и чувствовала безопасность. Смеялась над черными шутками и комментариями, умирала от счастья, когда он улыбался, чувствуя Виту. Тогда мурашки бежали по коже. Я думала о том, что ни одна женщина не дарила ему таких эмоций. Что мы связаны навеки.
Мы были чужими людьми, но это был наш первый общий ребенок. Максим заботился обо мне, а я за это позволяла ему быть к дочке так близко, как он хочет.
Старалась относиться к нему как к старшему брату. Изо всех сил старалась… Вот только силы духа не хватало. Лишь одна мысль, что у него где-то есть София, — низвергала в ад. Но когда Максим ушел из дома к ней, я ощутила, что такое боль по-настоящему. И заткнула ее, словно заплатой, ненавистью.
Жан мне, конечно, не заплатил за фотосессию, это я сняла студию для работы. Но я неплохо получала за сотрудничество с питерским брендом и в том месяце впервые не отослала деньги маме, а оставила для себя. Покупала продукты, выбрала коляску и кое-что для малышки. Я надеялась, что Максим оценит.
Или возмутится. Приедет посмотреть, как я?
Спустя неделю молчания с его стороны я осознала, что он ушел насовсем. Из-за чего? Из-за фотографий?! Ненавидела его за то, что так легко отказался от нас с дочкой.
После родов Максим действительно закончил интрижку с Софией. Больше я о ней не слышала, но спустя время его рубашки снова стали вонять.
Он перестал говорить при мне по телефону с женщинами, у которых щенячьи интонации. Приходилось проводить расследования, чтобы докопаться и найти признаки измен. Иногда мне кажется, я неделями только этим и занималась помимо ухода за дочерью.
Я кручусь на месте, прыгаю от ошеломительного счастья! Грудь сдавило, кожу покалывает. Поднимаюсь на седьмое небо и парю над этим городом! Над целым миром! Жан — волшебник, настоящий ангел-хранитель.
— Максим, спасибо, что организовал мне встречу с Жаном, — выпаливаю, задохнувшись радостью. — Просто от души спасибо за этот шанс!
На мужа не смотрю. Вдруг становится все равно, о чем он думает. Плевать. Просто плевать! Я звезда. Я — Вселенная.
— Хм. Ты в восторге, — заключает он ровным голосом, из чего я делаю вывод, что муж в бешенстве.
Сама подбегаю с журналом к окну, чтобы рассмотреть получше. Вау.
— Давай разведемся, — выпаливаю быстро себе под нос. — Если тебе что-то не нравится, давай разведемся.
Максим ничего не отвечает секунду, вторую, третью. Первая горячка спадает, и я оборачиваюсь. Он скрестил руки на груди. В глаза смотреть не рискую, но журнал к сердцу прижимаю. Мое.
— Я модель. Я топ-модель, Максим. И конечно, у меня будут обнаженные фотосессии. Это работа такая.
— Мы уже говорили на эту тему: у моей жены не может быть работы светить задницей. Я сейчас в таком ахуе, милая моя девочка, что готов кого-нибудь убить. Я этого… Рибу достану и из России, он такую неустойку нам выплатит…
— Нет.
Секунду длится молчание. Затем слышу грубоватый голос:
— В смысле нет? Он опубликовал интимные фотографии без лицензии.
Я молчу, и Максим продолжает:
— Или у него были права?
Вдох-выдох. Да по фигу!
— Я модель, Максим. Бриллиант. Зимой я еду в Париж на Неделю моды. Это мой путь, и это моя жизнь. Яркая, интересная, великая. Я и так отдала тебе целый год.
Он снова отвечает не сразу.
— Тогда наши пути расходятся, потому что подобного плана величие не по мне.
— Я тут прекрасна, — показываю журнал.
— Да.
От неожиданности вскидываю глаза и напарываюсь на черноту.
— Рибу поместил тебя на обложку, чтобы продать своим друганам русскую девочку экзотической внешности. Я тебе рассказывал, ты чем слушала? Знаешь же, из какой я тусовки, сколько таких девочек с обложек переебали мои пацаны, и я в том числе, в свое время. На скольких, как ты думаешь, женились? — Максим показывает мне ноль. — Если ты хочешь на эту гребаную обложку, выбери любой наш журнал, я заплачу, и ты там будешь завтра же. В нормальном, блядь, платье.
Качаю головой. Больной. Больной придурок.
— Я сам телкам пару раз дарил обложки, не понимаю, че вы от этого фанатеете. Откуда еще у меня связи? — Он будто бы начинает нервничать, или маска спадает. Максим суетится, руками разводит. — В каком журнале хочешь? Любой. Скажи, я тебя устрою. Назови любой журнал.
— Перестань. Меня. Унижать.
— Мы договорились, что ты будешь с Витой. Она маленькая.
— Жан не работает с девушками старше двадцати лет, осталось мало времени. Я старалась, но… роль цыганской жены у плиты — не по мне. Меня уже… тошнит от всего этого.
Максим обескураженно качает головой, трет лоб, и это невыносимо. Ругаться с ним невыносимо.
— Как еще мне тебя убедить? Как описать будущее? Хочешь, чтобы смотрели на тебя и видели тело? Просто тело?
— Я хочу развода, — повторяю. — Поеду в Париж, и будь что будет. Всяко лучше, чем здесь.
Он вновь качает головой. А потом вдруг хватает сахарницу и со всей дури швыряет в стену. Я застываю. Она фарфоровая, подарок на свадьбу от его родителей. Красивая такая!
Сахарница врезается в стену и разбивается дребезги, вместе с сахаром осыпаясь на пол.
— Не смею задерживать.
Он разворачивается и идет в сторону лестницы. Заведенный, аж потряхивает его. Как и меня. Беру чашку из набора и тоже швыряю в стену. Потом еще одну, ему вслед. Мимо. Она бьется, осколки в стороны. Максим прижимает ладонь к лицу. Не оглядывается.
Хочется запустить в него еще что-нибудь! Я не готова прекратить ругаться, я хочу продолжать! Но, зная его…
— Вита меня любит! — кричу ему в спину. — Если ты нас разлучишь, у нее будет травма! Она вырастет и никогда тебе этого не простит! Никогда на свете! Поэтому ты так не сделаешь! Или будешь конченым! Просто конченым!
Максим опускает руку, сжимает в кулак. Вновь качает головой и поднимается выше.
Я показываю ему в ответ средний палец. Но он не видит, не оборачивается. Ему по хрену. Ненавижу! Как я его ненавижу! Несусь в прихожую, хватаю пальто и выхожу из дома, сажусь в машину и жму на газ. Включаю музыку. Меня трясет.
Тупой старомодный цыган. Старый-старый-старый дед! Психованный неадекват! Просто ненавижу!
На пассажирском сиденье лежит журнал, на котором я. Моя первая обложка, мой первый успех! Сжимаю зубы. Максим никогда мне этого не спустит. Никогда не свете.
Качаю головой. Пупыш сказал, что я должна стать личностью, что должна быть яркой, иначе Максим никогда меня не оценит.
