то, что должны были сказать, но она ошибается — я не ненавижу ее… не совсем.
И в этом проблема.
Если бы я хотел ее ненавидеть, это было бы куда проще. Вместо этого мои эмоции бурлят и противоречат друг другу, и я вымещаю их на ней, как всегда.
Думаю, некоторые вещи никогда не меняются.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПЕЙТОН
Я хочу ударить его самодовольное лицо… а потом расцеловать.
Нет, блять, только ударить его. Никаких поцелуев.
Гребаный мудак, отвлекающий меня этими своими идеальными губами для поцелуев и прижимающийся своим твердым телом к моему, заставляя меня думать о всяких грязных штучках только затем, чтобы вырвать мое бьющееся сердце и раздавить его в своем кулаке. Я почти отпрянула назад, но я не хочу, чтобы он понял, что его слова попали в цель. Вместо этого я поднимаю ящик и несу его к складу, с трудом сдерживая слезы.
Я знала, что они ненавидят меня, но не понимала, как сильно это меня убьет, когда я увижу это наяву.
Кален всегда злился, и мы всегда спорили, но, несмотря на это, мы были друзьями. Семьей. Он бы сделал для меня все. Мне потребовалось много времени, чтобы преодолеть его барьеры и заслужить его доверие. И в один момент я разрушила это. И теперь все, что осталось — это злой, мстительный человек. Наши споры перестали быть прелюдией или поддразниванием, они стали жестокими.
Злыми.
Неужели так пройдут следующие четырнадцать дней?
Нет, я не позволю им разрушить все это для меня. Они не хотят разговаривать или ладить? Отлично, я буду профессионалом и холодной, и не позволю им нанести еще один удар, что бы они ни говорили и ни делали. Возможно, я и ушла, но и они не последовали за мной.
К тому времени, как мы разгрузили следующую партию оборудования, Фин уже спустился. Мы молчим, пока распаковываем все, вызывая у Фина понимающие взгляды. Затем спускаются Риггс и Тайлер, за ними Майкл и один из новых сотрудников Тайлера, имени которого я пока не знаю.
Мы продолжаем работать в тишине, а когда заканчиваем, собираемся у прохода, ведущего вниз. Тайлер заглядывает в затемненный вход, а затем оглядывается на нас.
— В костюмах, но пока без масок. Внизу слишком тесно, чтобы снаряжаться, так что делаем это по мере возможности. Я хочу, чтобы у каждого на бедре было по четыре дополнительных баллона. Кален, возьми с собой побольше деко и привязывай их к ориентирам по мере продвижения.
— Я иду первым, — заключает он.
Тайлер кивает и стискивает зубы, понимая, что у него нет другого выбора, кроме как послать меня тоже. Риггс лучше разбирается в компьютерах. Он отличный дайвер, но может быть слишком осторожным, в то время как Фин слишком безрассуден. Я — идеальное сочетание, и он это знает. Даже если он меня ненавидит, я — лучший выбор.
— Пейтон, ты пойдешь с ним. Сообщи нам, когда достигнете местности, где мы сможем организовать передовую базу, и как далеко она находится. Если пройдете три мили15 и все еще ничего не найдете, сообщите по рации.
— Поняла, — я киваю, в кои-то веки вежливо, пока влезаю в свое снаряжение. Он прав — там внизу будет слишком тесно, чтобы одеться. Я закрепляю основную и дополнительную маски на боку. Майкл помогает пристегнуть мои дополнительные баллоны и тросы, а также проверяет, надежно ли все привязано. Все должно быть надежно закреплено. Достаточно одной веревке зацепиться за зазубренный камень, и я труп.
Здесь, внизу, все — игра жизни и смерти, и каждый раз, когда мы занимаемся этим, мы бросаем кости.
Кален готов и ждет, а я ухмыляюсь Майклу.
— Скоро увидимся, старик.
Он треплет меня по голове и притягивает ближе, прижимаясь своим лбом к моему на мгновение — ритуал.
— Оставайся в безопасности, Минноу, — я киваю, глядя в эти отцовские глаза. Он отпускает меня, и я делаю шаг назад, а он смотрит на Калена.
— Мне насрать, что у тебя за проблема, ты присмотришь за ней, или я убью тебя, — предупреждает он. Усмехаясь, я похлопываю его по руке, когда прохожу мимо.
