class="p1">— Если ты не прекратишь терроризировать жену, достойную мать твоей дочери, я… — Папуша замолкает на полуслове.
Мы втроем смотрим на журнал, после чего золовка забирает Виту и, склонив голову, послушно поднимается на второй этаж. Дочка хнычет, тянется к Максу, но Папуша непреклонна. Мое сердце разрывается за дочь, не выношу, когда она плачет, для меня это убийственно. Даже если я уверена, что у нее ничего не болит и это каприз.
Перевожу взгляд на обложку.
Вспышки перед глазами. Неужели это правда? Вижу себя и забываю дышать, в ушах гул. Пульс частит, аж пальцы покалывает. Если можно испытать сексуальное возбуждение от успеха, то это — оно самое. Жгучее, ошеломляющее. Незабываемое.
Вцепляюсь в журнал мертвой хваткой. Максим говорит что-то, а я вскакиваю на ноги и начинаю метаться по кухне. Открываю, листаю, жадно ищу свою статью. Вот она! Интервью, которое я дала помощнице Жана, на целую страницу! Оно на французском, ничего непонятно. А еще там фотографии! Эффектные, цепляющие. Еще более откровенные, нежели на обложке.
Помню, как застеснялась раздеваться при всем честном народе, но Жан объяснил, что только так мы зацепим аудиторию и что нужно быть смелой. Он прилетел ради меня и попросил довериться. Все три дня мы плотно работали в студии.
Жан не мог ждать и занимался ретушью прямо в самолете, через пару дней уже выслал несколько фотографий. Получила я их в ресторане, во время ужина с Максимом. Мы отмечали какой-то его успех на работе, Макс рассказывал, я делала вид, что понимаю.
Мы смеялись, когда позвонил курьер.
Максим тогда искренне удивился, а я решила, что он подшучивает надо мной. Сам организовал подарок и притворяется, будто не в курсе, что происходит. Он часто что-то дарил просто так, без повода. У меня… ничего же не было, угодить было несложно.
Когда в зал зашел курьер с букетом, Максим оперся на локти и посмотрел на меня внимательно. Взгляд его поменялся. Глаза цвета мокрой земли приобрели графитовый оттенок, их будто пеплом присыпали. А может, так показалось в необычном освещении?
Я пожала плечами и улыбнулась.
Это был очень хороший ресторан, из тех, где меню девушкам приносят без ценников. Максим любил водить меня по таким заведениям, потому что съесть салат за две тысячи рублей я не могла физически, а ему непременно хотелось приучить меня к дорогой кухне.
Официант тут же откуда-то взялся с вазой. Букет был роскошным, он благоухал на нашем столе, пока я вскрывала конверт. Все еще без задней мысли это делала, приговаривала: «Что бы это могло быть?» На сто процентов была уверена, что Максим вновь решил порадовать.
Жан любит делать сюрпризы, это я поняла в тот вечер.
Максим молча следил за моими движениями. В конверте была записка: «Бриллиант». И подпись Рибу. А еще десяток фотографий.
Макс склонил голову набок, чуть сжал губы и хищно улыбнулся:
— Кто это, Ань?
Я догадалась, что он в шоке. Настолько глубоком, что даже не может сразу выбрать модель поведения.
— Это не поклонник, — тут же успокоила.
У нас были фиктивные отношения, которые мы поддерживали, помогая друг другу. Получить цветы от ухажера при муже — это было бы слишком. Демонстрация пренебрежения, вызов или что-то в этом роде.
Ревности Максим ко мне, конечно, не испытывал, с этим я успела смириться. Но при этом его эго такое бы не стерпело. Ладно бы дома, но публично…
— А кто? — уточнил он.
Голос прозвучал невинно, но я уже успела узнать мужа достаточно, чтобы улавливать перемены в настроении. Какие угодно он мог испытывать эмоции, но точно не невинные. Никогда.
Вскрыла очередной конверт, а там фотографии. Я застыла, чуть не расплакалась. Они были хороши настолько, насколько не вписывались в картину мира Максима.
Конечно, я не осмелилась сказать Жану, что муж не знает о моей фотосессии. Он прислал без задней мысли.
— Это от Рибу, Макс. Помнишь, он приезжал на той неделе? Потом рассмотрю, давай продолжим ужин. — Я попыталась убрать конверт в сумку, но Максим нетерпеливо потянулся.
Его лицо нужно было видеть. Он действительно побледнел как мел, когда увидел мои яркие соски. Кажется, в жизни они темнее. Подкрасили?
Ком застыл в горле. Почему-то стало неловко. Тело загорелось, пульс забился. При муже раздеться… это не то же самое, что перед фотографами. Совсем-совсем другое.
Максим вежливо попросил себе всю пачку. Десять фотографий размером пятнадцать на двадцать, рассмотреть можно было каждую деталь. На второй фотографии в его лицо словно плеснули краской, он пошел пятнами. Я наблюдала процесс воочию и бледнела, чтобы, наверное, соблюсти какой-то баланс.
Цветы в вазе пахли безумно. Именно в этот момент позвонил Жан. На ломаном английско-французском с добавлением русских эпитетов я поблагодарила от души. Сердце колотилось все быстрее.
Максим листал фото молча. Сперва быстро проглядел, нервно, истерично. Затем принялся рассматривать неспешно. Предельно внимательно. Неловкость достигла пика, сидеть напротив него стало невозможно.
— Все в порядке, Макс? — спросила я. — Ты что-то побледнел. Если тебе дурно, давай попросим воды… или, может, выйдем на воздух?
Он достал сигарету и зажал между зубами. Тут же подошел официант. Максим, словно опомнившись, заверил, что курить не будет, но попросил виски. Выпил порцию, дал знак повторить.
Тут уж я совсем занервничала, попросила вернуть фотографии. Он отказался.
— Я пока не всё рассмотрел, — сказал мне. — Есть еще?
— Что?
— Тут пизда не попала в кадр. Может, на других видно лучше?
Похолодела я тогда вся, словно на мороз выгнали. До костей пробрали тон и взгляд.
— Такого нет точно.
Макс стиснул зубы, отчего скулы проступили четче, а лицо будто заострилось.
— Не надо меня рассматривать, — строго произнесла я. — Перестань. Ты это делаешь так, что мне неловко.
— Почему? Ты ведь сама разделась перед камерой. Или тебя заставили? Угрожали, давили? — Он поднял глаза.
Графит стал искрить: под слоем золы разгорался дикий цыганский темперамент.
В этот момент я поняла, что, если обвиню Жана, фотографу конец. Не знала как. Не представляла, каким образом, но это случилось бы.
— Это просто работа, Максим. Я ведь модель, а Жан Рибу знает толк в искусстве. Если хочешь, объясню тебе разницу между порно и…
Он вздохнул, и я замолчала. Как раз принесли еще виски, он выпил. Я сделала глоток воды с лимоном.
Стало душно! Максим не просто мужик из двадцать первого века, он даже не деревенский гопник из Упоровки, где свои законы и правила. Много хуже! Для него тело женщины — это нечто особенное, и нужно заслужить, чтобы его увидеть.
