слова, потому что знала, что они не прозвучат твердо.
— Я должна была ее увидеть.
— Я знаю. — он подошел ближе, и до меня донесся запах его одеколона. — Я знаю о тебе все, Джианна. Куда ты ездишь, чем занимаешься, с кем общаешься. — он запустил руку в мои волосы, и я боролась с желанием вырваться, потому что он только потянул бы за пряди. — Ты моя. И я забочусь о том, что принадлежит мне.
— Если я тебе хоть сколько-нибудь небезразлична, Антонио, ты уберешь от меня свои грязные лапы и предоставишь мне развод.
— Неужели ты думаешь, что я возьму в жены кого угодно? Я хотел тебя, — он прижался губами к моему уху. — Поэтому я взял тебя, и собираюсь, блядь, удержать. — я попыталась откинуть голову назад, но его хватка оставалась сильной. — Я даю тебе свободу действий, Джианна, но испытай меня, и я запру тебя так быстро. Ты меня поняла?
— Если ты думаешь, что я буду спать с тобой сейчас, то ты бредишь.
— Ты остынешь. — он провел большим пальцем по моей щеке. — А когда остынешь, то поймешь, что тоже хочешь детей, дорогая. — его хватка нашла мой подбородок, грубой лаской. — И не думай, что я не заметил, что на тебе нет кольца. Ты наденешь его обратно вернувшись домой, или проснешься завтра с ним, приклеенным к пальцу.
Свет бального зала высветил его серый костюм, когда он вышел через двойные двери.
У меня задрожали руки.
Двери закрылись, и его слова поглотили меня вместе с тенями.
Больше никаких тайных поездок в Чикаго.
Больше никаких тайных поездок в Чикаго.
Больше никаких тайных поездок в Чикаго.
Дрожь пробежала по моим рукам, проникая в сосуды и вены. Меня трясло изнутри. Легкие сжались, и с каждым вдохом сжимались все сильнее.
Перед глазами поплыли черные пятна.
Я ухватилась за перила террасы, камень под моими пальцами был как лед.
Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.
Свет разлился по террасе, предупреждая, что кто-то вышел на улицу.
Я крепко зажмурилась, слезы потекли из-под нижних ресниц. Джианна, Джианна, Джианна. Я напрягалась и стала ждать ответа. Я ждала, что мир поймет, насколько я повреждена изнутри. Чтобы расколоть меня и увидеть все, что было у моего отца с самого начала. Другая часть меня, тихая, но сильная, хотела кричать, орать, позволить ей править со стальным сердцем и рыжими волосами.
— Хочешь узнать, что я люблю больше всего?
Я крепче вцепилась в перила.
Вдох. Выдох.
— Андромеду. — Аллистер придвинулся ближе. — Осеннее созвездие, в сорока четырех световых годах от нас.
Его шаги были ровными и безразличными, но голос сухим, будто он находил мой приступ паники положительно скучным.
Его поза вызвала небольшой прилив раздражения, но внезапно пошатнулась, когда мои легкие сжались и не выпускали воздух. Я не смогла сдержать сдавленного вздоха.
— Найди ее.
Это был приказ, несущий в себе резкие нотки.
Не сопротивляясь, я подчинилась и подняла голову. Слезы застилали мне глаза. Звезды плавали вместе и сверкали, как бриллианты. Я была рада, что звезды не бриллианты — люди найдут способ сорвать их с неба.
— Андромеда это тусклая, расплывчатая звезда справа. Найди ее.
Мои глаза искали ее. Звезды не так-то легко разглядеть, которые скрытые смогом и сиянием городских огней, но иногда, в такую счастливую ночь, как сегодня, загрязнение рассеивалось, и они становились видимыми. Я нашла звезду и сосредоточилась на ней.
— Ты знаешь ее историю? — спросил он, и его голос прозвучал совсем рядом со мной.
Холодный ветер коснулся моих щек, и я медленно вдохнула.
— Ответь мне.
— Нет, — процедила я сквозь зубы.
— Андромеду считали одной из самых красивых богинь. — он придвинулся ближе, так близко, что его пиджак коснулся моей обнаженной руки. Его руки были в карманах, а взгляд устремлен в небо. — Ее принесли в жертву за красоту, привязали к скале у моря.
Я представила ее, рыжеволосую богиню со стальным сердцем, прикованную к скале. Вопрос вырвался из самых глубин моего существа.
— Она выжила?
Его взгляд упал на меня. Вниз по следам слез к крови на моей нижней губе. Его глаза потемнели, челюсть сжалась, и он отвел взгляд.
— Она выжила.
Я снова нашла звезду.
Андромеда.
— Спроси меня, что означает ее имя.
Еще одно грубое требование, и мне захотелось отказаться. Сказать ему, чтобы он перестал мной командовать. Тем не менее, я хотела знать — мне вдруг это понадобилось. Но он уже шел прочь, к выходу.
— Подожди, — выдохнула я, поворачиваясь к нему. — Что означает ее имя?
Он открыл дверь, и на террасу хлынул луч света. Черный костюм. Широкие плечи. Прямые линии. Он повернул голову ровно настолько, чтобы встретиться со мной взглядом. Синий.
— Ее имя значит: повелительница людей.
Ледяной ветер почти поглотил его слова, прежде чем они достигли меня, взъерошив мои волосы на щеках.
А потом он исчез.
Я ухватилась за перила и посмотрела на небо.
Мое дыхание стало ровным.
Узел в груди ослабел.
Дрожь в венах превратилась в горячее гудение электрической линии.
А потом я сделала это для всех, кто не мог.
Я сделала это для каждого синяка.
Каждого шрама.
Каждого удара по моему лицу.
Но больше всего я сделала это потому, что мне этого хотелось.
Я закричала.
Дни перетекали в ночи.
Следующие несколько месяцев ускользнули, поглощенные вихрем вечеринок, отпусков, гонок и спа-ретритов по выходным. Наркотики и выпивку доставляли так же легко, как серебряное блюдо со свежими фруктами и круассанами, которое каждое утро стояло на двенадцатиместном обеденном столе.
Я была молода.
Избалованна.
Полна тоски.
Я поглощала все, что заставляло мое сердце биться быстрее. Заставляло меня забыть. Почувствовать себя живой.
Иногда это доставляли в виде порошка Колумбийского производства.
И в другие времена... синий.
— Жить роскошной жизнью.
Этот протяжный звук проник в мою кровь и согрел меня изнутри.
Я развалилась на шезлонге возле бассейна в мерцающем золотом платье, мои волосы были собраны в беспорядочную прическу, бретелька платья соскользнула вниз по плечу. Стояла не по сезону теплая мартовская ночь, и я этим воспользовалась.
Я впилась зубами в клубнику, когда мой взгляд встретился с Аллистером.
— Завидуешь?
— Ближе к апатии.
Свет фонарей у бассейна отбрасывал на него серебристые, голубые и
