было только раз.
— Луна, — он ухмыляется, очевидно, что он мне не верит. Я сглатываю.
— Хорошо, два раза.
Он смеется. Надо мной. Со мной? Беззаботный звук, который согревает меня до глубины души. И я тоже начинаю смеяться. Это не смешно, на самом деле, нет. Я чувствую больше сладостное облегчение от того, что снова разговариваю с ним. Генри не спрашивает о вещах, о которых я думала. Вместо этого он делится новостями за последние недели. О своих проектах и путешествиях. Упоминает, что составил для меня ещё один плейлист.
Как ему всегда удается заставить меня чувствовать себя особенной? И всё же я позволила своей неуверенности в себе всё испортить.
Но больше такого не будет.
Я спрашиваю, что он делает в Германии, и узнаю, что он там на серии встреч с Зои Хэтэуэй и её партнерами. Это что-то важное, о чём он не может говорить по телефону.
— Эй, Л, — Генри снова садится. — Никакого давления или чего-то такого, но, возможно…когда я вернусь…
— Ты будешь в Лондоне на вечеринке по случаю окончания съемок? — перебиваю я его, сердце подскакивает к горлу. Его брови взлетают вверх.
— Ты идешь?
Я киваю.
— Тогда мы можем поговорить…Если хочешь?
Ладно, я сказала это вслух, и это хорошо, но у меня такое чувство, что я вот-вот потеряю сознание, а это плохо.
— Ни за что на свете не пропустил бы это.
Некоторое время мы молчим. Генри снова откидывается назад, пристраивая телефон на подушках. Я делаю то же самое в своей постели. Его дыхание замедляется, а глаза закрываются. Я украдкой делаю снимок экрана, но звук будит его.
— Не могу уснуть, — бормочет Генри. — Сегодня первая ночь… — он зевает. — Хочется спать…
Я наблюдаю за ним на экране. Такой красивый, спокойный и совершенный. Мои веки тоже тяжелеют. Вскоре я засыпаю, слушая тихое дыхание Генри. Когда я просыпаюсь, мой телефон разряжен. Мне это приснилось? Или это было на самом деле?
Я схожу с ума! Это было на самом деле! Генри позвонил, я ответила, и мы поговорили! Затем мы договорились продолжить разговор на вечеринке! Откуда я это знаю? Фотография, которую я сделала, скриншот, где он так мирно спит и выглядит так очаровательно, сохранен в моей фотогалерее. Я схожу с ума!
Я отправила сообщение своей сестре. Она не ответила. Сказала Хейзел и Майе, что всё-таки иду на вечеринку, вот почему Хейзел корчит рожи у моего шкафа, разглядывая мой гардероб.
— Твоя проблема в том, что ты всегда прячешься. У тебя такая тонкая талия, такие бедра и такая попка. Это нужно подчеркнуть. Покажи всё это. Я закатываю глаза, но она продолжает. — Прежде чем ты начнешь спорить, просто знай, что в этом году скромность не в моде.
— Что ты наденешь?
— Костюм-тройка. Бро, почему тебе вообще нечего надеть? — бормочет Хэйзел. — Я пишу Наталье.
Час спустя раздается звонок в дверь.
Майя и Хейзел исчезают, как только мы останавливаемся на огромной парковке. Я замечаю бесконечную вереницу блюд, ди-джея на противоположной стороне и столики между ними. Примерно половина актерского состава и съемочной группы уже здесь.
Я буду скучать по ним, по этим людям, с которыми я работала, одаренным, умелым и вдохновляющим. И я буду скучать по съемочной площадке и шведскому столу.
— Горько-сладкое чувство, не правда ли? — заявляет доктор Харрис.
Я киваю, когда она встает рядом со мной.
— Как продвигается вторая книга?
— Первый черновик готов.
Выражение лица доктора Харрис меняется с удивленного на впечатленное.
— Значит, мы можем повторить это через год или два?
— Я надеюсь на это, — отвечаю я, радуясь такой перспективе.
Она цокает языком.
— Ты должна была сказать, что обратишься туда-то и туда-то или только если вы заплатите. Знай себе цену, мисс Луна. Если ты чему-то и научишься у меня, то только этому.
— Ты права, — соглашаюсь я. — Давай поговорим об этом позже.
— Уже лучше, — она ухмыляется и уходит, возле сцены появляется её жена.
Линь краснеет, когда видит доктора Харрис. Они такие милые вместе. Души не чают друг в друге, держатся за руки, шепчутся. Они выглядят как молодожены, а не как люди, собирающиеся отпраздновать свою десятую годовщину.
Направляясь к бару, я слышу, как Сири разговаривает с кем-то с ярко-оранжевыми волосами.
— Говорю тебе, он би.
Холодная дрожь пробегает у меня по спине.
— Генри? Генри Джонсон? Лучший человек на свете…Ты уверена? — спрашивает девушка.
Что. За. Чёрт.
Я не думаю, я просто встаю между ними, игнорируя возгласы рыжей, которую прервали и оттолкнули в сторону. Схватив Сири за руку, я тащу её прочь.
— Луна, привет. Эй, что…что ты делаешь?
Я останавливаюсь за углом, подальше от большинства людей.
— В чём, чёрт возьми, твоя проблема? — рычу я, приближаясь к её лицу.
— О чём ты говоришь? Это потому, что я сказала, что мне не нравится, как ты описала Вивиану, и что я бы предпочла, чтобы это сделали Хейзел и Майя?
Esta mensa. (с исп. Эта дура)
— Мне насрать на это. Как ты смеешь раскрывать такую чью-либо личную информацию?
Она моргает, смотря на меня, как будто понятия не имеет, о чем я говорю.
— Ты сейчас серьезно? — я закипаю, желая стереть это глупое растерянное выражение с её лица. Её глаза расширяются, и она прикрывает рот обеими руками.
— Он не рассказывал об этом? — заикается она. — Я не знала, клянусь, я не знала. Он никогда не просил никому не говорить.
— Он не должен был этого делать. Это не твое дело! Или чьё-либо ещё, — заявляю я.
Когда она кивает, я поворачиваюсь, чтобы уйти, прежде чем совершу какую-нибудь действительно глупость. Когда я ухожу, Руби догоняет меня.
— Так ты прочла статью? — спрашивает она, в её темно-карих глазах читается беспокойство. — Ей не следовало так говорить о твоём творчестве или твоей книге.
Я почти спрашиваю, что ещё она сказала, когда бросаю взгляд ей за спину и замечаю, что люди переводят взгляды с Сири на меня. Дерьмо. Ну что ж, я бы предпочла, чтобы они думали, что я разгневанный писатель, чем позволю им узнать, о чём мы на самом деле говорили.
— Это довольно запутано, — говорю я.
— Мне очень жаль, — Руби сочувственно улыбается мне. — Пойдем, возьмем немного пирожного. И потом можем потанцевать.
— Спасибо тебе, Руби, — выдыхаю я, ища глазами Тадаши, чтобы сказать ему, чтобы он перестал быть тупицей.
Я набиваю рот выпечкой и блюдами индийской кухни, когда
