запихнули в машину, в которой сидела эта сволочь. Стал приставать, лез целоваться. Не знаю, как я справилась, но сбежала… В полицию. Написала заявление. А на следующий день меня вызвали и сказали, что не видят состава преступления и дело закрывают.
— А что сделал твой парень?
— А что он мог сделать против Волошина⁈ — срываюсь от подкатывающих слёз, подхожу и сажусь рядом с ним. — Через неделю мне позвонил друг Вадика и сказал, что у них был обыск и в вещах Немцова нашли килограмм героина, развешанного на дозы. И теперь ему светит пятнадцать лет строгого.
— За килограмм в зависимости от судьи могли и двадцатку впаять, — произносит задумчиво.
Откуда ты…? Ой, да ладно.
— Через пару дней появился Волошин, сказал, что знает о проблеме Вадика и готов помочь. Но с одним условием — я выхожу за него замуж.
— А Вадик не употреблял?
— Нет! Он даже не пил.
— Ну да. Художники они же все пушистые зайки, вдохновение через нос с воздухом втягивают.
— Не веришь — не надо!
— Мда… Ладно… Классический развод. Сам подстроил, сам же и спас. Ты согласилась, — усмехается.
— А что мне было делать? Вадика бы из-за меня посадили. Я не могла ему жизнь сломать. Пятнадцать лет! Да он бы там и недели не протянул!
— И где сейчас находится твой Вадик?
— Не знаю, уехал куда-то. На Бали кажется… Закаты рисует…
— Отлично устроился. Свалил в закат от тебя подальше. Да, Роза, что ж в тебе не так, что к тебе такие тянутся?
— Знаешь что⁈ — подрываюсь с желанием уйти. — Иди ты!
— Сядь! — встаёт и нажимом на плечи усаживает меня обратно. — Я не хотел тебя оскорбить.
— А получилось!
— Извини. Перегнул… Почему ты сразу, как Вадик уехал, не подала на развод? Зачем до сих пор терпишь?
— Потому что он пообещал и с мамой моей тоже проделать. Она медсестрой в онкологии работает. Там препараты наркотические. Представляешь, что будет?
— Расследование будет.
— Да. Но репутацию уже не отмоешь. А она и так всегда боль и страдания людей видит. Своё она не выдержит.
— Поверь мне, у медиков выдержка — ого-го!
— Ты-то откуда знаешь? — поднимаю на него глаза.
— У меня мама акушер-гинеколог.
Вот это новость!
— А папа кто?
— Папа? Так, начальник один…
Обманывает. Глаза в сторону отвел и губы поджал.
— Только я не хочу своей маме треша. Поэтому и терплю. Надеюсь, я ему рано или поздно надоем, и он меня выгонит.
— Глупая… — присаживается передо мной на колени и берёт за руки. — Пока ты покорно терпишь, он тебя не выгонит. Он видит в тебе жертву. Нужно менять твоё отношение к ситуации.
— То есть?
— Превратиться из жертвы в хищника.
— Как это? — я, правда, не понимаю.
— Научиться давать отпор.
— Бить в ответ? — догадываюсь.
— Да.
— Я не смогу, я никогда не дралась!
— Я научу. Если будешь умницей, то очень скоро сможешь сама ему хорошенько вломить.
— У меня смелости не хватит…
— Я расскажу тебе секретный рецепт Гудвина, — широко улыбается.
Какая же у него потрясающая улыбка… От неё внутри всё порхает. И блеск в глазах слепит.
Мне кажется, что время остановилось. Я смотрю на него и очень-очень медленно моргаю. А ещё его губы… Они рядом. Всего-то надо податься вперёд и прижаться к ним своими.
— Зачем тогда ты? — произношу срывающимся вниз голосом.
— Я не всегда могу быть рядом. Как вчера, например, — Тарас поправляет мне локон.
А я щекой ловлю его прикосновение. Мне так нравится трепет, который оно вызывает в моём теле. Пульсация внизу живота. Кайф…
Закрываю глаза. Его палец скользит по моей коже на скулах, по губам. Слышу, как он приподнимается и целует нежно в кончик носа.
— Тебе пора, — шепчет на ухо.
Что? Пора? Нет! Я не хочу туда в холодную постель с храпящим хряком через стенку.
Я хочу к тебе, в твои объятия. Поцелуи твои хочу умопомрачительные. Я просто уверена, что они такие. Кончик носа огнём горит.
Не гони меня, пожалуйста…
— Завтра тебе придётся проявить женскую хитрость, чтобы выехать из дома, — шепчет в висок, прижимая к себе.
— Нас не выпустят… — задыхаюсь от его близости и жара тела.
— Прикинешься больной. Живот болит. То, чем вы прикрываетесь, когда вам не хочется любовью заниматься.
Да с тобой хоть сейчас!
— Сделаем вид, что поехали в больницу.
— А если он проверит?
— Я договорюсь с мамой, она всё подтвердит.
— Отследит машину?
— Это я беру на себя. Не волнуйся. Я знаю, как сделать так, чтобы маячки не работали. И ещё… Никогда не обсуждай ничего важного при включённом телефоне. Я на сто процентов уверен, что в нём есть программа для прослушивания и отслеживания твоего местоположения. Машину можно бросить, а вот телефон мы держим при себе. Так что оставишь его дома. Поняла?
— Да.
— Вот и умничка. А теперь иди к себе и ничего не бойся. Доверься мне. Я вытащу тебя из этой клоаки.
— Хорошо…
— Привет, мам! — звоню ей утром.
— Судя по тому, что ты мне звонишь с ранья, у тебя что-то архи важное, — сразу включает язву.
В этом они с отцом очень похожи.
— Помощь твоя нужна, — включаю хитрую лису.
— Если очередная твоя пассия залетела и хочет сделать аборт, то сразу — нет! Женитесь и рожайте! Мы внуков хотим.
— Что? Какая пассия, какой залёт? Мам, я не о том!
— А что тогда?
— Можешь подтвердить, если у тебя спросят — была ли у тебя на приёме Розалия Волошина, — что была? — умоляющим голосом.
— Кто это? — серьёзный голос.
— Знакомая одна…
— И кто должен про неё спросить? — допрашивает с пристрастием.
— Не важно… Хоть кто… Просто скажи, что она у тебя была во второй половине дня. И что ей нужно будет приехать ещё несколько раз на приём.
— Почему я должна врать? — подозрительно.
— Ты нам очень поможешь, мам.
— Вам? Тебе и Розалии?
— Нет. Мне, ещё одному твоему сыну и отцу.
— А Розалии? — умеет она выдавливать информацию, у бати научилась.
— Ну, и ей тоже…
— Господи! Шипы и Роза! Прямо название для какого-нибудь женского романа или мыльной оперы, — представляю, как она в этот момент глаза закатывает.
Да, немного смешно…
— Поможешь, мам?
— А у меня есть выход? Ссориться с твоим отцом я не хочу. А тебе не мешает перед ним реабилитироваться. Он до сих пор на тебя зуб точит, после твоего увольнения из конторы, — меняет гнев на милость.
— Вот и ситуация подходящая.
— Розалия, твоя, хоть хорошая? — слышатся тёплые нотки в
